• Новая редакция статьи 5 Закона "О государственной тайне" содержит перечень категорий сведений, составляющих государственную тайну.
• Президент России своим Указом ; 1203 определяет для распоряжения каждой категорией, указанной в законе, полномочный государственный орган.
• Руководители этих органов на основании перечня статьи 5 Закона составляют свои развернутые перечни сведений, подлежащих засекречиванию, включая в них уже конкретные сведения, относящиеся к тем категориям, которые находятся в компетенции этих органов.
  Все эти перечни (от закона до акта органа государственной власти) являются нормативными правовыми актами, поскольку каждый из них:
  • затрагивает конституционное право граждан на свободу слова;
  • рассчитан на неоднократное применение;
  • носит межведомственный характер;
  • регулирует правоотношения в области государственной тайны;
  • устанавливает определенные обязанности граждан в этой сфере;
  • является одним из оснований для применения санкций к лицам, нарушившим эти обязанности.

    Каждый из этих нормативных актов имеет свое собственное функциональное значение при решении практического вопроса об отнесении тех или иных конкретных сведений к государственной тайне.

    —>

    Акт государственного органа помогает нам отвечать на вопрос: Признаны ли эти сведения государственной тайной конкретным государственным органом? Мы проверяем, включены ли эти сведения в соответствующий министерский перечень?

    Перечень статьи 5 Закона "О государственной тайне" позволяет нам убедится в том, что решение государственного органа о засекречивании этих сведений принято в рамках закона. Мы убеждаемся в том, соответствует ли включенное в министерский перечень конкретное сведение той категории, которая содержится в перечне статьи 5 Закона.

    Наконец, Указ Президента служит средством установления немаловажного обстоятельства: А полномочным ли органом принято решение о засекречивании этих сведений? Имеется в виду, что если категория, содержащая эти сведения, находится в исключительной компетенции Минобороны и Минатома, то никакие другие министерства не могут включать их в свой перечень.

    Таким образом, только совокупность этих нормативных правовых актов (Закон, Указ Президента и акт органа государственной власти) дает правоприменителю, в том числе и Вам, уважаемый суд, полное представление о том, являются ли те или иные конкретные сведения государственной тайной или нет. Отсутствие (де-факто или де-юре) одного элемента из этой тройки парализует весь процесс соотнесения сведений с государственной тайной.

    В обвинении фигурирует ссылка на секретный Приказ МО ; 055-96. Именно на применении этого нормативного правового акта строится обвинение, на его основе производились экспертизы по определению в документах сведений, составляющих государственную тайну. Не будет лишним напомнить Вам выступление в судебном заседании эксперта Репина, который на мой вопрос абсолютно справедливо заявил, что без применения этого приказа экспертная комиссия не смогла бы дать свое заключение. Следовательно, без применения этого приказа невозможно было сформулировать и само обвинение Пасько.

    В одном из наших заявлений подробно изложены все доводы, свидетельствующие о нелегитимности этого приказа. Приведу из него лишь пару ярких аргументов:

    Важной основой конституционного строя России является закрепленное в ч. 3 ст. 15 Конституции РФ правило, согласно которому, любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения. Исключений из этого конституционного запрета не предусмотрено. Приказ МО ; 055 не только не был официально опубликован, но вдобавок не прошел обязательную процедуру государственной регистрации. Наличие указанных пороков категорически исключает возможность применения этого приказа в уголовном деле.

    Правильность такой позиции подтверждается вступившим в законную силу решением ВК ВС РФ от 12 сентября с.г. принятым по жалобе Никитина А.К. Этим решением приказ был признан незаконным и недействующим с момента его издания.

    Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: "Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном нормативном правовом акте, что вытекает из статьи 15 (часть 3) Конституции Российской Федерации".
    

    Как видите, в нашей аргументации нет каких-то юридических хитростей или уловок, требующих тонкого понимания и уяснения смысла неоднозначных юридических норм. Все настолько очевидно, что для того, чтобы не заметить это, юристу мало закрыть глаза, надо еще зажмурить совесть.

    Перехожу ко второму "оборонительному рубежу" — неконкретности предъявленного Пасько обвинения (тот самый сюрприз для прокурора)
    Еще в первый день слушаний дела – 11 июля после оглашения обвинительного заключения Пасько был задан вопрос – Понятно ли ему обвинение? Категорически отрицательный ответ подсудимый мотивировал, в том числе и тем, что понять обвинение ему не позволяет отсутствие в обвинительном заключении указания на точное время совершения каждого эпизода. Кроме того, Пасько заявил, что ему непонятно, какая редакция Закона "О государственной тайне" применена по каждому эпизоду обвинения.
    

    Все это должно было еще тогда насторожить государственного обвинителя, ведь согласно статье 144 УПК РСФСР в обвинении должно быть четко указано время совершения преступления. Положение наших оппонентов усугубляется еще и тем, что указание на точное время совершения преступления именно в этом деле является архиважным. Поверьте, это не мелкая придирка, а аргумент, имеющий фатальное значение для всего обвинения.

    Для лучшей иллюстрации этого довода, напомню Вам хронологию событий 8-летней давности. Итак, в июле 1993 года Верховным Советом принимается Закон "О государственной тайне", призванный регулировать закрытую информационную сферу деятельности государства. В этой области он стал первым в истории российской юриспруденции законом, и, как все первое в России, законом далеким от совершенства.

    Печально известные события сентября-октября 93 года, последовавшие сразу после принятия закона и приведшие страну к парламентскому кризису, приостановили законодательный процесс усовершенствования этого закона на долгие годы, и по сей день он еще окончательно не завершен.

    Вскоре, в декабре 93 года в России принимается и вступает в силу новая Конституция, которая впервые установила правило, согласно которому перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен определяться федеральным законом. Но на тот момент в России такого закона не было
    

    Статья 5 действующей в то время редакции Закона "О государственной тайне" определяла другой перечень – Перечень сведений, которые могли быть отнесены к государственной тайне. Отнесены после соответствующей процедуры.

    Таким образом, с принятием Конституции возникло несоответствие закона ее положениям. Это несоответствие было устранено законодателем лишь в октябре 97 года. Статья 5 Закона "О государственной тайне", в новой редакции Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О государственной тайне", вступившего в силу лишь 9 октября 1997 года, стала определять перечень сведений, составляющих государственную тайну. Именно тогда, 9 октября 1997 года (я прошу Вас запомнить эту дату), положения статьи 5 Закона "О государственной тайне" были приведены в соответствие с Конституцией.

    Налицо разница в старой и новой редакциях закона. И разница эта не только в названиях статей, но и в существе самих норм. В статье 5 закона в новой редакции содержится перечень сведений, составляющих государственную тайну, а не тех, которые могут быть к ней отнесены. Таким образом, разница в редакциях столь существенна, что мы имеем все основания говорить о двух разных законах.

    Несмотря на это, в обвинительном заключении идет ссылка просто на закон "О государственной тайне", без указаний, какая именно редакция применяется в каждом конкретном случае.

    Формулируя обвинение Пасько в совершении государственной измены, органы предварительного следствия указали, (цитата на странице 4 обвинительного заключения):

    "В период с 1996 по 20 ноября 1997 года … Пасько… собрал с целью передачи, хранил и передал представителям иностранных организаций большое количество всевозможных сведений экономического, оборонного и военного характера, а также ряд сведений, составляющих государственную тайну".

    Итак, инкриминируемые Пасько деяния носят продолжаемый по времени характер и охватываются периодом с 1996 по ноябрь 1997 года. Поскольку в течение этого периода имело место изменение законодательства России, то указание точного времени совершения преступления в предъявленном обвинении имеет весьма существенное значение для квалификации деяния.

    Как видно ниже по тексту обвинительного заключения, его автор ограничился лишь общим перечислением сведений и документов, которые, по его мнению, собирались Пасько и передавались представителям иностранных организаций. При этом следователь далеко не по всем эпизодам указал, когда именно каждый из документов или каждое сведение было собрано с целью передачи и когда именно было передано иностранцам.

    Мы видим, что время совершения всех эпизодов, ну, за исключением последних трех и эпизода с финансовым докладом, указано настолько неопределенно, что невозможно сделать вывод о том, какая редакция закона действовала на тот момент. — Старая – та, что действовала до 9 октября или новая, которая вступила в силу после 9 октября? Что касается пятой и последних трех строк этой таблицы – четырех эпизодов обвинения, то время их совершения, указанное в обвинительном заключении, относится к периоду действия старой редакции Закона "О государственной тайне".

    Согласно положениям ч. 4 ст. 29 Конституции, перечень сведений, составляющих государственную тайну, должен быть определен федеральным законом.

    Как я уже говорил, такой перечень был определен только новой редакцией Закона "О государственной тайне", вступившей в силу лишь 9 октября 1997 года. Таким образом, до указанного времени отсутствовал соответствующий требованиям Конституции перечень сведений, составляющий государственную тайну.

    Здесь необходимо учитывать, что согласно п. 2 Второго Раздела Конституции "Заключительные и переходные положения", законы, действовавшие на территории России до вступления в силу Конституции, применяются в части ей не противоречащей. Это имеет прямое отношение к старой редакции Закона "О государственной тайне".

