News

Неустановленный диагноз, или чем болеют дети Чернобыля

Publish date: 09/06/2006

Written by: Алексей Фитин

Существуют две диаметрально противоположные точки зрения на медицинские последствия аварии на Чернобыльской АЭС, и дискуссия сторон — государственных чиновников и общества — носит скорее политический и эмоциональный характер, нежели профессиональный.

Одни утверждают, что якобы в плане медицинских последствий ничего серьёзного и глобального не произошло и что количество реально пострадавших, для которых доказательно установлена причина их смерти или заболеваний в связи с аварией, ограничивается несколькими сотнями человек. Противоположная сторона, представленная пострадавшими от аварии гражданами и рядом врачей и учёных, утверждает, что в результате аварии нанесён вред жизни и здоровью нескольких миллионов и нескольким поколениям землян, в том числе и грядущим. Золотой середины и сотрудничества сторон в этом многолетнем споре нет.

Довольно часто противоборствующие стороны стали встречаться в суде, но как это ни парадоксально, решения судов не приблизили решения проблемы. При этом необходимо отметить неимоверные трудности, которые необходимо было преодолеть пострадавшим, чтобы собрать доказательную базу, подтверждающую связь их заболеваний с аварией.

Как только начинается рассмотрение дела о нанесении вреда здоровью граждан в обстоятельствах сверхнормативного загрязнения окружающей среды, так сразу же выясняется, что у нас нет ни судей, ни прокуроров, ни адвокатов, ни, что самое важное — экспертов, способных профессионально разобраться в существе вопроса. Отсутствие правосудия в случае с чернобыльцами государство мотивирует тем, что якобы депутаты из года в год не утверждают отдельную строку расходов в годовых бюджетах на выплаты по суду.

Чтобы разобраться в существе этого противостояния необходимо от эмоций перейти к Закону, назвать всё своими именами и представить себе, каким образом должна была развиваться ситуация после чернобыльской аварии в соответствии с действующими на тот период законами.

Собственником Чернобыльской АЭС являлось государство, представители которого осуществляли оперативное управление этим объектом. Таким образом, государство в обстоятельствах случившейся техногенной катастрофы выступает в качестве причинителя вреда окружающей среде, здоровью и жизни граждан. Очевидно, что причинитель вреда не заинтересован в выяснении всех обстоятельств случившегося, поскольку от полноты и качества доказательной базы зависит величина компенсаций нанесённого вреда здоровью граждан. Имея в своих руках многочисленные ведомства, государство постаралось изо всех сил сделать так, что бы эти ведомства не исполнили функций, прописанных для них в Законе. Вместо этого государство приняло Закон (Чернобыльский) и ряд подзаконных актов, ограничивающих права пострадавших граждан.

В длящейся 20 лет дискуссии никто не отрицают того, что уровень заболеваемости граждан, проживающих на загрязнённых радионуклидами территориях достаточно высок. Но государственники считают это результатом патогенных источников, не связанных с аварией. Да, действительно, сюда вносят свой вклад все патогенные источники, расположенные на той или иной территории, и на обывательском уровне это утверждение вполне приемлемо. Однако, когда подобные доводы приводят должностные лица, от имени государства обязанные устанавливать причины заболеваний граждан — такие утверждения можно считать беспочвенной спекуляцией.

Удивляет, когда профессионал, призванный доказательно устанавливать причины заболеваний (Ангелина Гуськова, профпатолог, см. «Медико-биологические последствия Чернобыльской аварии», №7-8/2006, Зелёный мир), на бытовом уровне рассуждает о причинах заболеваемости: «Разумеется я не стану говорить, что со здоровьем людей в пострадавших районах всё в порядке — это не так, но надо разобраться, с чем это связано: с радиацией или иными загрязнениями, в том числе такими крайне опасными, как химическое, а прежде всего — с условиями жизни». Ангелина Константиновна, у Вас было 20 лет, чтобы «разобраться», неужели так и не разобрались?

Что касается иных патогенных факторов, то они действительно были, но также как и радиационный фактор оказались вне поля внимания ведомств и служб. Речь идёт о ряде химических, высокотоксичных веществ, используемых при ликвидации последствий аварии. Так, например, в горящий реактор забрасывалось большое количество соединений бора (обогащённые изотопом 10В) и свинцовой крошки. Высокая температура горящего реактора (около 1000 градусов) способствовала возгонке этих веществ и распространению их на большие расстояния. Кроме того, в заражённой зоне применялись высокотоксичные дефолианты, распыляемые над лесными массивами с воздуха и разносимые на значительные расстояния.

bodytextimage_chernobyl_20_let_19.jpg Photo: www.1986-2006.com

Но, постановка таких неполноценных диагнозов не только не позволяет провести сколь-нибудь эффективное лечение, но и исключает саму возможность адекватной компенсации нанесённого вреда здоровью. Не получив же компенсаций вряд ли можно надеяться на излечение.

Как видно, добывание доказательной базы по нанесению вреда здоровью граждан в обстоятельствах сверхнормативного загрязнения окружающей среды целиком и полностью было возложено на причинителя вреда, то есть на государство. При таком положении дел, пострадавшему гражданину отстоять в суде свои нарушенные конституционные права на охрану здоровья не представляется возможным. При рассмотрении подобных дел в суде, отсутствует один из основополагающих принципов правосудия — равенство сторон.

