Во время недавней поездки во Владивосток, в почтовом ящике своего дома, я обнаружил письмо из управления ФСБ по Тихоокеанскому флоту. Чекисты приглашали получить деньги, которые они незаконно изъяли у меня еще в 1997 году.

Зашел. Получил. Спросил, когда зайти за процентами. Вместо ответа мне настойчиво предложили зайти еще и к заместителю начальника УФСБ по Тихоокеанскому флоту товарищу Глухову С.Д.

Признаюсь, я люблю бывать в музеях, кунсткамерах и паноптикумах. Поэтому решил познакомиться с очередным персонажем столь одиозной организации. Тем более что фамилия Глухов в свое время стояла под делом оперативной разработки, заведенным в отношении меня в марте 1997 года.

Десятый этаж здания. Узкий темный коридор. Грязные плафоны и разбитые лампочки. В углу у стены, как и в 1997 году, стоят мрачные лейтенанты и заляпанные известью козлы. (Ударение на первом слоге).

Сергей Глухов сходу сообщил, что он заместителем недавно, и что у них новый начальник. В ответ я сказал, что, как видно, даже очень хреново слепленное дело разработки «японского шпиона» не помешало ему повыситься в должности и в звании. Как, впрочем, и многим другим сотрудникам этого управления.

Далее, собственно, последовал монолог Глухова. Вопросы он задавал таким образом, что ответы на них не предполагались. «Галина Михайловна еще не нашла работу?», «Сын хорошо учится в университете?», «Меньшого в садик еще не устроили?», «Как работается в журнале и в «Новой газете»? Ну и так далее.

По всему было видно, что неуклюжее применение старого, как мир, гэбэшного приема доставляло Глухову неописуемое удовольствие: как же, он лишний раз продемонстрировал ИХ осведомленность.

Затем чекист зачем-то подробно рассказал мне о кадровых переменах в управлении ФСБ и в следственном изоляторе Владивостока. Я спросил, неужели он всерьез считает, что все это мне интересно?

Вместо ответа – ухмылка и взгляд пустых белесых глаз.

«А следователь Егоркин сейчас в Москве, в следственном управлении генералом будет», — вдруг сказал Глухов о человеке, в отношении которого Верховный Суд России оставил в силе частное определение Тихоокеанского флотского военного суда по фактам фальсификации материалов уголовного дела. То есть, по существу, признав его преступником.

Я сказал, что нисколько этому не удивлен. В конце концов, подполковник КГБ смог стать президентом страны, так почему бы преступившему закон гэбисту не стать в этой же стране полковником или генералом?

Разумеется, разговор коснулся и самого уголовного дела.

Глухов: «Кончилось все… Ну и хорошо».

Я: «Не думаю, что кончилось. Еще Страсбургский суд свое слово не сказал…».

Глухов: «Расценивайте это дело как профилактику… Урок для потенциальных шпионов… Наши сотрудники многому научились. Да и ваши адвокаты тоже…».

Я: «У меня сложилось твердое мнение, что ваши сотрудники вообще ничему не способны научиться…».

Глухов взял с подоконника мою книгу «Мы поем глухим».

Вряд ли я помнил фамилию одного из сотни чекистов, имевших отношение к фабрикации дела в отношении меня, когда придумывал название книги. Получилось, что угадал. Глухов – глухой…

«Если можно, — попросил Глухов, — автограф, пожалуйста…».

Я: «Если вы думаете, что вам это поможет…».

Глухов: «Ну, не надо обижаться на нас…».

Я: «С чего вы взяли, что я на вас обижаюсь? И разве можно обижаться на обиженных?»

Глухов: «Ну, вам загранпаспорт не выдают…».

Я: «Сегодня не дают, завтра – никуда не денутся. Так, лишняя или очередная демонстрация подлости…».

Глухов: «Ну, это ж не мы, это МВД…».

Я: «Да ладно вам… С больной головы… на нездоровую…».

Глухов: «Я вижу, вы торопитесь… Ах, да, вы же на конгресс прилетели… Давайте ваш пропуск, отметочку поставлю. А то – ха-ха — еще не выпустят… Ха-ха… Скажете, заманили и арестовали… Ха-ха…».

Я вышел из кабинета.

Никакого осадка от встречи не было. И новых мыслей тоже. Все, как мир, старо. Все уже было, было… Палачей всегда тянуло к жертве, которая чудом выжила. Правда, в случае со мной – палачей много. И если каждый вздумает знакомиться… Придется книгу переиздавать.