    Перехожу к выводам:

    Во-первых, обвинение по эпизодам, указанным в обвинительном заключении как совершенные до 9 октября 1997 года – неправомерно, поскольку основано на положениях закона, противоречащих Конституции и не подлежащих применению.

    Во-вторых, отсутствие в обвинительном заключении точных данных о времени совершения Пасько других эпизодов делает обвинение неконкретным и нарушает его право на защиту. Кроме того, это не позволяет суду сделать правильный вывод о том, какие именно деяния совершены Пасько в период действия закона, соответствующего требованиям Конституции РФ. – Того закона, который содержит перечень сведений, составляющих государственную тайну.

    Безусловно, перед тем как предъявить обвинение, следователю надо было установить, под какую редакцию Закона "О государственной тайне" подпадают действия Пасько по каждому эпизоду. Однако эти элементарные правила действия закона во времени, установленные 9 и 10 статьями Уголовного кодекса России, были нарушены как при предъявлении обвинения, так и при формулировании обвинительного заключения.

    Таким образом, изложенные в обвинительном заключении обстоятельства совершения Пасько значительной части инкриминируемых деяний носят неконкретный характер, что препятствует Пасько реализовывать свои процессуальные права, в том числе и право на защиту. Суд же по собственной инициативе лишен возможности конкретизировать обвинение в приговоре, даже если недостающие обстоятельства были бы им установлены в ходе судебного следствия. В остальной части обвинение основано на положениях закона, которые не соответствуют Конституции.

    Ваша честь! Именно такую позицию дважды занимала судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда России по делам Никитина и Моисеева. Президиум Верховного Суда подтвердил правильность этой позиции, рассматривая дело Никитина в порядке надзора.

    Таких же взглядов придерживается и Конституционный Суд, который в уже упоминавшемся мною постановлении указал, что "уголовная ответственность за выдачу государственной тайны иностранному государству правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе".

    Итак, на этом "кольце защиты" имеются серьезные как материально-правовые, так и процессуальные основания, делающие невозможным вынесение обвинительного приговора.

    Следующий оборонительный рубеж. На нем защита утверждает, что в деле нет доказательств, подтверждающих намерения Пасько передать иностранцам инкриминируемые ему документы.

    В ходе судебного следствия мы своими письменными заявлениями как бы призывали своих противников в лице государственного обвинителя к "открытому сражению", обмену аргументами — диалогу. Диалога не получилось, зато постоянно звучал монолог защиты.

    Мы неоднократно обращались к прокурору с просьбой показать нам, наконец, те доказательства, на которых основано столь серьезное обвинение, ну, хотя бы намекнуть. Но ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ КОНДАКОВ А.Ф. с улыбкой Джоконды уходил от ответа, разъясняя нам, что, дескать, возможность задавать вопросы прокурору законом не предусмотрена.

    Зато законом предусмотрена возможность скрывать от человека доказательства, на основе которых его судят. Я про отказ флотской контрразведки представить в суд дело оперативной проверки. Это надо расценивать, как свидетельство беспрецедентного нарушения одного из самых фундаментальных прав обвиняемого – права знать, на чем основано его обвинение. Можно теперь смело говорить о деле Пасько как о новом деле Дрейфуса, которого, как известно, также отказались знакомить с документами, на основании которых ему было выдвинуто обвинение. Было это ровно сто семь лет назад…

    Вот уж действительно, история повторяется. Делом Дрейфуса проиллюстрированы многие учебники по истории и юриспруденции. Видимо, делу Пасько тоже суждено стать одним из тех примеров, на которых будут учить студентов.

    По закону бремя доказывания лежит на обвиняющей стороне. С самого начала процесса государственному обвинителю судом была предоставлена возможность в полной мере реализовывать свои процессуальные права. Однако, он не часто пользовался ими. Защите запомнилось всего несколько случаев, когда прокурор проявлял активность в процессе: один раз задал несколько вопросов подсудимому, попросил приобщить к материалам дела несколько документов, с содержанием которых никто не спорил и заявил свое знаменитое ходатайство о вызове картографа. Картограф не поможет спасти обвинение!

     

    Выступление прокурора в прениях окончательно убедило меня, в том, что доказывать обвинение он и не собирался. Тем самым, мы были вынуждены взвалить на себя этот груз и сами доказывать полную невиновность Пасько. Именно бездействие прокурора заставило нас самим доказывать отсутствие доказательств передачи документов иностранцам. (извините за тавтологию)

    Согласитесь, доказать отсутствие доказательств задача куда сложнее, чем доказать их наличие, для чего достаточно просто показать их. Показал ли Вам прокурор доказательства, подтверждающие намерения Пасько передать документы иностранцам? — Нет. Может быть, мы их по невнимательности упустили из виду? Тоже нет, в невнимательности нас не упрекнешь. Каждое редкое прокурорское слово защита жадно ловила для того, чтобы потом подвергнуть тщательному, но безрезультатному анализу.

    Сейчас наша задача заключается в том, чтобы показать Вам, что мы добросовестно занимались поисками улик. Правда, учитывая объем материалов дела, все это походило на поиск иголки в стогу сена, а по результату – можно сравнить с известными поисками черной кошки в темной комнате, когда кошки в ней нет.

    Ввиду большого объема материалов, мы с Анатолием Филипповичем были вынуждены поровну разделить эту работу. Давайте обратимся к обвинительному заключению. Именно там должны содержаться ссылки на эти доказательства.

    Итак, обвинительное заключение.

    Перед тем как непосредственно приступить к раскрытию так называемой преступной деятельности нашего подзащитного, автор обвинительного заключения в начале своего документа морально готовит нас к тому, что Пасько должен предстать перед нами этаким мальчишом-плохишом, который продал военную тайну за корзину печенья и банку варенья. Нетрудно догадаться, что роль мальчиша-кибальчиша в этой "сказке" автор отвел самому себе.

    Целых четыре первых страницы обвинительного заключения следователь Егоркин посвятил созданию некого фона обвинения. Именно там создавался образ врага народа. По замыслу следствия этот фон должен сыграть свою роль в формировании у Вас негативного отношения к подсудимому. Поскольку каких-либо отрицательных моментов в поведении Пасько следствием выявлено не было, то был использован очень интересный метод, я буду называть его методом Егоркина. Он заключался в том, что вперемешку с тезисами, не вызывающими ни у кого сомнения, из раза в раз приводится одна и та же простая и короткая как порванный шнурок мысль – Пасько передавал секреты японцам. Этот самый спорный тезис следствия специально ставится в один ряд с другими аргументами, с которыми зачастую никто не спорит. По замыслу автора, читатель или слушатель через некоторое время должен привыкнуть к этому соседству, да так привыкнуть, что невольно может отождествить спорный тезис с истиной.

    Перейду к конкретным примерам:

    После незначительных биографических данных уже на второй странице обвинительного заключения следователь пишет:

    "В 1992 году Пасько Г.М. познакомился с подданными Японии – сотрудниками японской телерадиокорпорации NHK, с которыми стал поддерживать тесные личные и профессиональные отношения и предоставлять им различную информацию".

    Комментарий: Сам следователь признает, что взаимоотношения Пасько с японскими журналистами носили профессиональный характер. Но в безобидной на первый взгляд по содержанию формулировке этого предложения есть следы какого-то негативного смысла, который следователь вкладывал в концовку этого предложения: "Пасько… стал… предоставлять им различную информацию". Вот я сейчас выступаю перед Вами с речью в защиту Пасько, а следователь наверняка сказал бы, что я предоставляю Вам некоторые сведения. Ваш телефонный разговор со знакомым, на языке Егоркина будет звучать как: получение и передача информации. Так что, не удивляйтесь, это язык такой у Егоркина – сленг. Хотя формально не придерешься, любое общение людей друг с другом подразумевает обмен некоторой информацией. Просто у каждого есть свой сленг. Вот на сленге наших экспертов-лингвистов, разговор двух лиц вообще называется "актом коммуникации".

    Читаем дальше:

    "В 1996 году глава представительства NHK в г. Владивостоке Насу Хироюки представил Пасько своему преемнику – Такао Дзюн, с которым Пасько также стал сотрудничать. Он неоднократно посещал представительство NHK в г. Владивостоке, где лично встречался с названными иностранцами, а также общался с ними по телефону и предоставлял им различную информацию, в том числе и закрытого характера".

    Вот видите все то же самое, только концовка усилена дополнительным тезисом: "предоставлял им различную информацию, в том числе и закрытого характера". Вот это уже вроде серьезно "закрытого характера", хотя не совсем юридически грамотно. В законе нет такого понятия как информация закрытого характера. Вероятно, имеется в виду – информация, относящаяся к категории ограниченного доступа. Но сейчас уже поздно заниматься юридическим ликбезом майора Егоркина, призывая его к точности формулировок и привязки их к закону. Простим ему и эту небрежность. Здесь важно запомнить этот тезис, для того, чтобы в дальнейшем попытаться найти ему какое-то подтверждение (разумеется, безуспешно попытаться).

