ФСБ пытается получить доверие также и по единственному пункту, которое обвинительное заключение «не доказывает»: заявление о виновности Никитина в совершении государственной измены в форме шпионажа.

Большинство эпизодов, описанных в фактической части обвинительного заключения, в юридической части не упоминаются. Таким образом, эти факты, которые среди прочих описывают различные встречи Никитина и других представителей «Беллуны» с людьми, отвечающими за радиационную безопасность на Северном флоте, а также случай с фотосъемкой представителями «Беллуны» судоремонтного завода № 10 в г. Полярный Никтину не инкриминируются. Следовательно, эти факты в лучшем случае могут быть только рассмотрены в качестве косвенных улик, имеющих малое или вообще никакого значения.

Единственные инкриминируемые Никитину факты – это копирование сведений из «секретных» книг в библиотеке Военно-Морской академии им. Кузнецова и последующая передача части этих сведений «Беллуне». Таким образом, эпизод с библиотекой является тем самым стержнем обвинения в государственной измене в форме шпионажа. Если бы Никитин не ходил в библиотеку, то и уголовного дела по обвинению его по статье 275 УК РФ (государственная измена в форме шпионажа) не было. Главным свидетелем по факту посещения Никитиным библиотеки и, следовательно, обвинений в государственной измене в форме шпионажа является вышеупомянутый Артеменков. В общей части обвинительного заключения в отношении Артеменкова говорится следующее:

«В августе 1995 года НИКИТИН обратился к своему знакомому — бывшему офицеру ВМФ (в прошлом также сотруднику Инспекции ядерной безопасности атомных установок) Руденко В. Л. с вопросом о наличии специальной литературы по ядерным авариям на АПЛ.



С целью получения доступа к этой литературе 7 августа 1995 года по телефону НИКИТИН обратился к своему знакомому — бывшему научному руководителю в период учебы в академии, а в последующем доценту кафедры N 33 ВМА имени адмирала Н.Г. Кузнецова АРТЕМЕНКОВУ В.С. с вопросом о наличии в спецбиблиотеке академии литературы по ядерным авариям на АПЛ.



Зная НИКИТИНА как бывшего офицера ВМФ, имевшего допуск к секретным и совершенно секретным сведениям, и, в частности, к сведениям о ядерных энергетических установках атомного подводного флота и надводных кораблей, АРТЕМЕНКОВ сообщил ему, что подобная литература действительно имеется в спецбиблиотеке академии и согласился предоставить НИКИТИНУ эту секретную и совершенно секретную литературу. Тогда же между ними была достигнута договоренность о посещении НИКИТИНЫМ ВМА на следующий день.



8 августа 1995 года НИКИТИН, используя не сданное при увольнении в запас удостоверение личности офицера и на основании оформленного АРТЕМЕНКОВЫМ пропуска, прошел на территорию ВМА им. адмирала Н.Г. Кузнецова, расположенной в Санкт-Петербурге по адресу: Выборгская набережная, дом 73/1. В служебном помещении кафедры N 33 академии получил от АРТЕМЕНКОВА совершенно секретные сборники: «Происшествия на атомных подводных лодках 1965-1983 г.г.», издание 1987 года, и Технические происшествия на атомных подводных лодках ВМФ 1984-1987 г.г.», издание 1990 года; и секретные сборники: «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1991 год», издание 1992 года, и «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ

за 1989 год», издание 1990 года. АРТЕМЕНКОВ в свою очередь получил эту спецлитературу в секретной библиотеке академии и предоставил ее НИКИТИНУ в нарушение действующего порядка секретного делопроизводства.»

Далее следует описание инкриминируемых Никитину действий «в помещении кафедры № 33 ВМА». Утверждается, что он выписал различные сведения об авариях и инцидентах, происшедших на Советском атомном подводном флоте с 1965 по 1989 год «в целях последующей передачи собранных данных иностранной организации «Беллуна». И согласно «заключению экспертной комиссии при Восьмом управлении Генерального штаба ВС России, содержат сведения о потерях в мирное время вооружения и военной техники, которые в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Закона Российской Федерации «О государственной тайне». Однако во время действий Никитина этот закон сам по себе никакие сведения не засекречивал. В нем лишь говорилось, что сведения в различных областях «могут» быть засекречены, в то время как само засекречивание должно проводиться на основе официально опубликованных указов президента. Однако таких документов не существовало до 30 ноября 1995 года (приказ № 1203:95), спустя четыре месяца после посещения Никитиным библиотеки и более двух месяцев после окончания (согласно ФСБ) его «преступной деятельности» передачей инкриминируемых секретных сведений в Норвегию.

Тем не менее, приказ № 1203:95 все еще является частью юридической основы обвинения против Никитина, напрямую нарушая статью 54 Конституции РФ. Эксперты, чье заключение от 10 июня 1999 года является основой нового обвинительного заключения, также добавили еще один указ президента с обратной силой (№ 061:98). Кроме того, они продолжили использование приказов № 071:93 и 055:1996. Однако по причине их секретности статья 15 (3) Конституции РФ запрещает их применение в качестве основы уголовного дела. Более того, так как эти приказы даже не были зарегистрированы в Министерстве юстиции, то, говоря официальным языком, они даже не существовали. Из-за этих юридических пробелов ФСБ никогда не имела возможности доказать, что инкриминируемые «выписанные» сведения вообще являются секретными. Единственным «доказательством» являются заключения различных военных экспертов, основанные на вышеупомянутых секретных, имеющих обратную силу и незарегистрированных приказах.