В чём абсолютно правы государственники, так это в том, что заболеваемость граждан, подвергшихся сверхнормативному радиационному воздействию связана не только с этим воздействием. Действительно, анализ структуры заболеваемости показывает достаточно высокий вклад психогенного воздействия последствий катастрофы. Но, это не боязнь радиации, которую государственники предлагают в качестве причин психопатий, а неизбежные последствия очевидного вранья должностных лиц; последствия преднамеренного сокрытия или искажения ими информации, как о радиационном загрязнении окружающей среды, так и о медицинских последствиях этого загрязнения; последствия как вопиющего бездействия должностных лиц, так и бестолковых и зачастую вредных действий. В качестве примера последнего можно привести запоздалое введение детям высоких доз препаратов йода, что также внесло свой вклад в заболеваемость.

Таким образом, непродуктивность и эмоциональность 20-летней дискуссии целиком лежит на совести специалистов государственных ведомств и служб, не исполнивших свой долг и свои должностные обязанности по контролю качества окружающей среды, по оказанию качественной медицинской помощи пострадавшим и по доказательному установлению причин их заболеваний.

Простой пример. Единственными носителями информации о клинике и патогенезе воздействия радиоактивного йода на момент аварии были профпатологи, которые с уверенностью излагают ныне точку зрения государства на медицинские последствия аварии. Но если они так хорошо всё знали (в СССР было 149 радиационных аварий), то, спрашивается, почему допустили столь грубые ошибки (не ввели, хотя бы детям, препараты стабильного йода сразу после аварии, а ввели в момент, когда этого делать было нельзя)?

…Недавно я присутствовал на международной конференции «Здоровье детей и радиация: 20 лет аварии на Чернобыльской АЭС» (Москва, апрель 2006 года). Рефреном практически каждого выступления были сетования на то, что государство сворачивает научные и научно-практические, и просто практические работы по медицинским аспектам чернобыльской аварии. Да, это действительно так, государство посчитало, что проблемы медицинских последствий аварии не существует. На мой вопрос: «Скольким детям, подвергшимся сверхнормативному воздействию радиации в результате чернобыльской аварии, был за 20 прошедших лет выставлен этиологически полноценный диагноз, находящийся в причинной связи с радиационным воздействием?» был ответ: «Такие диагнозы были выставлены 150 детям». То есть, действительно, если опираться на эти цифры, то выходит, что медицинские последствия чернобыльской аварии относительно невелики, и вряд ли ими необходимо заниматься. Однако в каждом докладе на этой же конференции звучало, что дети, подвергшиеся радиации, и даже дети тех, кто подвергся радиации, страдают массой серьёзных заболеваний. Каким образом в голове каждого из докладчиков уживаются две взаимоисключающие точки зрения — понять невозможно.

На протяжении 20 лет государство финансировало созданные им же структуры, которые призваны были доказать (и, таки «доказали»!!!) несущественность и немасштабность проблемы медицинских последствий аварии. А раз нет проблемы, значит, нет и финансирования.

…Да, время для многих реально пострадавших от аварии, упущено, но вплоть до настоящего момента существует возможность полноценной реализации конституционных прав пострадавших граждан. Для этого необходимо провести исследование проблемы. Но из этого исследования должны быть исключены «специалисты» и «эксперты», рождённые приказами Минздрава. Вряд ли, уважающий себя профессионал, действительно сведущий в радиационной медицине, ограничил бы себя перечнем Минздрава. Только системное и специализированное обследование пострадавших, даст возможность получить доказательную базу относительно причин их заболеваний. И решать, относится ли то или иное заболевание к радиационно обусловленному или нет, должен не чиновник, не приказ Минздрава, и не экспертный совет, а суд, на основании заключений независимых экспертов. Современные технологии доказательной медицины дают возможность достоверно выставлять полноценный диагноз с указанием причины хронического заболевания даже спустя много лет после патогенного воздействия.

А в настоящее время необходимо существенно расширить перечень детей, заболевания которых являются следствием радиации, и обеспечить им адекватные компенсации. Сделать это следует Указом президента или Постановлением правительства. Адекватные компенсации должны получить все дети 3, 4 и 5 групп здоровья, имеющие отношение к зоне сверхнормативной экспозиции радиацией. Да, не смогли (да и не пытались) государственники установить причинно-следственные связи заболеваемости детей с радиацией, но ведь сверхнормативное воздействие было (этот факт неопровержим). Это не вина, а беда пострадавших, что причинитель вреда, обладая всеми необходимыми на то силами и средствами, так и не смог установить эти связи. Приоритет права в случае какой-либо неопределённости должен быть на стороне пострадавших, а не на стороне причинителя вреда. Небогатая Украина смогла найти средства на признание пострадавшими от аварии всех детей 4 и 5 групп здоровья, относящихся к зоне повышенной радиации. Неужели у государства, захлёбывающегося от нефтедолларов, не хватит средств, чтобы хотя бы частично восстановить справедливость? Господа-товарищи, полковники и генералы, не надо позорить себя перед всем миром!

…Недавно смотрел очередную передачу о Чернобыле, в которой знающий проблему специалист возмущался громадным числом ликвидаторов — более 600 000 человек. Я лично знаю нескольких «ликвидаторов», которые удостоились этого звания только за то, что в 1986 году несколько раз звонили в Зону. Я помню свою беседу с должностным лицом на уровне замминистра, который сетовал на то, что ежегодно перечисляемые им средства на Алтай пострадавшим от взрывов на Семипалатинском полигоне в основном получаются чиновникам всех уровней. Выходит, что именно чиновники более всего страдают от радиации?

Фото с сайта www.1986-2006.com
На нескольких зданиях в Припяти граффити изображают человеческие фигуры. Несколько лет назад сюда пробралась группа художников, которые и оставили эти рисунки. Они назвали проект ­«Тени детей».