    Читаем обвинительное заключение дальше:

    "В 1996 году Пасько Г.М. также познакомился с подданным Японии Тадаши Окано – корреспондентом японской газеты "Асахи симбун" и стал оказывать последнему содействие в получении различных материалов и информации, а также в посещении частей и учреждений ТОФ. В свою очередь, Тадаши Окано оказывал Пасько визовую поддержку при посещении им Японии".

    Во-первых, как все же некрасиво выглядит нормальная профессиональная деятельность журналиста, если ее описывать на языке тюремно-следственных канцеляризмов. Один оказывал содействие в получении информации и посещении учреждений, другой, в свою очередь, предоставлял визовую поддержку. Вот вроде ничего особенного, а некоторые нотки враждебности со стороны следователя все же чувствуются. Как кто-то сказал: "по форме – нормально, а по существу – издевательство".

    Во-вторых, уже здесь можно увидеть метод Егоркина в действии. Словосочетание "передавал информацию" встречается в двух абзацах три раза. В тексте обвинительного заключения эта фраза повторяется несколько десятков раз. Следователь, образно говоря, бьет в одну точку, как бы зомбирует Вас, в надежде, что рано или поздно мы должны согласиться с его тезисом как с некой аксиомой.

    Есть одно мудрое изречение: "когда ты сказал первый раз – я поверил, ты повторил – я стал сомневаться, после того, как ты произнес это в третий раз – я понял, что ты лжешь". Поводов убедится в лживости следствия ровно столько, сколько раз в обвинительном заключении встречается абсолютно пустое обвинение в передаче секретов.

    Защита предлагает суду свою трактовку взаимоотношений Пасько с его иностранными коллегами:

    В ходе сотрудничества действительно имел место обмен информацией, но информацией не секретной, а содержащейся исключительно в открытых источниках: газетах, журналах, и других открытых изданиях. В ходе расследования дела не было установлено ни одного случая передачи Пасько другим лицам, в том числе иностранным журналистам, информации, относящейся к категории ограниченного доступа.

    О сотрудничестве Пасько с представителями иностранных средств массовой информации знало не только руководство "Боевой Вахты", но и командование флота. Нередко встречи с представителями NHK проходили по заданию ответственного редактора "Боевой Вахты" Отекина. Именно по инициативе последнего произошло знакомство Пасько с корреспондентом газеты "Асахи" Тадаши Окано.

    Сотрудники Владивостокского представительства NHK предоставляли Пасько свои видеосюжеты и другую информацию на интересующие его темы, помогли ему сделать перевод на японский язык текста на мемориальных табличках, которые впоследствии были установлены на могилах русских моряков в Японии. В 97 году руководство NHK во Владивостоке оказало материальную помощь для оплаты услуг переводчиков в период пребывания Пасько в Японии в служебной командировке.

    Может кто-то захочет упрекнуть Пасько в том, что вот они тридцать серебряников – материальная помощь. Так и этот кто-то заблуждается. Напомню, что Пасько в Японию ездил не на отдых или экскурсию, а в служебную командировку. Фактически материальная помощь была оказана не Пасько, а флоту. – Тому флоту, который направил журналиста в служебную командировку, а средств на оплату услуг переводчиков ему не выделил и даже не предусмотрел. Журналист был вынужден искать средства сам. Вы знаете лучше меня, что такое "командировочные", которые не то, что авансом никогда не получишь, иногда уже потраченные на служебные цели свои собственные деньги из бухгалтерии клещами не вытащишь.

    Да, журналист газеты "Асахи симбун" Тадаши Окано оказывал Пасько содействие во время его пребывания в Японии в 96 году: переводил интервью Пасько японским СМИ и помогал ему интервьюировать японских историков.

    Несколько раз Пасько редактировал тексты, написанные японскими журналистами в качестве комментария к видеосюжетам, снятым Владивостокским бюро NHK. Эти сюжеты касались темы экологии, утилизации РАО на Дальнем Востоке.

    Сам Пасько неоднократно заявлял, что в ходе сотрудничества с японскими журналистами он не передавал им документов и сведений, относящихся к категории ограниченного доступа. Как уже отмечалось, справедливость этих утверждений Пасько не поставлено под сомнение никакими другими доказательствами по делу.

    Вот так, по-моему, куда лучше, а главное правильнее должно быть охарактеризовано сотрудничество Григория Пасько со своими коллегами. Но задачи у следователя были другими и, к сожалению, его цели не имели ничего общего с поиском истины.

    Вернемся к тексту обвинительного заключения:

    Ниже на странице 3 следователь двумя абзацами добавил еще один штрих к портрету Пасько.

    Первый абзац:

    "В этот же период времени, то есть в 1995-1997 годах Пасько неоднократно установленным порядком предупреждался о том, что, исполняя возложенные на него служебные обязанности, он должен строго соблюдать установленные режимные ограничения при обращении с секретной информацией".

    К сожалению, эта мысль следователя, так и осталась непонятой. В материалах дела отсутствуют следы, подтверждающие этот сомнительный аргумент Егоркина. Дело в том, что специфика работы журналиста сама по себе исключает возможность обращения с секретной информацией. Кто и с какой целью будет раскрывать секреты журналисту, даже если он в погонах?..

    А вот следующий абзац:

    "В ходе сотрудничества с представителями СМИ Японии и собирая интересующие их сведения, Пасько неоднократно нарушал установленный порядок согласования подготавливаемых к печати материалов, что привело к разглашению сведений, не подлежащих открытому опубликованию. За это он в 1996 и в 1997 г. наказывался в дисциплинарном порядке".

    Этот тезис приводится для характеристики личности. Хулиганов обычно следователи изображают пьющими, ведущими аморальный образ жизни людьми. Убийц и насильников – замкнутыми, жестокими, обделенными родительским вниманием. А вот как в представлении Егоркина выглядят шпионы. Оказывается, дисциплина у наших шпионов хромает.

    Только, что это за установленный порядок согласования материалов, который был нарушен Пасько? Уж не цензура ли? Да, это та самая цензура, которая запрещена Конституцией. Но бог с ней с цензурой. Государственную тайну действительно нельзя разглашать независимо от того есть ли цензура или ее нет.

    Разумеется, следователь в этом абзаце намекает на статью Пасько "Наш эшелон вперед лети…".

    Во-первых, неясно, какую связь следователь видит между этой статьей в газете "Боевая Вахта" и сотрудничеством Пасько с журналистами NHK и "Асахи".

    Во-вторых, никакой государственной тайны в этой статье нет. Этот процесс показал, как по разному многие представляют себе гостайну. У кого-то сам термин "государственная тайна" вызывает необъяснимую дрожь. Но людей обычно пугает то, что им непонятно, неведомо… Вы же имели возможность в деталях изучить все, что относится к этой сфере и понять, что государственная тайна – это не бумажка с грифом, каких с избытком в нашем деле и "секретность" которых все мы имели возможность оценить. Наличие или отсутствие государственной тайны определяется исключительно существом сведений, их соответствием закону.

    Что же секретного содержится в статье Пасько? В приказе о наложении дисциплинарного взыскания сказано, что в ней приведены сведения о вывозе с флота отработавшего ядерного топлива. Знакомая формулировка пункта 601 Приказа МО ; 055. Я уже не буду говорить о несоответствии этой нормы закону. По-моему, элементарного здравого смысла не хватило ни тому, кто формулировал этот пункт, ни тому, кто его так бездумно применял. Абсолютно ясно, что далеко не все сведения о вывозе ОЯТ составляют государственную тайну, и один лишь факт вывоза не может быть признан секретом.

    В-третьих. Следователь утверждает, что Пасько наказывался в дисциплинарном порядке за разглашение сведений, не подлежащих открытому опубликованию. Но если Пасько разгласил государственную тайну, то его надо было привлекать не к дисциплинарной, а к уголовной ответственности. Налицо использование следствием негодных процессуальных средств доказывания. Приказ о наложении дисциплинарного взыскания не заменит судебного приговора, которым и только которым могла быть установлена вина Пасько в разглашении государственных секретов.

    Поэтому аргументы обвинения, касающиеся возможности использования в этом деле приказов о наложении дисциплинарных взысканий являются несостоятельными.

    Не буду повторять другие аргументы, которые изложены в нашем письменном заявлении с критикой и обоснованием незаконности приказов. И позволю себе перейти к анализу непосредственно инкриминируемых Пасько эпизодов.

    1. Документ "III. Утилизация оружия и вооружений"

    Обвинение Пасько по этому эпизоду было сформулировано следующим образом (страница 8 обвинительного заключения):

    "В целях выполнения поручения иностранцев по сбору интересующей их информации Пасько в 1997 году приобрел в Управлении ракетно-артиллерийского вооружения ТОФ документ, озаглавленный "III. Утилизация оружия и вооружений", содержащий действительное наименование режимного объекта…, составляющее … государственную тайну, с целью последующей передачи названным представителям иностранных организаций за вознаграждение, хранил данный документ у себя дома, и в последующем передал его вышеназванным представителям иностранных организаций".