Следует также заметить, что в обвинительном заключении отсутствуют четкие доказательства факта выписки Никитиным в библиотеке каких-либо сведений. Во время допроса 22 ноября 1995 года Никитин сообщил, что во время службы в инспекции по ядерной безопасности ВМФ (1987-92), где в его обязанности входила проверка безопасности на борту атомных подводных лодок ВМФ, он из различных источников выписывал сведения об авариях на борту АПЛ: «Главным образом я делал записи, когда работал в инспекции. Документы, которые я использовал, были в основном не засекречены, даже если я и использовал информацию из секретных источников, к которым я имел доступ по характеру моей службы… я использовал эти записи в моей работе по проверке судов. Относительно

аварий и инцидентов я получал информацию из бюллетеней ВМФ» (том 1, стр. 135-136).

Это выглядит правдоподобным объяснением наличия у Никитина рукописных записей, содержащих сведения об авариях и происшествиях на борту российских АПЛ, а доказательство того, что эти выписки были сделаны 8 августа 1995 года в библиотеке Военно-Морской академии им. Кузнецова, абсолютно отсутствуют. Однако вместо проверки достоверности утверждений Никитина следователи ФСБ упрямо настаивают, что Никитин выписал эти сведения из «секретных» сборников Академии. Причина вероятно в том, что инкриминируемая выписка сведений из этих сборников является единственной фактической основой обвинения в измене.

Также следует заметить, что Артеменков никогда не свидетельствовал, о том, что он видел, как Никитин делал какие-либо выписки из упомянутых сборников. 8 ноября 1995 г. он не видел, приносил ли Никитин с собой в библиотеку какие-либо «сумки, портфели, тетради или бумаги» (том 2, стр. 102). Он сказал, что 1 декабря «у Никитина был портфель и какие-то бумаги», но он не мог вспомнить никаких подробностей (том 2, стр. 108). Однако, даже 25 сентября 1996 г., когда по другим пунктам он изменил свои показания не в пользу Никитина, он продолжал утверждать, что «в моем присутствии Никитин никаких выписок из книг не производил» (том 2, стр. 152).

После общего описания «измены» Никитина в обвинительном заключении приводится более детальный отчет обстоятельств, на которых ФСБ базирует свое обвинение. В течение последующих страниц обвинительного заключения дается детальное описание пяти фаз «измены» Никитина. Каждая фаза соответствует отдельному разделу обвинительного заключения:

Так как темой этого документа является роль Артеменкова как главного свидетеля, то интересующей частью является «Предпринимаемые НИКИТИНЫМ действия по сбору информации о Северном флоте России», где говорится о его «действиях» для получения доступа в библиотеку Военно-Морской академии им. Кузнецова и к «секретной литературе», в копировании которой он обвиняется. По-видимому, это первая часть обвинительного заключения, где присутствуют какие-то конкретные свидетельства обвинений в измене. В то время как три первые «фазы» вообще отсутствуют в юридической части, и на них также нет ссылок. По-другому обстоит дело с четвертой «фазой». Однако за исключением собственных объяснений Никитина, лишь показания Артеменкова представляют какой-либо интерес.

Остальной материал, представляющий доказательства», только подтверждает показания Артеменкова и Никитина ФСБ: 8 августа Никитин посетил библиотеку, предварительно договорившись с Артеменковым. Это касается показаний свидетелей Руденко, Безверхого, Сопко и Слюсарева, а также протоколов осмотров ежедневной выдачи секретной литературы в Военно-Морской академии им. Кузнецова, а также из записи телефонного разговора Никитина с Артеменковым 7 августа, а с представителем «Беллуны» Игорем Кудриком 8 и 18 августа 1995 года.

Руденко, бывший коллега Никитина, сообщил, что летом 1995 года к нему обратился Никитин «с вопросом о существовании сборников либо отчетов с информацией по ядерным авариям на атомном подводном флоте». Он сообщил НИКИТИНУ, что подобная литература может находиться в библиотеке ВМА имени адмирала Н.Г. Кузнецова. Безверхий, доцент кафедры N 33 ВМА имени адмирала Н.Г. Кузнецова, подтвердил, что 7 августа 1995 года на кафедру звонил НИКИТИН, по просьбе которого он пригласил к телефону АРТЕМЕНКОВА. СОПКО Г.Д. и СЛЮСАРЕВА Т.А., работники ВМА, показали, что Артеменков получал сборники и описания аварий на атомном подводном флоте, что также подтверждается протоколами осмотров ежедневной выдачи секретной литературы в ВМА. Наконец подслушанный ФСБ разговор Никитина с Артеменковым подтверждает тот факт, что они 7 августа договорились, что на следующий день Никитин должен придти в библиотеку, а разговор с Кудриком показывает, что Никитин 8 и 18 августа побывал в библиотеке.

