News

Мелкая пакость прокурора. Оне – думают!

Publish date: 29/11/2001

Written by: Виктор Терёшкин

После долгого – в две недели перерыва я вошел в судебный зал, утирая шариковую ручку, с которой капал накопившийся за время простоя яд. Четыре телевизионных камеры стояли в зале и вокруг них суетились с микрофонами коллеги – шакалы ротационных машин, гиены голубого экрана. Они приступили к Григорию, – что делал в Москве на Гражданском форуме? Пасько отвечал:

Дело Пасько: день пятидесятый (29 ноября)

— Я задал Михаилу Касьянову два вопроса – и жду хоть какой-то реакции, может быть, не от него самого, но от членов правительства. Первый – о создании единого перечня сведений, не подлежащих открытой публикации взамен ведомственных, разобщенных, созданных кем угодно. Второй вопрос – создание при правительстве России чего-то наподобие подразделения по информационной открытости государства и правительства. Потому что мы явно ощущаем отсутствие жизненно важной информации для граждан России.


Коллеги задали ему такой вопрос, – не ждет ли он каких-нибудь неожиданностей в ходе сегодняшнего судебного заседания? Григорий сказал, что суд это настолько темное дело – в любой момент может встать прокурор и сказать: а давайте-ка мы вызовем еще одного свидетеля. В 99-ом году, когда шло первое судебное заседание и рассмотрели уже все, что могли, допросили 33 свидетелей, прокурор встал и потребовал, – считаю нужным допросить еще 28! Над ним посмеялись как над идиотом. И в тот раз прокурору отказали. Дальше Пасько понадеялся, что в этом заседании такого идиотизма не будет, допрошено почти 60 свидетелей, осталось допросить экспертов, готовивших лингвистическую экспертизу и переходить к прениям сторон.


Эх, Гриню, Гриню, насчет идиотизма, который не может произойти – это ты погорячился!


Без пяти минут десять в зал вошел эксперт МВД Маслов, а за ним три экспертши, знающие все лингвистические тайны. В 10.00 в зал величественно проследовала судейская бригада. Телевизионщики сняли кадр, который они всегда снимают в здании суда: один из них возил решетку на роликах, перегораживающую проход в зал, другие снимали. Потом довольные коллеги уехали. Я настроился на долгое ожидание – впереди, как я надеялся, был целый день судебного заседания.


В 11.50 из зала вышли эксперты и я поинтересовался у них, что же происходило за закрытыми дверями. Да ничего интересного, ответили они. Адвокаты задавали много вопросов, но все они были не по существу. Потому что адвокаты – ну, совершенно не компетентны! Эксперт Маслов сурово подбил итог:


— Если люди некомпетентны в вопросах лингвистики, научить их за короткое время в судебном зале невозможно!


Эх, жаль, что не успел на это судебное заседание общественный защитник, поэт и писатель Александр Ткаченко. Он бы этим экспертшам, работающим без году неделя, показал бы в каком замысловатом виде лингвистику употребляют, что такое впросак и как с ним бороться.


В 12.40 судейская бригада удалилась из зала. Я решил, что на обед, но секретарь Ольга шепнула мне – перерыв до 3 декабря. Вот тебе, матушка, и Юрьев день! Я бросился к прокурору, который гордо шествовал из зала:


— Александр Федорович! Да что же это делается? Почему работать не хотите? Кто виноват? Что делать?


Александр Федорович состроил такую значительную мину, так выразительно возвел очи в потолок, что я решил, что тут без вмешательства как минимум Генерального прокурора не обошлось.


Адвокаты и Григорий Пасько долго совещались возле здания суда, при этом иногда произносили всякие слова, не поддающиеся приличной лингвистической экспертизе. На первом месте в этих тирадах стояло слово «прокурор».


