Дело Пасько: тридцать седьмой день процесса (19 сентября)

Оказалось, что в этот день его открыли ровно в 9. В перерыве вышел покурить один из экспертов – Порядный. Коротко стриженый, плотно сбитый, злющий он менее всего походил на подполковника Генштаба. Это был типичный бычара, браток с «волыной» под мышкой. Он заговорил, и меня словно окатило помоями. Оказывается все мы, Григорий Пасько, адвокаты и я в том числе – шпионы, агенты ЦРУ, «голубые», продались за сигареты, от «зеленых» у нас карманы трещат. Я стал ему возражать, приводил в пример дело Александра Никитина.

— Никитин, — злобно ощерился Порядный. – Да я бы этого падлу собственными руками расстрелял!

Вот такой уровень интеллекта у офицеров нашего Генштаба.

В начале прошлого века царское правительство судило и приговорило к смертной казни одного из террористов. Палача нашли с трудом. Во всей великой империи. А офицер Порядный – готов расстреливать. И дай таким волю – рука у них не дрогнет.

Судебное заседание шло своим чередом. Из-за неплотно закрытой двери зала доносился голос адвоката Ивана Павлова. Он говорил горячо, с напором, он громил позицию экспертов. В ответ что-то лепетал один из экспертов. Около семи вечера приехала съемочная группа ТВ-6. Коллеги установили камеру, и тут же появился хорошо знакомый мне председатель суда генерал Волков.

— Почему без моего разрешения, — загремел он командирским басом. – А если я к вам в квартиру ввалюсь с камерой?

Пришлось напомнить генералу, что по Закону о СМИ журналисты могут вести съемку, не испрашивая на то разрешения. Волков не ожидал отпора и предпочел ретироваться.

Журналисты решили взять у меня интервью, и я стал проводить параллели между делом Александра Никитина и Григория Пасько. Заговорил о том, что эксперты 8 управления Генштаба в своем заключении по делу Никитина ссылались на секретные, нигде не опубликованные приказы министра обороны. И тем самым нарушили Конституцию.

— Какое еще нарушение Конституции? – грянул густой волковский бас у меня за спиной. – При чем тут Конституция?

Оператор отреагировал мгновенно, переведя объектив на генерала. И снимал все время, пока мы с Волковым дискутировали. И опять генералу пришлось покинуть поля боя. Потому что никаких разумных аргументов у него за душой не было. И быть не могло.

Ровно в 19.00 процесс закончился. Первым в дверях показался эксперт Порядный. Но, увидев телекамеру, порскнул за дверь. Все попытки коллег взять комментарий у экспертов не увенчались успехом. Полковники шарахались от камеры как черт от ладана. Как поет Алла Борисовна – «ну, настоящий полковник… «. Как поется дальше в песне, полковник оказался уголовником.

Это был самый долгий судебный день. Адвокаты выглядели до предела уставшими, общественный защитник Александр Ткаченко клокотал от возмущения. Иван Павлов дал такой комментарий:

— В заключении экспертов треть документов, которые якобы были изъяты на квартире у Пасько, признаны секретными. Экспертиза носит крайне противоречивый характер, с точки зрения юридической она совершенно несостоятельна. Мы указали экспертам на ряд противоречий по отдельным пунктам всех документов, которые они посчитали секретными. Сегодня нам удалось допросить этих офицеров всего по трем документам. Они не смогли представить суду хоть какие-то аргументы в обосновании своих оценок. Документ, который эта бригада составила, составлен по принципу: вопрос – ответ. Никаких исследований, никаких доказательств, которые бы приводили читателя этого документа к выводам, которые содержатся в этом документе. Вот эту аргументацию мы сегодня и попытались вытянуть из экспертов. А они этому отчаянно сопротивлялись. И это понятно, потому что невозможно аргументировать те выводы, которые они дали в заключении. За нормативную базу заключения отвечал эксперт Репин. И я ему задал вопрос – вы написали в заключении, что руководствовались положениями Конституции России, какой именно статьей? И он очень важно произнес – частью третьей статьи 15. Но именно эта норма не позволяет применять неопубликованные нормативные акты! Я попросил его процитировать статью. И он ее зачитал. Но тут уже не выдержал судья: вы сами, товарищ эксперт, себе устроили эту гильотину, теперь ответьте, как это соотносится с тем, что вы применили нигде не опубликованный перечень из приказа министра обороны?

Тут Иван побледнел и покачнулся. Ткаченко поддержал его. Как писали в старинных романах – «силы оставили его». Как позже мне рассказал Александр Ткаченко, Иван в этот день говорил с 9 утра до семи вечера. Он был язвителен, дотошен и опешившие, некомпетентные эксперты не могли ответить ничего вразумительного.

Анатолий Пышкин подхватил выпавшее из рук раненного знаменосца стяг и продолжил комментарий:

— Честно говоря, мне сегодня было жалко смотреть на экспертов, когда их допрашивал Иван. Практически по всем вопросам, которые уже нашли отражение в их заключении, эксперты плавали. Они постоянно обращались друг к другу за советом, подсказкой. Просто цирк на льду, третий класс церковно-приходской школы. Невозможно было понять, кто является автором того или иного ответа. Они терялись, бледнели, краснели, судорожно листали документы. В каждом таком экспертном заключении требуется научная обоснованность. Ее не было и в помине. В некоторых случаях суд пытался помочь экспертам, и они с радостью хватались за эту возможность, как за соломинку. Вольготно себя чувствовали только те эксперты, которые признали документы несекретными.

Александр Ткаченко сказал:

— Сегодняшний день возмутил меня, вывел из себя. Я вижу, как целенаправленно прокуратура и ФСБ ТОФ, вероятно, руководимые из Москвы, пытаются сделать из Григория шпиона. Эта группа из восьми высокооплачиваемых офицеров подписала единый документ, однако при малейшей попытке задать вопрос они начинали бегать глазами и сразу искали своего «бригадира» Репина. Он представляет 8 отдел ТОФ. Выслушав их ответы, я понял, почему у нас в стране происходят тяжелейшие техногенные катастрофы, тонут атомные подводные лодки. Бригада, приехавшая сюда, занята только одним – обвинением Пасько. Для того чтобы прикрыть собственный зад. И я им сказал – господа, у вас нет совести!