Примечательно, что такая тщательная детализация вышесказанного в обвинительном заключении бесполезна. Во-первых, факты относительно предпринятых контактов Никитина для посещения библиотеки и то, что он там прочитал, подтверждается как его собственными, так и показаниями Артеменкова. Во-вторых, единственное фактическое обстоятельство, представляющее в какой-то мере важность для обвинений в измене, что пытается доказать ФСБ, это происшедшее в библиотеке, а на это могут пролить свет только показания самого Никитина или Артеменкова. О собственных показаниях Никитина в обвинительном заключении говорится следующее:

«НИКИТИН также сообщил, что он несколько раз посещал ВМА имени адмирала Н.Г. Кузнецова, в том числе и 8 августа 1995 года, когда был у АРТЕМЕНКОВА. Первоначально он показал, что никаких данных по авариям от АРТЕМЕНКОВА не получал ни в каком виде. (том 1, л. д. 137)

Однако с учетом предъявленных ему доказательств признал, что по его просьбе АРТЕМЕНКОВ предоставил ему полученные в библиотеке сборники «Происшествия на атомных подводных лодках 1965-1983 г.г.» и «Технические происшествия на атомных подводных лодках ВМФ 1984-1987 г.г.», с которыми он ознакомился и сделал выписки по уровню радиации при авариях, других выписок не делал.

НИКИТИН подтвердил, что некоторые данные из представленных АРТЕМЕНКОВЫМ сборников внес в доклад, однако какие конкретно – он не помнит.

Допрошенный в качестве обвиняемого, он подтвердил факт посещения академии 8 августа 1995 года по выписанному на его имя пропуску и удостоверению личности офицера ВМФ, которое осталось у него со времени службы. НИКИТИН не отрицал, что прошел на кафедру к АРТЕМЕНКОВУ, где последний достал из сейфа два совершенно секретных сборника по происшествиям на АПЛ. По утверждению НИКИТИНА, они вместе просматривали эти сборники, пытались найти данные по уровню радиоактивного загрязнению в процессе аварий. Обвиняемый настаивал на том, что АРТЕМЕНКОВ все это время находился в помещении или подходил к столу, где он сидел, и вместе с ним просматривал сборники. Согласно показаниям НИКИТИНА, он нашел всего несколько данных, которые выписал в свою общую тетрадь (том1, л. д. 182-184)

Свое ознакомление с секретными сборниками «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1989 год» и «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1991 год» в процессе посещения ВМА имени адмирала Н.Г. Кузнецова полностью отрицал, ссылаясь на то, что с данной литературой ознакомился ранее в процессе прохождения службы в ВМФ (том 1, л. д. 188-189)».

Обвинительное заключение особо выделяет «противоречие» в показаниях Никитина. Однако, единственным противоречием в показаниях, является первоначальное заявление Никитина, что он не получал никаких сведений от Артеменкова, а затем изменил показания, «когда ему были представлены доказательства». Но, как известно, люди, когда их постоянно допрашивают в полиции, имеют склонность менять свои показания. У этого факта несколько объяснений: трудности с воспоминаниями того, о чем их расспрашивали в первый раз, поскольку это событие не было запечатлено в памяти и всплывает только на следующих допросах. Однако, обстоятельства, связанные с отказом Никитиным признать факт получения информации от Артеменкова ни в коей мере не складываются против него. Из других свидетельств по этому делу, наряду с показаниями самого Артеменкова, ясно, что Никитин открыто просил о предоставлении определенной информации, которая и была охотно передана ему. Изменение показаний Никитиным не является чем-то, что могло бы повредить ему. На самом деле, предположение, что Никитин всячески хотел предостеречь Артеменкова от неприятностей, является, возможно, обстоятельством, вследствие которого он отказался признать факт получение информации от этого человека.

Стоит также заметить, что утверждение Никитина, что он не ознакомился с двумя сборниками о «характеристиках инцидентов» в 1989 и 1991 году, подтверждается показаниями Артеменкова. В разделе 4 эта и другие разницы между материалами допросов и упоминаниями их в обвинительном заключении рассматриваются подробнее. Цель этого раздела – подчеркнуть позицию Артеменкова как единственного главного свидетеля по делу, нет причин обсуждать детали его показаний. Однако если кто-то сомневается в «выдающемся» месте Артеменкова в деле, следует указать на тот факт, что кроме самого Никитина и Игоря Кудрика, получившего обсуждаемые сведения от Никитина, Артеменков – единственный, чье имя упоминается в юридической части обвинительного заключения:

«7 августа 1995 года в г. Санкт-Петербурге обратился к своему бывшему сослуживцу — научному сотруднику Военно-морской академии им. Н.Г.Кузнецова (ВМА) АРТЕМЕНКОВУ В.С. с вопросом о наличии в спецбиблиотеке академии такой информации. Получив утвердительный ответ, попросил предоставить ему эту литературу и договорился о встрече в ВМА на следующий день.



8 августа 1995 года НИКИТИН, по не сданному им при увольнении в запас удостоверению личности офицера и на основании оформленного АРТЕМЕНКОВЫМ пропуска, прошел на территорию ВМА им. Н.Г.Кузнецова, расположенной в Санкт-Петербурге по адресу: Выборгская набережная, дом 73/1. В служебном помещении кафедры N-33 академии получил от АРТЕМЕНКОВА совершенно секретные сборники «Происшествия на атомных подводных лодках 1965-1983 г.г.» (издание 1987 года) и «Технические происшествия на атомных подводных лодках

ВМФ 1984-1987 г.г.» (издание 1990 года), а также секретные сборники «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1991 год» (издание 1992 года) и «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1989 год» (издание 1990 года), которые в свою очередь были получены АРТЕМЕНКОВЫМ по просьбе НИКИТИНА в секретной библиотеке и

предоставлены НИКИТИНУ в нарушение действующего порядка секретного делопроизводства.



