Экологическое законодательство во многих странах СНГ, составляющих особую постсоветскую правовую общность, находится под влиянием конституционных норм о праве собственности на природные ресурсы и другие природные объекты. В этих государствах используются различные подходы. Первый связан с провозглашением монополии государственной (либо общенародной, публичной) собственности на природные ресурсы и объекты (за исключением, быть может, земли) и реализован в таких странах, как Азербайджан (ст. 14 Конституции), Белоруссия (ст. 13), Казахстан (ст. 6, п.3), Кыргызстан (ст. 4 п. 2), Молдавия (ст. 127, п.4), Таджикистан (ст. 13), Украина (ст. 13). Конституции Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана относят к объектам государственной собственности также животный и растительный мир. Второй подход допускает частную собственность на природные ресурсы и реализован в России (ст. 9, ч. 2 Конституции). Кроме того, российское законодательство использует понятие собственности (государственной) на животный и растительный мир. Конституции Армении (ст. 8), Грузии (ст. 21) и Туркменистана (ст. 9) оставляют вопрос о собственности на природные ресурсы открытым или отсылают к другим законам.

Такое положение открывает путь к насыщению экологического права частноправовыми институтами, превращает его в отрасль частного права. Однако перспектива поглощения экологического права гражданским не может быть признана радужной, так как гражданское право регулирует отношения вокруг объектов, подлежащих взаимной оценке, Природа же выступает бесценный объект.

Институт собственности унаследовал свое место в экологическом праве государств СНГ от института государственной (общенародной) собственности советского периода. В советское время всё, что не составляло собственность одного субъекта, представляло собой собственность некоторого круга других субъектов. Поэтому государство, стремясь максимально ограничить сферу частных интересов и частной собственности, не нашло лучшего пути, как сделать это за счет максимального расширения государственной собственности. Все то, что не могло быть частной собственностью, провозглашалось государственной.

После распада Союза идеология ушла, но образ мышления остался прежним, сохранилось и нормативное наследие. Государственная собственность представляется, с одной стороны, гарантией от приватизации. Но с другой стороны, тотальность государственной собственности психологически, нормативно и организационно готовит приватизацию. Объявление объектов Природы (воды, воздуха, лесов или растительного мира вообще) объектами права, находящимися в собственности государства, утверждает мысль о том, что эти объекты вообще могут быть чьей-то собственностью. Эффект оказывается противоположным тому, на который рассчитывали архитекторы реального социализма. Собственность сначала сосредоточилась в руках единственного собственника (не отличающегося принципиально от частного) — государства. Следующий шаг — отнять и поделить — оказался вполне закономерным.

В постсоветский период идея собственности на природу получила дальнейшее развитие. Положение усугубляется тем, что, по глубокому и тонкому наблюдению академика Е.Суханова, понятие форм собственности (применяемое в России) является экономической, а не юридической категорией, и принципиальная юридическая разница между собственностью разных форм отсутствует. Таким образом, эти формы различаются главным образом управомоченными субъектами, и лишь в некоторых случаях — режимом использования объекта. Получается, что в России отсутствует юридическая категория публичной собственности, так как вся собственность (в том числе государственная и муниципальная) принципиально не отличается от частной ввиду конституционного положения о «равноправии» форм собственности. Государство и муниципальные образования рассматриваются в России как субъекты гражданского права.

В Древнем Риме, например, субъекты права публичной собственности субъектами частного права не были, не могли быть объектами права собственности (а также фактического обладания, владения) текущая вода, воздух и т.д. Отголоском такого положения является ст. 31 действующего на настоящий момент (май 2006) Водного кодекса РФ: «Понятие владения не применимо во всей полноте к водным объектам, поскольку сосредоточенная в них вода находится в состоянии непрерывного движения и водообмена». Из проекта нового Водного кодекса такая норма исчезла.

