Дело Пасько: день пятьдесят первый (3 декабря)

Григорий был весь как сжатая пружина, на скулах играли желваки:

— Что же нам прокурор приготовил за эти три дня? Какую свинью собирается подложить?

Прокурор Кондаков появился за две минуты до начала заседания, перед тем как зайти в зал, нервно причесал жидкие пряди у зеркала в туалете.

Судейская бригада впервые за все время процесса опоздала на пять минут. Ожидание почти нестерпимо, минутная стрелка будто примерзла к циферблату. Очень хочется закурить, но нельзя. Над моим рабочим местом на подоконнике к стеклу приклеен текст Закона «Об ограничении курения табака», подписанный Путиным.

В 10.25 судьи выходят из зала. Пятнадцатиминутный перерыв. Прокурор Кондаков, выйдя из зала, закуривает, но я со злорадством тычу пальцем в грозный закон. Кондаков, шепотом матерясь, гасит сигарету. Адвокаты в зале, сдвинув головы, изучают документы — к ним не подступишься. Что же произошло, что?

Судьи вновь занимают свои места. Сквозь щель между неплотно закрытой дверью вижу, что Григорий зачитывает какое-то заявление. Напрягаю слух. Пасько говорит:

— Угодный ФСБ приговор должен возродить в людях чувство страха, отбить охоту у правозащитников, экологов, журналистов…

В 11.55 двери зала распахиваются, судейская команда величественно удаляется. Ныряю в зал — на лицах у Григория, адвокатов улыбки. Уфф, отлегло от сердца. Не так страшен черт как его малюют.

Анатолий Пышкин и Иван Павлов уходят в канцелярию. События этого дня комментирует Григорий Пасько:

— Прокурор ходатайства о направлении дела на дополнительное расследование не заявил. А к такому подлому шагу с его стороны мы были готовы. Мы подготовили на сей счет целых два убойных заявления с возражениями против возможного ходатайства. Но у кого-то на самом верху хватило ума не заявлять его. Кондаков попросил приобщить к делу два приказа о заключении мной контрактов о службе в ведомстве министерства обороны. И грозно спросил меня — «Вы это подтверждаете?». Я ответил — «Конечно!». «Ну, слава Богу, хоть это вы не отрицаете!» — обрадовался он. А еще он принес в суд два факса от японского журналиста Тадаши Окано в японское консульство. В них журналист писал о том, что готов оказать мне визовую поддержку для поездки в Японию. По-видимому, Кондаков считает это неоспоримым доказательством того, что я матерый японский шпион. А я встал и сказал, что никогда не скрывал, что ездил в Японию. Тут наш прокурор сел и замолчал как рыба об лед. Кстати, о птичках: к факсам была приложена сопроводительная записка из ФСБ с грифом «секретно». Мы тут же насели на прокурора – где взял? Почему носит секретные документы без сопровождения по городу? Кондаков молчал как партизан.

— А что заявила защита? Ты?

— Я заявил ходатайство приобщить к делу несколько страниц из нового справочника «Подводные лодки России», выпущенного в Твери. На этих страницах подробно расписаны те «секреты», в разглашении которых я обвиняюсь. Все эти данные о списанных лодках давным-давно опубликованы. У меня было еще одно ходатайство – о повторном допросе начальника следственной части УФСБ ТОФ Егоркина. Чтобы он, наконец, рассказал, где же в деле доказательства совершенных мною преступных деяний. Суд это ходатайство не удовлетворил.

— Я видел, что ты зачитывал какой-то документ.

— Это было мое заявление перед окончанием судебного следствия. В нем говорится, что предъявленное обвинение мне по-прежнему непонятно. Что ФСБ будет пытаться использовать весь свой арсенал средств незаконного давления на суд, чтобы спасти свой замаранный мундир.

— Когда же, наконец, окончится судебное следствие?

— По всей видимости, в пятницу седьмого декабря. Именно в этот день прокурор Кондаков разразится своей речью. Выступление адвокатов намечено на десятое декабря.

PS. Лафонтеновская лягушка очень сильно пыжилась и тужилась, чтобы стать размером с быка. Конец был печален. Прокурор Кондаков три дня напрягал свой могучий интеллект. Результат — пшик. Да — Пасько военный. Да — он был в Японии. Ох, и взгреют бедного Кондакова за этот пшик, ох и вдуют! В утешение могу привести частушку.

Боже правый, что за вздор, возмутился прокурор.

Cлева бьют и справа бьют.

Уж помыться не дают!