Тогда же НИКИТИН выписал из указанных сборников сведения об имевших место в период с 1965 по 1989 год авариях и аварийных происшествиях на атомных подводных лодках ВМФ СССР».

Случай с посещением Никитиным библиотеки ВМА им. Кузнецова вместе с последующей передачей сведений «Беллуне» – единственные фактические эпизоды, упомянутые в юридической части обвинительного заключения. Таким образом, только данные факты инкриминируются Никитину, так как только Артеменков был единственным (за исключением самого Никитина), главным свидетелем по делу, кто знал конкретные обстоятельства происшедшего.

3. Судебная практика по статье 6 (3) и 6 (1) Европейской Конвенции

В преамбуле к Европейской Конвенции говорится, что власть закона является одним из главных элементов общего наследия, провозглашенного странами, которые ратифицировали Конвенцию. Одним из главных аспектов власти закона является независимость и непредвзятость судов в правовой системе. Статья 6 Конвенции является основной по этому вопросу и обеспечивает надлежащее отправление правосудия. Ее цель – гарантия правосудия посредством справедливого судебного разбирательства в разумный срок независимым и непредвзятым судом. Этот основной принцип обозначен в первой части статьи, а две последующие части определяют ряд положений относительно принципа справедливого суда.

Статья 6 гласит следующее:

Статья 6. Право на справедливое судебное разбирательство



1. Каждый человек имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным

на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.



2. Каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком.



3. Каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, имеет как минимум следующие права:

a. быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;



b. иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;



c. защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;



d. допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;



e. пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке.

Дело Никитина началось 5 октября 1995 года. В течение четырех последующих лет был допущен ряд нарушений его прав, предусмотренных статьей 6 Конвенции. Однако до сих пор решения по его делу не вынесено и уголовное дело против него не закрыто. Следовательно, правило исчерпания всех внутригосударственных средств защиты и практика Европейского Суда по правам человека в Страсбурге ограничивает возможности представления этих нарушений в суд, исключая вопрос «разумного срока» в статье 6 (1) и отсутствие эффективных средств правовой защиты согласно статье 13. Поэтому жалоба, направленная Александром Никитиным в Европейский суд 18 июля 1999 года (дело № 50178/99) ограничено только этими двумя вопросами. Однако если судебное разбирательство против него закончится вынесением обвинительного приговора, то есть большая возможность значительно расширить жалобу по ряду вопросов, предусмотренных статьей 6, а также другим статьям Конвенции.

Однако тема этого документа ограничена лишь показаниями Артеменкова и ограничениями Конвенцией возможности использования их как доказательства по делу. Следующий отрывок из статьи 6 (1) представляет интерес: «Каждый человек имеет право … при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое … разбирательство дела … беспристрастным судом…», а также статья 6 (3) (d) дающая обвиняемому право «допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены».

Так как права, гарантированные в статье 6, имеют фундаментальное значение не только для личности, но также для судебных органов и существования демократии, Европейский суд трактует эту статью довольно широко. Однако это не относится к части 3 (d) этой статьи. Хотя в этой части и провозглашается главный принцип «равенства сторон» в судебном процессе, Европейский суд интерпретировал это положение в свете главных принципов права на справедливый суд согласно части 1 этой статьи, и, следовательно, ограничил ее применение. Тем не менее, несколько заявителей подали в Суд жалобы, заявив, что использование неоспоримых свидетельских показаний в качестве основы обвинения против них нарушает право на допрос свидетелей согласно статье 6 (3) (d). Суд согласился со многими заявителями по этому вопросу.

Унтерпертингер против Австрии (А/110, 24 ноября 1986 года) касается дела, где главными свидетелями против Унтерпертингера выступает его жена и падчерица. Согласно статье 152 УПК Австрии им было разрешено не появляться в суде по причине их близкого родства с обвиняемым. Европейский Суд обнаружил здесь нарушение статьи 6 (3) (d), так как показания жены и падчерицы, предоставленные полиции по требованию обвинительной стороны и зачитанные во время судебного разбирательства и позднее в апелляционном суде, являются основой осуждения Унтерпертингера. Этот вывод был аргументирован в следующем порядке (§ 31-33):

«§ 31. … само по себе чтение показаний таким путем не может считаться нарушением статьи 6 (1) и (3) (d) Конвенции, но их использование в качестве доказательства, тем не менее, должно согласовываться с правами защиты, которая является объектом и целью защиты статьи 6. Это особенно актуально, когда гражданин, имеющий согласно статье 6 (3) (d) право «допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены», обвиняется в уголовном преступлении и во время предыдущих процессуальных действий по делу не имел возможности задать вопросы свидетелям, чьи показания были зачитаны во время судебного разбирательства.

§ 32. … Отказавшись дать показания в суде, г-жа Унтерпертингер и г-жа Таппениер не позволили заявителю допросить их или дать возможность другим их допросить относительно их показаний. По общему признанию заявитель имел возможность свободно представить свои замечания во время суда, но апелляционный суд отказался принять его аргумент, где он поставил под сомнение правдивость своей бывшей жены и падчерицы …

§ 33. Действительно, показания г-жиУнтерпертингер и г-жи Таппениер не были единственным доказательством в суде…

Однако, ясно то, что … апелляционный суд основывал судебный приговор против заявителя, главным образом, используя показания г-жи Унтерпертингер и г-жи Таппениер полиции. Суд отнесся к этим показаниям не как к сведениям, а как к доказательствам правдивости обвинений, выдвинутых женщинами в тот момент. По общему мнению, апелляционный суд должен был ранее рассмотреть этот материал, также как и соответствие доказательств, которые обвиняемый пытался оспорить. Однако г-н Унтерпертингер был обвинен на основе «свидетельских показаний», в отношении которых права защиты были заметно ущемлены.