    В цитате я опустил ссылки на нормативную базу.

    Вот такая была нехитрая конструкция: приобрел с целью передачи, хранил, и, наконец, передал. После отказа прокурора от части обвинения, ее конструкция стала еще проще: приобрел с целью передачи и хранил с этой же целью. Ну, все бы неплохо, если бы это было не обвинительное заключение, а литературное произведение следователя Егоркина. Коль скоро документ написан с претензией на его юридический характер, то автор должен был позаботиться, как минимум о том, чтобы указать:

    • когда конкретно Пасько совершил все эти действия? (хотя бы с точностью до или после 9 октября 97 года)

    • что следователь имел в виду под термином "приобрел"? (приобрести можно велосипед, а не документ)

    • наконец, какими доказательствами подтверждается неблаговидная цель приобретения и хранения документа?

    Давайте посмотрим, чем обвинение рассчитывает убедить нас в своей правоте, какие доказательства вины Пасько по этому эпизоду были предложены в обвинительном заключении и, какие появились в суде. Остановлюсь на каждом, если что-то пропущу, пусть прокурор воспользуется репликой и дополнит меня.

    Основным блюдом, приготовленным на следствии и предложенным Егоркиными суду, являются протокол обыска, произведенного по месту жительства Пасько и протокол осмотра документов, изъятых в ходе этого обыска. Может это огорчит Егоркина, но употреблять его стряпню нельзя, также как нельзя есть просроченные рыбные консервы — опасно для здоровья. Обыск и осмотр произведены с грубейшими нарушениями закона, о чем защита указывала в своих письменных заявлениях, сделанных в ходе судебного следствия. Может быть, наши аргументы — ошибочны? Тогда почему государственный обвинитель Кондаков А.Ф. ни разу не попытался аргументировано возразить ни на один пункт наших заявлений? – Потому, что прокурор знает, что мы правы! Почему прокурор в своем выступлении не затронул ни частное определение суда, ни заключения экспертов, выявивших многочисленные факты фальсификаций? – Потому, что возражать ему нечем.

    Незаконный обыск и осмотр влечет признание недопустимыми всех полученных в ходе этих следственных действий доказательств, в том числе и обсуждаемого документа, который, кстати, не значится среди документов, изъятых при обыске.

    С другой стороны, даже если предположить, что этот документ был действительно обнаружен у Пасько, что с того? Свидетельствует ли это обстоятельство о том, что Пасько намеревался передать его иностранцам? – Нет!

    Если сторона обвинения хотела доказать нам это, то:

    • где фонограммы разговоров или переписка, в которых иностранец просит Пасько раздобыть ему этот документ?

    • где фонограммы или переписка, в которой Пасько предлагает иностранцу этот документ?

    • где хотя бы сводки, если эти фонограммы уничтожены?

    • где свидетельские показания пусть даже какого-нибудь оперативника, следившего за Пасько в 97 году денно и нощно, который пришел бы в суд и сказал, что он застиг Пасько в тот самый момент, когда тот договаривался с иностранцем об этом документе?

    Ничего этого нам не показали, потому что доказательств у них нет. Если бы следователь располагал такими доказательствами, тогда разве пришлось ему зашлаковывать дело мусором – материалами, не относящимися к обвинению. Все встало бы на свои места. Но когда нет фактуры, нет доказательственной базы, логику может заменить ложь и демагогия – все это и есть метод Егоркина.

    Открываем обвинительное заключение на странице 39 и видим, что эпизод с документом "III. Утилизация оружия и вооружения" зачем-то объединен с другим эпизодом с так называемым "опросником". Эта гремучая смесь озаглавлена как "Сбор, хранение и передача сведений о режимном объекте – технической ракетной базе ТОФ и утилизации ракетного оружия".

    Далее читаем:

    "В ходе осмотра дела оперативной проверки в отношении Пасько установлено, что Т. Дзюн и Т. Окано проявляли интерес к режимному объекту – ТРБ, а также к деятельности данного объекта и взаимодействующих с ним заводов, в том числе и завода "Красный вымпел".

    В частности, в деле оперативной проверки имеются сведения о том, что 27 февраля 1997 г. обвиняемый посещал ТРБ, где опрашивал по имевшемуся у него перечню вопросов главного инженера Сангишева. Вопросы, содержащиеся в перечне, имели явную направленность на сбор сведений военного характера. Тогда же был зафиксирован телефонный разговор Пасько и Т. Дзюн по результатам поездки обвиняемого. 19-20 июня 1997 г. Т. Дзюн просит Пасько привезти фотографии ракет "Волна", которые обвиняемый приносил ему ранее. (т 1 л.д. 5-9, 15).

    Кроме того, 19 июня 1997 г. был зафиксирован разговор, в котором Пасько сообщает Т. Окано… сведения о ходе выполнения работ по утилизации ракет, а также принимает поручение Т. Окано на сбор документальных материалов по этим вопросам. (т 1 л.д. 12-14)."

    Комментарий: итак иностранцы проявляли интерес к режимному объекту? – А в чем этот интерес проявлялся? Интерес должны характеризовать какие-то активные действия. Например, просьба собрать какую-то информацию об этом объекте, или заданный иностранцем вопрос. Ничего подобного не было.

    Теперь, что касается телефонного разговора Пасько с Такао Дзюн якобы по результатам поездки обвиняемого на ТРБ. Вероятно, следователь обладает даром слышать на пленке то, что не услышали мы. По крайней мере, в этом разговоре Пасько не рассказывает своему собеседнику о характере, целях и результатах своей командировки. Пасько не называет даже места, куда ездил в эту командировку.

    Те же экстрасенсорные способности демонстрирует Егоркин, когда утверждает, что Такао Дзюн просит Пасько привезти фотографии ракет "Волна", которые якобы приносил ему ранее. Во-первых, в сводке этот разговор значится как с Тадаши Окано, а не как с Такао Дзюн. Во-вторых, здесь фантазия следователя явно не дотягивает до криминального сюжета. Причем здесь несекретные и не инкриминируемые Пасько фотографии ракет "Волна"?

    А если Пасько показывал японцу еще фотографию своей жены? Что с того? Вот вижу, прокурор улыбается, мол, жена – это не ракета. Ну, во-первых, смотря, какая жена. А, во-вторых, секретов на снимке ракеты "Волна", которая уже 10 лет как не стоит на вооружении, не больше чем на семейной фотокарточке. Если прокурор не верит, может заглянуть в Приказ ; 055 и посмотреть пункт 275. Даже согласно этому приказу, внешний вид ракет не является секретом.

    И вообще, Пасько не обвиняется в передаче фотографии ракеты "Волна"! Но тогда зачем следователь указывает это в заключении, как это соотносится с обвинением в передаче документа "III. Утилизация оружия и вооружений" и особенно с раскрытием действительного наименования режимного объекта? – Никак! Но это придает некую загадочность и туманность. Туманность Егоркина.

    Что же касается тематики разговора двух журналистов Пасько и Окано (19.06.97), касающегося вопросов утилизации ракетного вооружения, то надо напомнить выводы из заключения экспертов от 14 марта 98 года. В нем указано, (цитирую): "имеющиеся в документе сведения, раскрывающие количественные данные о подлежащем утилизации ракетному оружию, артиллерийскому боеприпасу и стрелковому оружию, а также необходимые для их утилизации финансовые средства, государственной тайны не составляют". Не обнаружили государственной тайны эксперты и в содержании самих телефонных переговоров. Таким образом, даже эксперты признали, что тема утилизации не имеет никакого отношения к государственной тайне.

    Так на кого рассчитывают следователь и прокурор, когда интересом к теме утилизации пытаются придать разговорам Пасько криминальный оттенок?

    Далее по тексту обвинительного заключения (страница 40) Егоркин пишет:

    "В ходе предварительного следствия вышеназванные сведения были подтверждены следующими собранными по делу доказательствами" ставит двоеточие и начинает их перечислять.

    Ну, показания свидетелей Сангишева, Винокурова, Вохмяниной, Шайхетдинова этого эпизода не касаются, и я не буду останавливаться на них. Но, если я не прав, и именно эти свидетели как раз и разоблачают "шпиона" Пасько, то даю честное адвокатское слово внимательно слушать реплику ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ КОНДАКОВ А.Ф. , который цитатами из выступлений свидетелей попытается убедить нас в обратном.

    Далее Егоркин снова возвращается к телефонным разговорам Пасько и делает запись:

    "В ходе предварительного следствия была осмотрена аудиозапись телефонного разговора Пасько с Т. Дзюн, состоявшегося 27 февраля 1997 г. то есть после возвращения обвиняемого с ТРБ. В результате осмотра установлено, что обвиняемый сообщает иностранцу, что у него не все получилось и пришлось ездить дважды" Зачем это приводит следователь, если он точно знал, что, во-первых, никуда Пасько дважды тогда не ездил, а, во-вторых, проблем у него никаких не было. Все та же туманность. Вероятно, этот тезис надо читать с каким-то особенным выражением, расставляя акценты и ударения на нужных словах. Можно себе представить, как бы эту фразу произнес здесь Егоркин, если бы прокурор заставил его самому позорится в прениях.