Комментарий согласился дать адвокат Иван Павлов:


— Сегодня, наконец, в деле появилось то заключение экспертизы, которую мы ждали с самого первого дня процесса – с 11 июля. Неготовность этого заключения было причиной объявления двух продолжительных перерывов в деле. Никто из участников процесса не испытал какого-то удовольствия, прослушав это заключение, потому что оно не добавило ничего нового ни в позицию защиты, ни в позицию обвинения. Хотя, эксперты, сравнивая распечатки телефонных переговоров с записями этих разговоров, установили, что при изготовлении следователем распечаток им были допущены неточности. Расшифровка разговоров произведена недословно. Некоторые допущенные неточности исказили смысл отдельных фрагментов разговоров.


— А почему эксперты обвинили вас в некомпетентности?


— Не знаю. Мы хотели немного уточнить заключение. Оно ведь писалось специалистами лингвистами, не все используемые термины были понятны суду и суд задавал свои вопросы. Мы задавали свои. Стаж работы у экспертов невелик, вероятно, поэтому их удивило, что участники процесса задают им вопросы. Хотя это обычная практика. После того, как эксперты удалились, защита стала оглашать накопившиеся за две недели перерыва заявления. Одно касалось анализа заключения экспертизы по определению степени секретности документов, которая была проведена на стадии предварительного следствия, во втором заявлении мы указали на ряд процессуальных нарушений во время предварительного следствия, выявленных нами. Это заявление было за номером 21. Мы подчеркнули этим номером тот объем аргументов, который защита выдвинула в судебном процессе. Мы прозрачно намекали прокурору – пора бы ответить хоть что-нибудь! А еще мы приобщили к делу несколько документов, касающихся личности Григория Пасько. Обращение международного и американского Пенцентров в защиту Григория. Приобщили статью академика Алексея Яблокова из газеты «Московский комсомолец», в ней известный всей стране эколог высказывает свое отношение к этому судебному процессу. Было приобщено и решение Военной Коллегии Верховного Суда РФ, которым были отменены несколько пунктов приказа министра обороны No. 055.


После этого суд предложил участникам процесса обсудить вопрос об окончании судебного следствия и первый, к кому обратился председательствующий, был Григорий Пасько. Он встал и сказал:


— Я обязательно выскажусь по этому поводу, но только после того, как прокурор, наконец, выразит свое мнение, – можем ли мы прекращать судебное следствие или нет.


Прокурор Кондаков тут же вступил в перепалку – нет, вы сначала скажите, нет вы! На что Григорий очень достойно возразил: мы сначала хотим выслушать прокурора, а уж потом по всем правилам выступят остальные, а я буду последним. И тут прокурор Кондаков заявил: а мне нужно время до 3 декабря для того, чтобы определиться с заявлениями и ходатайствами, которые я могу заявить в связи с окончанием судебного следствия!


— А за две недели перерыва прокурор не мог напрячь свой могучий интеллект?


— Я думаю, — ответил Иван, — что это просто попытка досадить нам. Он видел, как мы негодуем по поводу безобразно растянувшегося судебного процесса. И решил напоследок мелко напакостить. Поиграть на нервах.


PS. Очень интересно, чего же отчебучит Александр Федорович Кондаков третьего декабря. Помнится, когда эксперты 8 управления Генштаба признали секретной схему береговой технической базы, которую якобы нарисовал карандашом Пасько, они сетовали на то, что пролив не там обозначен, а залив и вовсе неправильно выведен. Так Кондаков заявил ходатайство о вызове в суд топографа. Кого же он теперь запросит? Чего затребует? А ведь понадобится ему лишь единственный специалист – невропатолог с успокоительной микстурой. После оправдательного приговора.


А между тем Григорий Пасько зачислен слушателем на первый курс Российского гуманитарного университета по специальности «юриспруденция». В январе у него первая сессия. А как закончит – станет адвокатом. Не приведи Господь, встретятся они с Кондаковым на судебном процессе – полетят от прокурора клочки по закоулочкам. И никакая лингвистическая экспертиза не поможет.

More News

All news