Таким образом, заявитель не имел справедливый суд. Кроме того, имело место нарушение статьи 6 (1) Конвенции, а также принципов установленных в части 3 (d) этой статьи».

В деле Дельта против Франции (серия А/191-А, 19 декабря 1990 года) заявитель был обвинен на основе показаний пострадавшего и офицера полиции. Ни один из этих свидетелей не был допрошен судом, так как они оба проигнорировали вызов в суд, посланный обвинением. В обоснование нарушений статьи 6 (1) и статьи 6 (3) (d) Конвенции Европейский Суд постановил (§ 36, 37):

§ 36. В принципе, доказательства должны быть представлены в присутствии обвиняемого, с последующим обзором аргументов противоположной стороны. Однако это не означает, что для использования свидетельских показаний в качестве доказательств, они должны быть сделаны во время судебного разбирательства. Использование полученных до суда показаний в качестве доказательств само по себе не является нарушением статьи 6 (1) и 6 (3) (d), при условии, что соблюдены права защиты. Как правило, эти права требуют, чтобы обвиняемому была предоставлена надлежащая и адекватная возможность оспаривать и допрашивать свидетеля в момент, когда он делает свое заявление или на более поздней стадии процессуальных действий (см. заключение по делу Костовски от 20 ноября 1989 года, серия А № 166 § 41).

§ 37. … Соответственно, ни заявитель, ни его адвокат не имели адекватной возможности допросить свидетелей, чьи показания были получены при отсутствии первых, а позднее были сообщены полицейским, который сам не был свидетелем нападения в метро. Эти показания были приняты во внимание судами, ответственными за проверку фактов в первой инстанции и после апелляции, так как в деле отсутствовали другие доказательства. Следовательно, они не могли проверить надежность свидетелей и усомниться в их правдивости.

В итоге права защиты были ограничены до такой степени, что г-н Дельта не получил справедливый суд. Соответственно были нарушены часть 1 и 3 статьи 6 Конвенции.

В деле Саиди против Франции (серия А/261-С, 20 сентября 1993 года) обвинение заявителя было основано на показаниях двух анонимов, которые его опознали и сообщили о его участии в совершении преступления. Европейский Суд обнаружил нарушение статьи 6 (1) и 6 (3) (d) и постановил (§ 44):

«§ 44. Следовательно, свидетельские показания являются единственной основой для обвинения заявителя. У него не было возможности допросить или дать возможность допросить данных свидетелей ни на стадии расследования, ни во время судебного разбирательства. Отсутствие какой-либо состязательности в суде лишило его в определенной мере справедливого суда. Суду хорошо известно о больших трудностях в борьбе против поставки наркотиков – в особенности, в деле получения и представления доказательств – и об их разрушительном действии для общества. Однако это не может служить оправданием ограничения прав защиты и любого обвиняемого в уголовном преступлении.

В итоге произошло нарушение статьи 6 (1) и 6 (3) (d) …».

В деле Ван Мехелен и др. против Нидерландов (отчеты 1997-III, 23 апреля 1997 года) заявители обвинялись по существу на основе показаний офицеров полиции, чьи имена не были оглашены, и которые не были представлены обвиняемым лично или публично. Европейский Суд обнаружил нарушение статьи 6 (1) и 6 (3) (d) и постановил (§ 62, 63):

«§ 62. Действительно … анонимные офицеры полиции были допрошены по делу судьей, который выяснил их личности, и в очень подробном официальном отчете сообщил о полученной информации и выразил свое мнение по поводу их надежности и правдивости, а также о причинах анонимности.

Однако эти меры не могут рассматриваться в качестве замены возможности защиты лично допросить свидетелей и сделать свой собственный вывод об их поведении и достоверности. Таким образом, нельзя утверждать, что препятствия в работе защиты были уравновешены вышеупомянутыми процедурами.

§ 63. Кроме того, … осуждение заявителей «в решающей мере» базировалось на этих анонимных показаниях.

§ 64. С точки зрения Суда настоящее дело должно быть разрешено по аналогии с делом Дорсона Дорсон против Нидерландов, отчет 1996-II, 26 марта 1996 года, в котором Суд не обнаружил нарушений статьи 6 (3) (d), так как свидетели: i) имели повод полагать, что они могут применить насилие, ii) были допрошены в присутствии адвоката, iii) имелись в наличии другие свидетельства против обвиняемого как совершившего преступления, в которых он обвинялся…

§ 65. Несмотря на вышесказанное Суд не может считать, что процессуальные действия в целом были справедливы».