    Я ждал, что прокурор в своей речи даст свое толкование этого диалога. И он таки его дал. Цитирую КОНДАКОВ А.Ф. : "Узнав про проблемы, иностранец согласился неотлагательно встретиться с Пасько". "Неотлагательно" — это, если помните, во второй половине следующего дня. Очень торопились! Так и подмывает спросить у прокурора: ну, и что дальше то было?!! Встретились они или нет? Если да, то, что обсуждали на встрече? Но прокурор все равно ведь не ответит, ему закон отвечать мешает. Ничего, когда-нибудь ответит…

    Далее в обвинительном заключении хитрый на выдумку следователь указывает, каким экстравагантным способом была им установлена принадлежность Пасько голоса на аудиозаписях. У нас так интересно устроена система правосудия, что исправлять ошибки следствия может сам суд. Суд исправил ошибку Егоркина, сам провел экспертизу…

    Затем следователь указывает на показания Мизюльченко, Моисеенко, Ворожбит, которые признали обсуждаемый документ частью доклада, который готовится в УРАВ ТОФ для представления командованию. Но эти свидетели, как их не пытай, ну не смогли они помочь следователю Егоркину уличить Пасько ни в передаче документа японцам ни в подобных намерениях.

    Приведенные дальше цитаты из показаний свидетелей Ралина, Т. Дзюна и Деки к эпизоду с документом "III. Утилизация оружия и вооружения" отношения не имеют. Честно говоря, эти показания, вообще ни к какому эпизоду не относятся, поскольку речь в них идет о том, что Пасько снимал сюжеты про утилизацию. Опять, возможно, расчет Егоркина строился на интонации, с которой должны читаться эти показания, но отнюдь, ни на их смысле.

    Венцом цепи доказательств по замыслу автора обвинения является заключение экспертной комиссии от 14 марта 98 года. Обоснованность выводов этой и других экспертиз оспаривается нами в специальных заявлениях, поэтому мне жаль Вашего времени, чтобы подробно останавливаться на этом.

     

    Вот собственно весь чахлый набор доказательств, с которым обвинение не постеснялось передать дело в суд. Но судебное следствие тоже можно было использовать обвинителю для отстаиванию своей позиции, но надо было работать… Если честно, то мы все ждали, не скажу, что верили, но ждали, что произойдет чудо, и прокурор как искусный фокусник начнет доставать из своего реквизита какие-то доказательства… Но чуда не произошло…

    Теперь краткий экскурс по тому, что удалось собрать суду по этому пункту обвинения:

    Новое заключение экспертной комиссии не привнесло ничего нового в обвинение, да и ясности не прибавило. Мы не признаем обоснованность выводов этого заключения, о чем подробно сказано в нашем письменном заявлении от 29 октября.

    Допрос свидетелей в судебном заседании также добавил не многое. Начальник УРАВ ТОФ контр-адмирал Моисеенко заявил, что действительное наименование подчиненного его Управлению объекта трб он сам секретным не считает и допускает его использование в несекретной переписке, что подтверждается содержанием его ответа на адвокатский запрос. То же подтвердил и начальник отдела этого Управления Мизюльченко. Оба офицера считают документ несекретным и вызывающим законный интерес со стороны средств массовой информации. Моисеенко допускает возможность, что сам мог передать этот документ Пасько. Так, если фактические владельцы информации не считают ее секретной, то почему к ней иначе должны относится другие лица?

    Вот все доказательства, относящиеся к этому эпизоду обвинения. На что надеется прокурор? – Не знаю. Для нас это загадка. И вообще состязательность в этом деле приобрела весьма загадочный характер, если вообще к тому, что было употребимо понятие "состязательность". Отказавшись от обвинения в передаче этого и других документов, прокурор вообще лишил свою позицию какого-то смысла. Если раньше сам факт обвинения в передаче хоть как-то обосновывал цель сбора, то теперь прокурор не имеет и этого. Но об этом я еще скажу в реплике.

    2. Документ "Перечень ПЛА, на которых имели место ядерные и радиационные аварии".

    Вот как сформулировано обвинение по этому документу (страница 4 обвинительного заключения):

    "в целях передачи представителям иностранных организаций … и получения денежного вознаграждения Пасько в августе-ноябре 1997 года собрал в Техническом управлении Тихоокеанского флота, хранил у себя в квартире…, а в последствии передал представителям … иностранных организаций следующие документы: "Справка-доклад…"; "Перечень ПЛА, на которых имели место ядерные и радиационные аварии", содержащие сведения, позволяющие определить наличие (количество) ядерного горючего на атомных подводных лодках, а также сведения, раскрывающие действительные наименования атомных подводных лодок, то есть режимных объектов, не подпадающих под действие международных договоров, что … составляет государственную тайну"

    Опять, вероятно для запутывания своих противников следователь объединил два абсолютно разных эпизода в один. Ну да ладно, мы все равно не запутались. Тем более, что прокурор отказался от обвинения по документу "Справка-доклад…".

    Если конкретизировать обвинение теми обстоятельствами, которые удалось установить только лишь в ходе этого судебного разбирательства на исходе четырех лет со дня возбуждения дела, и учесть отказ прокурора от части обвинения, то получается следующее: Пасько инкриминируется то, что он в августе-ноябре 1997 года в целях передачи иностранцам и получения от них денежного вознаграждения получил от сотрудников Технического управления ТОФ документ, раскрывающий действительные наименования трех наших атомных подводных лодок с тактическими номерами К-500, К-506 и К-530 и стал хранить его у себя дома.

    Обращаю Ваше внимание на то, что время совершения этого деяния недостаточно конкретизировано. Август-ноябрь 97 года – это тот самый период, в который имело место изменение Закона "О государственной тайне". Но это процессуальные (юридические) основания ничтожности обвинения, о которых я уже говорил. Обратимся к фактическим основаниям.

    Давайте смотреть, какие доказательства, подтверждающие намерения Пасько передать документ иностранцам, приводит следователь:

    Листаем обвинительное заключение, страница 26. Этот эпизод с двумя другими идет под вывеской "Собирание документов в Техническом управлении ТОФ, их хранение и передача представителям иностранных организаций"

    Вот, вроде начинается самое интересное, следователь пишет "Виновность Пасько в совершении данного эпизода… подтверждается следующими доказательствами" ставит двоеточие и заводит свою старую песню о главном:

    "При осмотре дела оперативной проверки в отношении Пасько установлено, что 19 июня 1997 года Пасько сообщает Т. Окано в ответ на присланный последним факс… сведения о количестве, состоянии и местонахождении списанных АПЛ ТОФ, о ходе выполнения работ по утилизации ракет, а также принимает поручение Т. Окано о сборе документальных материалов по этим вопросам.

    26-30 августа 1997 года в разговоре с Т. Окано обвиняемый сообщает, что подготовил ответы на поставленные ему вопросы по утилизации лодок, их количеству, состоянию, обслуживанию списанных лодок, по утилизации ракет, объему финансирования."

    Читаешь и удивляешься. В огороде — бузина, а в Киеве — дядька. Какая связь между утилизацией списанных АПЛ и действительными наименованиями трех боевых подводных лодок, в раскрытии которых обвинялся Пасько? Ему ведь не инкриминируется сбор и передача сведений об утилизации списанных АПЛ, о чем идет речь в материалах оперативной проверки. Я уже не говорю о недопустимости использования этих материалов. Нами об этом достаточно говорилось, и суду известна категорическая позиция защиты по этому вопросу, в том числе из наших заявлений.

    Дальше следователь утверждает, что в ходе предварительного следствия оперативные данные ему удалось подтвердить собранными по делу доказательствами. Оказывается, он не вину Пасько подтверждал доказательствами, а оперативные данные. По-моему следователь увлекся чем-то не тем. Но и в этом он не преуспел.

    Вот те доказательства, которыми следователь подтверждает оперативные данные:

    Показания свидетелей Тищенко, Панкова Шурыгина, Кривенко, Шаповалова, Догадько, Коробко, Семенихина. 8 человек, вроде никого не забыл. Все они были подробно допрошены на следствии, половину из них + к тому свидетеля Закирова удалось допросить в суде.

    С помощью показаний этих свидетелей установлено только то, что Пасько получал перечень в Техупре. Очень показательно выступление в суде капитана 1 ранга Панкова, который сообщил нам, что это он решил дать Пасько документ, поскольку секретным его не считает в силу статьи 7 Закона "О государственной тайне", что же касается боевых лодок, указанных в этом перечне, то они подпадают под действие договора об ОСВ, а информация о них тайны не представляет. Он до сих пор не жалеет, что передал документ журналисту, который в последствии опубликовал в газете свою статью о ветеранах подразделения особого риска.

    Ну, я, по-моему, сам отвлекся. Список улик заканчивается, ссылками на тот самый протокол обыска и заключение экспертной комиссии 8 Управлении Генштаба, о незаконности которых я уже говорил.