Такая ситуация накладывает специфику на защиту экологических прав населения, на охрану природы и защиту животных. Приходится использовать те возможности, которые предоставляются действующим законодательством. Хотя не следовало бы рассматривать природу и животных как собственность. Животные не вещи, что специально подчеркивается в мировой практике основополагающими законами, например, Германским гражданским уложением, законом «О вещном праве» Эстонии и т.д.

У местного населения есть комплекс прав, которые можно и нужно использовать для воспрепятствования приватизации (в том числе земли, искусственных водоемов), землеоотводам и иной антиэкологической деятельности как нарушению, среди прочего, и своих прав на муниципальное имущество. В Украине, согласно ст. 13 Конституции, земля, вода, атмосферный воздух, недра, ресурсы континентального шельфа и исключительной экономической зоны являются объектом права собственности украинского народа. Парадоксально, но такое положение сочетается с внедрением в этой стране частной собственности на землю. Такие права являются заметным дополнением к возможности требовать прекращения деятельности, которая приносит экологический вред или создает опасность причинения такого вреда (т.н. «популярный иск», основанием которого в России является ст. 1065 Гражданского кодекса (ГК), а в Украине — статьи 1163, 1164 Цивильного кодекса (ЦК)). Иск предъявляется по общим правилам искового производства (в РФ Гражданский процессуальный кодекс(ГПК)). Право требовать возмещения экологического вреда предоставляет ст. 1079 ГК РФ.

Собственники («хозяева») домашних животных в России и в Украине на практике, к сожалению, не пользуются богатыми возможностями, которое им предоставляет гражданское законодательство для борьбы с произволом коммунальных служб и с противоправным правотворчеством местных органов, принимающих различные «правила содержания» (собак, кошек, других животных и др. домашних животных). Такого рода «правила» зачастую устанавливают недопустимо короткий срок передержки найденных (отловленных) животных — несколько дней, в то время как он не может быть менее шести месяцев в России (ст. 231 ГК) и двух месяцев в Украине (ст. 341 ЦК). Гражданские кодексы этих стран обязывают возвращать найденных или задержанных животных собственнику, в случае необходимости принимая меры к розыску собственника (ст. 230 ГК РФ и 340 ЦК Украины). Возмещение расходов на содержание животных в этот период есть обязанность собственника животных, но оно не является условием возврата животного хозяину (ст. 232 ГК РФ и 342 ЦК Украины), а невозмещение таких расходов не может использоваться для оправдания «изъятия» животных. Следует отметить, что в Украине недавно принят Закон «О защите животных от жестокого обращения» (№3447-IV), устанавливающий меры по защите животных вне и помимо гражданско-правовых отношений.

Подзаконные акты (вышеуказанные «правила…»), а в Российской Федерации также и законы субъектов федерации (устанавливающие такие «правила…») могут быть признаны недействующими, то есть лишены юридической силы, полностью или в части, противоречащей этим положениям Гражданского кодекса. Решения, юридические или фактические действия публичных органов, должностных лиц или государственных служащих, противоречащие ГК (например, решение об «изъятии» собаки или кошки) также оспариваются в порядке «жалобного» производства (в России он установлен гл. 25 ГПК), либо в рамках искового производства. Суд должен отказать в применении подобных «правил…», если в ходе искового производства на них ссылаются коммунальные структуры, производящие отлов животных, или публичные органы (например, мэрия города). При этом в либеральном обществе о правильном применении субъективного права должно позаботиться заинтересованное лицо, заявив соответствующее требование. К сожалению, зоозащитная общественность в недостаточной мере пользуется имеющимися возможностями.

Итак, специфика природоохранного законодательства в постсоветских странах состоит в широком использовании гражданско-правовых институтов, прежде всего применения института собственности к общественным отношениям, складывающимся вокруг природных явлений или элементов природной среды, которые рассматриваются как объекты права собственности. Однако развитие природоохранного и зоозащитного законодательства должно привести к публичной защите природы и животных как самоценных субъектов, а не как объектов чужого права.