Эти дела, как и большинство других дел по статье 6 (3) (d), которыми занимался Европейский Суд в Страсбурге, были связаны с участием анонимных свидетелей или свидетелей, которым согласно внутреннему законодательству разрешалось не появляться в суде. Однако из приведенных выше цитат ясно, что прецедентное право Конвенции развило принципы общего плана. Эти принципы можно определить следующим образом:

Статья 6 (3) (d) не устанавливает общий запрет против чтения показаний свидетеля, который по той или иной причине не может присутствовать в суде. Чтение и дальнейшее судебное использование таких показаний, однако, должно происходить с соблюдением прав обвиняемого. Необходима конкретная оценка каждого дела, чтобы сделать вывод о возможном нарушении статьи 6. Так как статья 6 (3) (d) представляет собой определенный аспект основных требований, заложенных в статье 6 (1), то решающий вопрос – удовлетворяет ли суд в целом требованиям «справедливого суда». Если свидетель считается не важным для определения виновности обвиняемого, и он также будет не важен и для общего исхода суда, то показания такого свидетеля органам следствия могут быть зачитаны в суде без его присутствия. Из-за ограниченной важности таких показаний это не будет составлять нарушения основного права обвиняемого на справедливый суд. Однако если такой свидетель как Артеменков является главным свидетелем или свидетелем, показания которого имели важность для обвинительной стороны, чтобы начать уголовное преследование обвиняемого, а для суда в определении виновности или невиновности, то у обвиняемого нет никаких ограничений для допроса такого свидетеля.

Как следует из вышесказанного, Европейский Суд в ряде своих решений развил эти принципы. Даже если принять во внимание ограничение области применения статьи 6 (3) (d) по сравнению с ее формулировкой, статья остается важной частью принципа «равенства сторон» и дает обвиняемому большую защиту против несправедливых правовых действий.

Европейскому Суду еще предстоит исследовать дело, где было невозможно для обвинения вызвать свидетеля в суд, потому что, к примеру, местонахождение свидетеля неизвестно или его нет в живых. Однако если показания свидетеля имеют решающее значение для дела, практика Европейского Суда оставляет мало сомнений, что при рассмотрении такого дела не будут обнаружены нарушения статей 6 (1) и 6 (3) (d). Верховный Суд Норвегии вынес такие же решения по двум делам в 1992 году (Судебный журнал Норвегии Norsk Retstidende стр. 35 и 792).

Как указано выше Артеменков – не единственный главный свидетель по делу Никитина, но единственный, кто может пролить свет на эпизод с библиотекой Академии им. Кузнецова, который является фактической основой обвинения против Никитина в государственной измене в форме шпионажа. Таким образом, если Никитину будет вынесен обвинительный приговор, то фактической основой для такого приговора будут составлять по большей части показания Артеменкова по этому эпизоду. Если его показания ФСБ будут использоваться в качестве основы приговора Городским судом или Верховным Судом (в случае обжалования приговора), то это будет являться нарушением статей 6 (1) и 6 (3) (d) Европейской Конвенции, ратифицированной Россией 5 мая 1998 года. Согласно статьи 15 (4) Конституции РФ Конвенция является составной частью ее правовой системы, а если ею установлены иные правила, чем предусмотренные внутренним законом, то применяются положения Конвенции. Таким образом, приговор, основанный на показаниях Артеменкова будет не только нарушением Европейской Конвенции по правам человека, но и Конституции РФ.

4. Подробности использования ФСБ показаний Артеменкова

Детальное упоминание показаний Артеменкова находится в части обвинительного заключения под названием «Факт сбора НИКИТИНЫМ сведений, составляющих государственную тайну». Первые два абзаца посвящены телефонному разговору между Никитиным и Артеменковым 7 августа и сборникам, которые просмотрел Никитин 8 августа 1995 года.

«Обвиняемый АРТЕМЕНКОВ в ходе допросов подробно рассказал о факте обращения к нему по телефону 7 августа 1995 года НИКИТИНА с вопросом о наличии спецлитературы об авариях на атомных подводных лодках в секретной библиотеке ВМА. Как пояснил АРТЕМЕНКОВ, на его положительный ответ о наличии сборников и технических описаний по данной тематике НИКИТИН попросил его содействия в ознакомлении с этой литературой.



Как далее показал АРТЕМЕНКОВ, 8 августа 1995 года НИКИТИН по заранее оформленному на его фамилию пропуску прибыл на кафедру N 33 ВМА. Действуя по договоренности с НИКИТИНЫМ, АРТЕМЕНКОВ, что видно из его показаний, получил в спецбиблиотеке академии совершенно секретные сборники: «Происшествия на атомных подводных лодках 1965-1983 г.г.», издание 1987 года, и «Технические происшествия на атомных подводных лодках ВМФ 1984-1987 г.г.», издание 1990 года; и секретные сборники: «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1991 год», издание 1992 года, и «Описание характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ за 1989 год», издание 1990 года, которые в служебном помещении кафедры N 385 указанной кафедры предоставил НИКИТИНУ для ознакомления».

При более тщательном рассмотрении материалов дела обнаружилось, что Артеменков в течение всех допросов придерживался версии, что он предоставил Никитину лишь два сборника (1965-83 и 1984 -87), в то время как два других сборника по 1989-1991 годам не нашлось в тот день в библиотеке. На вопросы об этом 8 ноября 1995 года, Артеменков ответил: «Библиотечный регистр выдачи книг от 8 августа 1995 года, подтверждает, что я

в комнате 263, получил два сов. секретных сборника по просьбе Никитина, а именно 1965-83 и 1984-87. Я помню, что в библиотеке на тот момент не оказалось двух сборников по авариям за 1989 и 1991 г.г. В тот день книги никто не видел … Я полагаю, что я как должностное лицо мог получить сборники… касающийся аварий на АПЛ на период 1987-91…, но Никитин сказал, что он хотел бы ознакомиться с тем, что имелось в наличии, а также что он зайдет ознакомиться с остальными сборниками позже… Я пытался вспомнить, что же произошло 8 августа 1995 года. Я не помню, чтобы кто-то заходил в институт, пока Никитин читал те два сборника, которые я ему предоставил» (т.2 , стр.102) (мой курсив). Это подтверждается и показаниями Никитина, в то время как заявления Артеменкова о том, что он снабдил Никитина всеми четырьмя сборниками, взяты, похоже, из воздуха.