    Всё, улики кончились, не начавшись. Стоп, а где же разоблачения Пасько в намерении передать секретный документ иностранцам? Помните как один персонаж у Булгакова в "Мастере и Маргарита" требовал разоблачений. Да, Егоркин — не Воланд, от него разоблачений не дождешься.

    Суд, скрупулезно, по косточкам разобравший обвинение, не нашел таких доказательств. И Пасько утверждает, что не показывал этот перечень японским коллегам и показывать не собирался. Если прокурор рассчитывал на иные показания подсудимого, выходит, что мы его разочаровали.

    Зачем же этот документ понадобился журналисту Пасько? Ну, Егоркину, ограниченному в воображении, показалось, что для шпионажа. Эксперт Заряженный, извините — Порядный, недалеко ушедший по своему IQ от Егоркина, наверняка, до сих пор убежден, что Пасько, имея кроме этого перечня еще и бинокль, готовил террористический акт на наших атомных лодках, который чудом удалось избежать. Вообще сейчас, в условиях массовой борьбы с терроризмом, защищаться против такого обвинения было бы намного сложнее. Могли ли они предположить, что журналисту этот документ мог понадобиться в своей профессиональной деятельности, как материал для написания статьи. Могли, но тогда это рушит все их представления о людях. Норма не вписывается в их внутреннюю философию. Обычно, не от хорошей жизни, одни люди агрессивно оценивают других и во всем ищут некий криминальный смысл. А может быть, они судят по себе?.. Я не буду подробно останавливаться на анализе статей Пасько, которые и были целью и результатом его деятельности. Этот анализ блестяще проделал и представил суду общественный защитник Ткаченко в своем выступлении.

    Идем дальше…

    В отличие от Егоркина, суд не поленился и исследовал открытые источники, которые содержат информацию, куда более значимую, чем имеющуюся в Перечне. Так, судом установлено, что сведения касающиеся АПЛ с тактическими номерами К-500, К-506 и К-530 более подробно и всесторонне раскрыты не в инкриминируемом документе, а в открытой литературе, в частности в Справочниках Павлова, докладе "Беллуны" и других изданиях на флотскую тематику. Это обстоятельство подтвердили даже эксперты, которые единственным препятствием к рассекречиванию этих данных считали отсутствие соответствующего приказа министра, т.е. команды сверху. Я не уверен, что они дождутся этой команды. Если Пасько хотел собрать эти секреты полишинеля, то ему достаточно было заглянуть в справочник, который у него стоит на полке.

    Да и название самого документа, ярко характеризующее его содержание, не подтолкнуло следователя к мысли о том, что секретить этот документ, по большому счету, нельзя, и препятствием тому является ст. 7 Закона "О государственной тайне". Да зачем ему анализировать содержание закона?! — Куда удобнее, в силу оставшейся со школьной скамьи привычки, просто списать с теми же грамматическими ошибками и опечатками формулировку обвинения с заключения экспертов, для которых важен не закон, а приказ министра. И наплевать им на Конституцию и Законы. Но следователь-то не эксперт, он должен выдвигать обвинения в точном соответствии с законом…, а не приказом, в котором нет ни слова об экологии.

    Мы все помним последствия попытки оставить в тайне информацию об аварии на Чернобыльской АЭС. Помните? Дети с флажками на демонстрациях под смертоносным радиоактивным дождем… Потом: лучевая болезнь, лейкемия, заболевания кожи… Сколько прошло с тех пор? – 15 лет. Многие из тех детей могли бы сейчас быть уже взрослыми. Могли бы! Если бы взрослые дяди не решили тогда поиграть в военные тайны. Если информация об аварии была бы своевременно доведена до сведения населения, то многих жертв удалось бы избежать.

    А события здесь, в бухте Чажма?.. Скупое официальное сообщение об этой аварии появилось спустя годы… Да, до этого ходили слухи, что мол была авария, имеются жертвы, но все под контролем… В последнее верится с трудом, поскольку вырвавшуюся наружу радиацию взять под контроль невозможно. Полной информации мы не знаем до сих пор. И сейчас некоторые, оставшиеся в живых участники тех событий не могут подсчитать полученную дозу.

    Нельзя засекречивать такую информацию — уж слишком дорогую цену потом приходится платить за это. Иного мнения могут быть только те, кого история ничему не учит.

    3. Рукописный документ

    Вот как в обвинительном заключении сформулированы претензии следствия (страница 9):

    "В августе-сентябре 1997 года … Тадаши Окано неоднократно просил Пасько передать ему сведения о проводившихся на Тихоокеанском флоте зачетно-тактических учениях мобильных сил ТОФ, их особенностях и отличиях от предыдущих".

    Это ложь и на этом я остановлюсь чуть позже.

    Далее следователь пишет:

    "Аналогичные вопросы интересовали и … Такао Дзюн, который также предлагал капитану 2 ранга Пасько собрать и передать ему эти сведения за вознаграждение".

    Это тоже ложь, ибо Такао Дзюн с подобными просьбами к Пасько никогда не обращался.

    Далее по тексту:

    "Продолжая свою противоправную деятельность, Пасько используя имеющиеся у него возможности военного корреспондента флотской газеты, стал собирать сведения о названных учениях. С этой целью он неоднократно обращался к руководству редакции с предложением направить его в качестве представителя газеты на заседание Военного Совета ТОФ.

    10-11 сентября 1997 года Пасько присутствовал в качестве представителя газеты "Боевая вахта" в штабе Тихоокеанского флота… на заседании Военного Совета ТОФ, где 11 сентября производился секретный разбор зачетно-тактических учений …, и … действуя из корыстных побуждений, с целью передачи Тадаши Окано … и Такао Дзюн …, законспектировал на неучтенных листах выступления участников данного разбора. При этом он противоправно записал сведения, раскрывающие (*) состав органов военного управления и войск (сил), привлекаемых на мероприятия оперативной подготовки (*) действительные наименования воинских частей (соединений), (*) содержание задач, способы и последовательность их выполнения войсками (силами) в ходе маневров и учений, (*) сведения о боевом составе сил и средств, привлекаемых на учения и тренировки, (*) отчетные данные о проведенных мероприятиях оперативной подготовки, (*) сведения о деятельности частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений и тренировок, составляющие … государственную тайну, и в последующем хранил эти записи по месту своего жительства… Полученные им сведения он в середине сентября 1997 года передал вышеназванным иностранцам".

    Да, такое количество секретов не удавалось собрать, пожалуй, даже Пеньковскому. Да что там Пеньковский, Джеймс Бонд, наверно, позавидовал бы роли Пасько, отведенной ему сценаристом Егоркиным. Кто мог подумать, что на этом затертом руками и ветхом от времени клочке бумаги поместилось секретов, аж на целых шесть пунктов Приказа 055.

    Давайте посмотрим, а были ли у господина Егоркина основания в виде достаточного количества доказательств, чтобы выдвигать такие обвинения? Открываем страницу 45 обвинительного заключения, где под вывеской "Сбор, хранение и передача сведений о зачетно-тактических учениях мобильных сил ТОФ" идет перечисление того, что удалось накопать бригаде следователей и оперативников. Итак, первый тезис:

    "При осмотре дела оперативной проверки в отношении Пасько установлено, что Т. Дзюн постоянно интересовался любыми сведениями о ТОФ."

    Жаль, что нам, так и не удалось посмотреть дело оперативной проверки и самим убедиться в этом постоянном интересе журналиста. Во-вторых, сведения сведениям рознь, и не плохо бы уточнить, какими же конкретно сведениями интересовался японский журналист, и в чем этот интерес проявлялся. Из содержания сводок телефонных переговоров, которые суд уговорил контрразведчиков предоставить только с третей попытки, нельзя сделать вывод о всеобъемлющем характере интересов Такао Дзюн. В-третьих, как связан этот интерес японца с деятельностью Пасько? Я уже не жду ответов на эти вопросы, поскольку они очевидны. Следствие темнит и блефует!

    Далее по тексту обвинительного заключения Егоркин, еще не успев окончательно разобраться с Такао Дзюн, уже переключается на Тадаши Окано:

    "Проведенными оперативно-техническими мероприятиями были зафиксированы разговоры Пасько и Т. Окано, из которых видно, что последний также проявлял интерес к флоту. Так, 24-25 августа и 4-7 сентября 1997 г. Т. Окано в телефонном разговоре интересовался у обвиняемого ходом проводящихся на ТОФ учений, их отличием от предыдущих, имеющимися трудностями".

    Поскольку записей не сохранилось, то не только мы, даже Егоркин не имел возможности лично убедиться в этом. Но, допустим, что такой разговор был. Давайте разберемся, но чуть подробнее, чем это позволил себе следователь.

    Во-первых, да, интерес по проводящимся на флоте учениям у всех средств массовой информации мог быть и не только в 1997 году. Это подтверждается повышенной активностью пресс-центра ТОФ в период проведения таких учений. Об этом говорили свидетели Рыжков и Жунусов.

    Во-вторых, вот в сводках – содержание конкретной беседы якобы Пасько с якобы Т. Окано. В ней один абонент задает вопросы по учениям другому и тот на них отвечает. Вот, вроде, что надо подвергнуть анализу и результаты определят, сообщается ли в этом конкретном разговоре закрытая информация или нет. И такой анализ был сделан. Исследования сводок провели эксперты из 8 Управления Генштаба и не нашли в них никаких секретов.