Кроме того, трудно понять, что ФСБ пытается установить, утверждая, что сборники за 1989 и 1991 год также были предоставлены Никитину. Ни в обвинительном заключении, ни в докладе «Беллуны» нет упоминаний об авариях на борту АПЛ в 1991 году. С точки зрения доказательств трудно понять, зачем ФСБ потратила столько энергии на сборник об авариях в 1991 году. Даже если предположить, что Никитин ознакомился с этим сборником в библиотеке (что не доказано, и что само по себе не составляет преступление), то сведений из этого сборника он не разгласил вообще никаких.

Единственная авария в 1989 году, разглашение которой ему инкриминируется, это авария на борту АПЛ К-192 у побережья северной Норвегии, происшедшая 25 июня. Более того, Никитин заявил, что информация в докладе объединения Bellona об аварии на К-192 в 1989 г. основана на том, что он помнил со времен службы. Это заявление подтверждается как показаниями Артеменкова, что книга по 1989 г. не была в наличии в библиотеке, когда там был Никитин, а также Шеметковым (начальник отдела ядерной и радиационной безопасности атомных установок Северного флота). Последний на допросе 19 апреля 1996 г., сказал, что «сведения о расследовании аварии на К-192 … были переданы дежурному офицеру в инспекции по ядерной безопасности в Москве, а затем руководству инспекции, включая Никитина. Результаты расследования были немедленно переданы в Москву» (том 4, стр.221).

Таким образом, объяснения Никитина, что детали аварии на К-192 он знал раньше и не выписывал никаких сведений о ней из библиотеки ВМА, выглядят правдоподобными. Но, тем не менее, «исходя из анализа приведенных доказательств в обвинительном заключении», ФСБ «приходит к выводу, что заявление НИКИТИНА о своей невиновности в инкриминируемом ему эпизоде сбора сведений, составляющих государственную тайну, и его утверждение о том, что он не знакомился с «Описаниями характерных происшествий с кораблями и судами обеспечения ВМФ»в 1989 и 1991 году, не соответствуют действительности». Однако в обвинении эти свидетельства игнорируются, что является одним из многочисленных примеров подтасовки доказательств по делу не в пользу Никитина.

В последних трех абзацах по поводу показаний Артеменкова говорится:

«При этом, согласно показаниям АРТЕМЕНКОВА, он предупредил НИКИТИНА, что в данных сборниках и описаниях вопросы экологии не рассматриваются. Тем не менее, НИКИТИН изъявил желание с ними ознакомиться и перешел в помещение N 383 той же кафедры, мотивируя это необходимостью позвонить по телефону.



АРТЕМЕНКОВ также отметил, что примерно через час-полтора, возвращая ему вышеназванную литературу, НИКИТИН заявил, что «в ней действительно ничего нет по радиационной безопасности и экологии».



Кроме этого, АРТЕМЕНКОВ на допросах признал, что он нарушил порядок секретного делопроизводства, поскольку ему было известно о том, что на момент передачи НИКИТИНУ секретной и совершенно секретной литературы, последний не являлся военнослужащим. Однако он считал, что НИКИТИН полученные из сборников и описаний сведения использовать нигде не будет (том 2, л. д. 101-120, 125-132, 152-156)»

С этой точки зрения наблюдаются явные противоречия между показаниями Никитина и Артеменкова. В то время как Никитин говорит, что он во время своего посещения библиотеки все время был в той же комнате, что и Артеменков, последний же

утверждает, что Никитин покидал комнату, чтобы сделать телефонный звонок и вернул книги на полтора часа позже оговоренного срока. Однако Артеменков, похоже, не опасался оставлять Никитина наедине со сборниками, а тот факт, был ли Никитин один в комнате или нет не представляет особой важности, так как не доказано, что он что-либо выписывал.

То, что Артеменков в действительности заявил, согласно материалам дела, так это то, что его не удивило, когда Никитин сказал, что «ничего нового» в сборниках не нашел. Он гораздо раньше все это изучал в академии (т. 2, стр. 102). 22 февраля 1996 года Артеменков сообщил, что «я знал, что Никитин имел возможность многократно ознакомиться с книгами, в период его учебы в Академии (1985-87), а также в период работы в инспекции по ядерной безопасности МО (1987-92)». 16 мая 1996 года, в день, когда он был обвинен в преступлении по ч. 2 ст. 75 УК РСФСР, Артеменков сообщил «я полагаю, что Никитин по своему служебному положению знакомился с остальной литературой по интересующим его вопросам». Артеменков никогда не изменял своих показаний относительно того, что Никитин имел возможность знакомится с секретной литературой в период учебы в Академии и прохождения службы в ВМФ». Он также верил, что Никитин использовал эту возможность.

Это сильно противоречит заявлению ФСБ в обвинительном заключении: «показания Никитина, что он ознакомился со сборником … во время службы в ВМФ не соответствуют действительности», и опять демонстрирует то, как ФСБ подтасовывает факты по делу.

Приведенный выше анализ показывает, что ФСБ проигнорировала заявления Артеменкова в пользу Никитина. Более того, более детальное изучение протоколов допросов Артеменкова из материалов дела только усиливает это впечатление.

8 ноября 1995 года при допросе в качестве свидетеля Артеменков сообщил, что до 8 августа Никитин побывал в Академии несколько раз. Он продолжает (том 2, стр. 102):

«Ничего удивительного в этом не было. В первый раз Никитин сказал, что он работал в иностранной организации, которая работала с экологическими проблемами на севере… Он сказал мне, что он работал над докладом по ядерной безопасности… Но у него были проблемы с доступом к литературе, касавшейся аварий и вопросов радиации. Он попросил меня помочь ему с литературой по авариям, которая была в библиотеке… Я не видел, как Никитин изучал литературу, которую я ему дал. Я не помню, были ли у него с собой сумки. Дипломаты и т.д., и были ли у него тетради, бумага и т.д. Я не знаю, делал ли он записи. Через какое-то время Никитин вернул мне книги. Когда я спросил, помогли ли ему книги в работе, он сказал, что уже был знаком со всей этой информацией. Это меня не удивило. Потому что он учился в Академии и, несомненно, изучал эти справочники во время обучения». (мой курсив)

Эти цитаты свидетельствуют о том, что Артеменков прямо показал, что Никитин его предупредил о своей работе в экологической организации, и что он работал над докладом по ядерной безопасности. Когда его допрашивали 30 мая 1996 г., он это подтвердил и конкретизировал:

«В 1995 году я встречался с Никитиным примерно 3 раза… Мы встречались случайно и обсуждали разные вопросы. Александр сказал, что работает в Беллуне. К тому же, он принес с собой брошюру, описывающую деятельность этой организации. Я прочел брошюру весной 1995 г. В то время, я не знал, что Александр делал для «Беллуны». Единственное, что я знал, это что он мне сказал, что он работал с этой организацией» (т. 2, с. 125) (мой курсив).

Здесь Артеменков противоречит своим показаниям от 8 ноября 1995 года, заявляя, что он не знал, какую работу Никитин делал для «Беллуны». Однако он подтвердил, что знал об отношениях Никитина с «Беллуной». Тем не менее, Артеменков без колебаний предоставил Никитину доступ к секретной литературе и даже предложил ему получить больше информации. Но 25 сентября 1996 г. Артеменков поменял показания(т. 2, с. 152):

«Я хочу отметить. Что на момент нашей встречи я не знал о том, что Никитин сотрудничает с Беллуной».

Артеменков умер 23 декабря 1996 г., поэтому он не может объяснить, почему он изменил показания. Тем не менее, следующая информация может пролить некоторый свет на то, что произошло.

Вначале Артеменков был допрошен в качестве свидетеля по делу, но согласно тому 2, стр.117 дела 16 мая 1996 года Артеменков был обвинен в разглашении государственной тайны с отягчающими последствиями по ч. 2 ст. 75 Советского Уголовного Кодекса 1960 года. Но потом 25 сентября 1996 г., в тот же день, как Артеменков поменял показания: ФСБ сняла с него обвинение в разглашении государственной тайны, которое имело тяжкие последствия для страны по ч. 2 ст. 75 УК РСФСР. Вместо этого, его обвинили в разглашении государственной тайны без отягчающих последствий по ч. 1 ст. 75 (том 2, стр. 149 и 157). Таким образом, возможный срок заключения Артеменкова сокращался с минимум 5 лет до минимум 2 лет (а позже, когда ст. 75 заменили ст. 283 нового УПК в 1996 г., до нуля).

Есть причины верить, что данный факт (очевидный после принятия нового Уголовного кодекса 23 мая 1996 года) был известен ФСБ, которая и сообщила его Артеменкову.

Следовательно, его показаниям 25 сентября не следует доверять из-за того, что 1) он извлек очевидную личную выгоду от изменения показаний, поскольку его положение в уголовном деле было бы значительно лучше, если бы Никитин не сказал ему, что работал в объединении Bellona и 2) Артеменков явно находился под давлением со стороны следствия, когда он менял показания, так как такая перемена могла существенно ухудшить положение Никитина.

Таким образом, когда ФСБ, наконец, получила, что хотела, Артеменков получил награду в виде изменения обвинения против него в лучшую сторону. В это время у него начала развиваться болезнь сердца, которая в дальнейшем стала причиной его смерти, так что едва ли его можно было винить в этом. В добавление, странным является тот факт, что следствие пытается выделить несколько расхождений в показания Никитина, тогда как то, что

Артеменков менял показания — с большим значением для дела — вообще не подчеркивается.

Другой примечательный факт – это то, что инкриминируемое разглашение сведений предоставленных Артеменковым Никитину, так что последний мог их включить (выдержки) в главу 8 доклада «Беллуны», рассматривается «без отягчающих последствий». Сведения об уровнях радиации в результате аварий и инцидентов на советских АПЛ с 1968 по 1989 год таких классов, которые уже не используются в ВМФ Росссии, сами по себе очевидно не примечательны. Но весьма примечательно, то, что Никитин продолжает обвиняться в государственной измене в форме шпионажа, и ему грозит тюремное заключение до 20 лет, на основе обвинений в передаче сведений иностранной организации и, следовательно, разглашении сведений, которые имеют небольшую важность для безопасности России.