    Дальше по тексту обвинительного заключения – развязка, приготовьтесь:

    "После 11 сентября 1997 г. разговоров на эту тему между Пасько и Окано не зафиксировано"

    Все, финал-апофеоз. Егоркин понял, и Вас подводит к мысли, что если разговоры на эту тему закончились, значит, информация передана. Ловушка захлопнулась. Каково?!! Ему ведь в голову не пришла простая мысль, – что интерес мог пропасть потому, что учения закончились, и журналисты занялись чем-то более актуальным.

    Кроме того, как известно, Окано в сентябре 1997 года постоянно находился в Японии. Следовательно, передать ему какие-либо сведения непосредственно из рук в руки в этот период было невозможно. Значит, Пасько мог сообщить Окано секреты либо по телефону, либо отправить по почте или факсу.

    Но, при таком пристальном наблюдении за нашим "туристом", тотальном контроле за его телефонными переговорами, факсимильными сообщениями и почтовыми отправлениями, Пасько был на виду как участник шоу "За Стеклом". Он чихнуть не мог незаметно от своих филеров, не то, что передать иностранцам какие-то документы, или договорится с ними об этом. Даже при вылете в Японию 13 ноября 97 года у него этот документ обнаружен не был. Чем же нас пытается убедить прокурор, когда он продолжает настаивать на том, что Пасько хотел передать этот документ иностранцам. Если сам прокурор теперь понял, что Пасько не передавал свою рукопись японцам, и отказался от обвинения в этой части, то встает вопрос: Что же помешало Пасько передать документ, если он действительно хотел сделать это?

    Если обвинение располагает конкретными фактами, я уверен, оно не стало бы блефовать и прятать их от суда и защиты под завесой секретности материалов дела оперативной проверки. Но таких фактов просто нет. Поэтому Егоркин изобрел, такую хитрую формулировку обвинения:

    "Полученные им сведения он в середине сентября 1997 года передал вышеназванным иностранцам".

    То есть передал не сам рукописный документ, а сведения. Способ передачи сведений не указан. И это не случайно, поскольку такой недопустимо неконкретной формулировкой обвинения он предлагал суду самому выбрать и доформулировать за него обвинение по своему вкусу. Все та же неконкретность обвинения. Нет, в одном месте Егоркин все же раскрылся, может быть, даже сам не подозревая того. Но не в обвинительном заключении, а в протоколе осмотра того самого ДОП 136. Именно в этом протоколе (том 1 л.д. 7-8) он сделал следующую запись:

    "Из сводок контроля телефонных переговоров Пасько за 24-25 августа и 4-7 сентября 97 г. видно, что Тадаши Окано в разговоре с ним интересуется ходом предстоящих учений на ТОФ и просит Пасько проанализировать и сообщить ему данные об этом, в том числе о силах, средствах, отличиях этих учений от предыдущих. 10-11 сентября Пасько присутствовал на заседании Военного совета ТОФ, где производился разбор зачетно-тактических учений сил ТОФ, в том числе и под руководством Главкома ВМФ. На заседании Пасько на неучтенных листах сделал подробные записи, и часть из них по телефону сообщил Тадаши Окано".

    То есть, во-первых, все-таки не все сведения, а только часть. Ну, что ж, интересно знать, какую именно часть, и имелись ли секреты в этой части? Даже эксперты утверждают, что записи в большей части не содержат гостайны.

    Во-вторых, все-таки по телефону. Но где тогда фонограммы? – Ах да, они уничтожены. Да бог с ним с фонограммами. Где хотя бы сводки или даже выписки из сводок, в которых кто-то просит Пасько что-то проанализировать, либо "злодей" Пасько зачитывает кому-либо свои рукописи или хотя бы сообщает собеседнику об их наличии. Таких фонограмм и сводок нет, как не было и самих разговоров на эту тему.

    Вот те самые сводки, на которые ссылается Егоркин.

    Я очень прошу Вас еще раз прочесть их. После того как Вы их прочли, ответьте себе на вопрос: прав ли следователь, когда утверждает, что из этих сводок видно, что Тадаши Окано просит Пасько проанализировать данные об учениях, в том числе о задействованных в них силах и средствах? Прав ли следователь, когда утверждает, что японец просит Пасько сообщить ему результаты своего анализа? Предлагает ли Пасько иностранцу собрать для него какую-либо информацию об учениях? Видно ли из этих сводок, что Пасько зачитывает Тадаши Окано хотя бы часть своих записей на разборе учений? А теперь подумайте, как Пасько 24-25 августа и 4-7 сентября мог зачитать Тадаши Окано свои записи, которые появились только 11 сентября?!

    Не верьте ни единому слову Егоркина. Не дайте ему себя объегорить.

    Далее по тексту ОЗ (страница 45 внизу):

    "Полученные оперативные данные были проверены предварительным следствием, в результате которого данные сведения были подтверждены следующими доказательствами" читаю:

    1. "Свидетель Ралин бывший корреспондент корпункта NHK показал, что Т. Дзюн очень интересовала военная тематика".

    Вероятно, для того, чтобы этот свидетель повторил все то, что оперативникам удалось выбить из него на следствии, нам надо было над ним также поиздеваться. Как сказал прокурор в своем выступлении: "Не все свидетели оказались крепкими телом и духом". Да, Ралин не был крепок, чем и воспользовались его собеседники из ФСБ. Особенно с ним не церемонились. Думать при ответе на вопрос нельзя, перерыв делать нельзя, запугивали привлечением к уголовной ответственности… В общем, бедняга испытал на себе целый букет грязных методов.

    Все, что сказал Ралин – это еще не самое страшное, что мог сказать человек под пыткой, странно, что он не сознался в том, что сам занимался строительством тоннеля из Лондона в Бомбей под Кремлем. Именно пытка. Другим словом не назвать то, в какой форме проходил допрос Ралина на предварительном следствии.

    Ну, а если по существу, то для того, чтобы изучить интересы NHK и ее руководства, суд допросил десяток свидетелей – журналистов, работающих во Владивостоке. И все они говорили, что интересы NHK ни чем не отличались от интересов любого другого средства массовой информации и лежали не только в военной области. Военная тематика в NHK ничем не выделялась по сравнению с другими темами, освещаемыми этой компанией.

    Следующий разоблачитель, каким хотел его представить нам следователь Егоркин, это оператор NHK Унагаев. Вот как о нем записано в ОЗ (страница 45 внизу):

    "Свидетель Унагаев показал, что Пасько приносил в корпункт материалы по учениям ТОФ" (приведена даже ссылка на материалы дела том 2 лист 71).

    Вот это да! Вот оно разоблачение, дождались! Честно говоря, когда я здесь весной знакомился с материалами дела, прочитав этот тезис, испытывал некоторый трепет. Но недолго – до тех пор, пока сам не решил проверить следователя и не посмотрел показания Унагаева, на которые ссылается Егоркин. Вот Вам точная цитата из показаний Унагаева, которые он давал на предварительном следствии 9 февраля 98 года (том 2 л.д. 71): "В частности на настоящий момент я помню четыре видеосюжета, которые приносил Пасько к нам в корпункт, которые он снимал на предоставленную ему видеокамеру. Первый – это было примерно в 1994 (95) году … сюжет о проводимых военных учениях ТОФ". О па. То есть, во-первых, оказывается, не документы, а видеосюжет, во-вторых, это было в 94-95, а не осенью 97 года.

    Но следователь-то приводит это как доказательство по эпизоду с учениями, проводившимися в 97 году! Это ложь и не просто ложь, а яркое свидетельство попытки умышленного введения Вас в заблуждение. Просто надоело следователю все вокруг да около, захотелось ему уж уличить, так уличить, ну приврал немного, думал — проскочит. – Не проскочило!

    Далее в обвинительном заключении приводятся показания свидетелей Ушакова, Рязанцева, Отекина и Верховода, которые, так или иначе, подтверждают факт присутствия Пасько на заседании Военного совета ТОФ, на котором 11 сентября 97 года проводился разбор ЗТУ. В судебном заседании после допроса свидетелей Рязанцева, Ефимова, Дорогина и Захаренко было окончательно установлено, что записи были выполнены именно на этом разборе.

    Традиционно завершает список доказательств пара заключений "экспертов-секретологов" и протокол обыска по месту жительства, в котором, ну как на зло Егоркину, эти записи среди обнаруженных и изъятых не значатся.

    Таким образом, все, о чем можно утверждать после анализа существа этих доказательств это только то, что Пасько присутствовал на разборе ЗТУ и сделал там свои заметки по ходу выступления некоторых участников этого мероприятия… Кто-то может спросить: зачем он делал записи? Отвечу. – А что еще там делать журналисту, который обязан освещать тему боевой подготовки флота, кроме как собирать материал для написания статьи?!! Кстати, проведя некоторый эксперимент, суд имел возможность убедиться, что эти записи являются основой для написания статьи. Пасько ярко продемонстрировал нам это, написав такую статью. Хотя оценка творчества журналиста не входит в обязанности суда, но надо отдать должное Пасько, Егоркиным не удалось убить в нем профессиональные качества. Жизнь поломали, а талант загубить не смогли. Или, еще не вечер?..

    Опять не клеится у следователя с передачей. Одна надежда у него на суд, который должен поверить ему на слово, либо сам заняться поисками тени черной кошки в темной комнате.

    Ну что касается доверия, то оснований доверять господину Егоркину нет. Любое доверие надо еще заслужить, зарекомендовав себя порядочным человеком. А о порядочности Егоркина звучало уже достаточно.

    Относительно активной роли суда. Судебное следствие по времени длилось приблизительно столько же, сколько шло предварительное расследование. Суд в процессе собирания доказательств превзошел по продуктивности и следствие и защитников с обвинителем вместе взятых. Но даже такой частый бредень, с которым прошелся суд, собирая вообще все, что может иметь отношение к делу, и, в частности, к этому эпизоду, не вытащил такую желанную Егоркиным золотую рыбку – доказательство, подтверждающее намерение Пасько передать документ иностранцам.

    Кроме незаконного обыска и сфальсифицированного протокола осмотра, здесь надо отдельно указать и другие заслуги следствия в борьбе с законностью. Протокол дополнительного осмотра записей также сфальсифицирован, о чем защита указывала в своем письменном заявлении от 24 сентября с.г. Да и сами записи приобщены к делу в качестве вещдока незаконно. Постановление вынесено лицом, не имеющим на то законных полномочий. Об этом подробно расписано в другом заявлении защиты от того же числа. Таким образом, следствие допустило все возможные нарушения закона при собирании, закреплении и приобщении этого доказательства. Сделало все для того, чтобы полностью исключить какую-либо возможность его использования в уголовном деле.

    4. Документ – ксерокопии отдельных страниц из печатного издания РПСО КА-93

    Обвинение по этому эпизоду побило все рекорды абсурда.

    Дело в том, что по остальным девяти эпизодам Пасько обвинялся в передаче документов, которые, по мнению следствия, хотя бы были у него обнаружены. В этом же эпизоде обвинение заключалось в передаче, тех страниц документа, которые у Пасько даже найдены не были. В протоколе обыска в числе обнаруженных документов значатся ксерокопии 10 страниц руководства по поисково-спасательному обеспечению космических аппаратов. В тексте этих страниц ни одна экспертная комиссия секретов не обнаружила. Эксперты единодушно, хотя не до конца обосновано заключили, что секреты есть на других страницах руководства, которые не были найдены у Пасько. Но Егоркин уже не смог остановиться, и он делает потрясающий вывод: если секретные страницы документа не обнаружены, значит, они уже переданы врагам. Вот такая логика! То есть, в качестве доказательства обвинения используется факт отсутствия каких-либо доказательств. Вообще это не единственная новелла российского уголовного процесса, предложенная следователем. Ну, прямо изобретатель. Только вот дверью Егоркин ошибся, ему бы этажом выше в бюро изобретателей рационализаторов, а он с этим в суд.

    Знаю, что слово "логика" в этом деле неприменимо, но если продолжить "логическую" цепочку рассуждений Егоркина, то в первоначальном обвинении Пасько не хватало еще одного эпизода. В этом одиннадцатом по счету эпизоде Пасько должен обвиняться в передаче японцам всех других секретов, которые он мог узнать, общаясь с военнослужащими ТОФ (сотни на две пунктов Перечня Приказа ; 055-96). Для этого надо было перед нашими экспертами поставить один вопрос: содержат ли ответы на вопросы, которые мог бы задать журналист Пасько секретные сведения? Абсурд! И попытка реализовать этот абсурд была предпринята следствием. Правда в усеченной форме, — в эпизоде с так называемым "опросником". Но об этом эпизоде мы еще услышим в выступлении моего коллеги.

    Я уже не говорю, что не остановила следователя и такая ярко выраженная всеядность японской разведки. Уважаемый суд, совершенно понятно, что любой шпионаж характеризует некая направленность интереса. Выявить такую направленность в этом деле невозможно. Поражает кругозор, который навязывается ФСБ японским разведчикам: секреты от финансовой деятельности до действительных наименований воинских частей от деятельности частей РЭБ до химического состава ракетного топлива. Следствие и не подозревало, что такой широкий спектр секретов свидетельствует об отсутствии заказа на определенную информацию и делает обвинение в шпионаже неубедительным.

    Поскольку прокурор отказался от обвинения по этому эпизоду, то более подробно останавливаться на анализе доказательств не вижу смысла.

    То же самое по эпизоду с "Докладом помощника командующего ТОФ по финансово-экономической работе…". Скажу лишь, что отказ прокурора по этому эпизоду в конце судебного марафона выглядит как издевательство над подсудимым.

    Прокурор наверняка с самого начала знал, что даже в том случае, если передача финансового доклада иностранцам на радость Егоркину все же состоялась, то здесь можно было бы говорить об отсутствии субъективной стороны состава преступления. Об этом свидетельствует тот факт, что автор доклада Шевченко сам дал документ Пасько и практически приказал ему написать на его основе статью. Каких-либо ограничений по использованию документа генерал-майор Шевченко перед журналистом не ставил. На документе отсутствовал гриф. Но очевидно, что установление субъективной стороны для Егоркина является чем-то из области высшей математики, — "фигурой высшего пилотажа". И я не вполне убежден, что следователь забивал себе голову этими "теоретическими пустячками". Поэтому я позволил себе ограничить свое выступление анализом того материала, над которым он просто не мог не задумываться.

    Если перечислять аргументы, относящиеся к 4 и 5 рубежам защиты, я буду вынужден говорить до вечера. О недопустимости основных доказательств еще скажет Анатолий Филиппович. Хочется верить, что работа защиты не была проделана напрасно, и суд воспользуется ею при вынесении в адрес ФСБ и военной прокуратуры частного определения. Все, что касается процессуальных нарушений и несостоятельности заключений экспертов по определению в документах сведений, составляющих государственную тайну, уже звучало в этом зале, когда оглашались наши заявления. Звучало! — И не только в этом зале, все наши заявления преданы широкой огласке, размещены в интернете для того, чтобы каждый мог узнать, как и чем ФСБ пыталась убедить суд и общественность в том, что Пасько – преступник. Лично готов отвечать за этот поступок.

    Здесь я сам себя остановлю, сказано достаточно… Достаточно для того, чтобы любой справедливый суд отбросил все сомнения и вынес единственно возможный, долгожданный оправдательный приговор.

    ***

    Как видите, правовая позиция защиты тверда. Но тверда она только там, где действует Конституция и Закон. Несмотря на нашу уверенность в своей правоте и убежденность в том, что по этому делу не может быть вынесен обвинительный приговор, защитники всё же ощущают некоторую тревогу. Все мы заметили, что с приближением к финишу этого судебного марафона в зале начал возрастать уровень нервного напряжения. Знаю, что его источник был расположен вне этих стен. Защита не имеет возможности снять эту напряженность, но и не замечать ее мы тоже не можем. Да, мы не поймали наших противников за руку, в тот момент, когда ими оказывалось давление на суд. Но означает ли это, что давления не было?.. Ведь мы неоднократно уличали их в других нечистоплотных действиях, таких как подлоги и фальсификации.

    В связи с этим, хочу напомнить всем один случай из практики выдающегося российского юриста Анатолия Федоровича Кони, который председательствовал на судебном процессе по обвинению Веры Засулич. Неоднократно к нему обращались разные ходатаи от Царя и правительства с просьбами отнестись к этому делу с "пониманием". И вот одним из таких ходатаев был граф Пален, который занимал в то время пост министра юстиции. Во время визита к судье граф передал ему просьбу Александра II, сказав, что правительство ждет от суда по этому делу особых услуг. На что Кони ответил: "передайте Его величеству, что суд постановляет приговоры, а не оказывает услуги". Засулич была полностью оправдана, а приговор и ответ Кони Царю вошли в историю как пример независимости судьи. Ваш приговор тоже займет свое место в истории.

    Уважаемый суд! Трудно поверить, что этот многострадальный, изнурительный, я бы даже сказал – мистический процесс подходит к концу. Невозможно передать, какого напряжения нервов и сил стоил он Пасько. И не ему одному. Прошу простить меня за резкость тона и эмоциональность, которые так или иначе, но проявлялись здесь, в этом зале. Защита сделала все, что могла и умела, теперь слово за Вами. Я благодарю Вас за то, что судебное рассмотрение дела проходило в рабочей атмосфере. Я благодарю всех своих коллег, которые поддерживали нас добрым советом, всех членов команды защиты за прекрасную работу. И я благодарю свою судьбу за то, что она подарила мне высокую честь – защищать журналиста, писателя и поэта Григория Пасько.

  Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

  Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

  Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

  Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

  Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется:

Все эти перечни (от закона до акта органа государственной власти) являются нормативными правовыми актами, поскольку каждый из них:Кроме того, аналогичный подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст. 64 УК РСФСР, где разъясняется: