Яну эта идея настолько понравилась, что он сразу же написал мне письмо: мол, свяжись, с кем надо и все организуй.Я тотчас пожалел о своем предложении: я хорошо, как мне кажется, знаю свою страну и населяющую ее ораву чиновников-бюрократов, через которых приходится что-либо согласовывать.

С другой стороны, думал я, почему бы не попробовать. Ведь речь идет о французах, а Франция, как известно, обязалась выделить России на утилизацию АПЛ 20 миллионов долларов (всего же по программе «Глобальное партнерство» — 900 миллионов долларов). Неужто, думал я, французам, протянувшим руку помощи России, откажут?

Забегая наперед, скажу: отказали! Иезуитским способом, но – отказали!

Ян прислал письмо на французском, я , в переводе на русский, отнес его в Росатом. Вместе с пятикилограммовым альбомом-бестселлером – самые знаменитые фотографии Яна Артуса-Бертрана, сделанные им во всех уголках мира.

Ян, в частности, писал [это было 24 мая 2006 года] в адрес руководителя Росатома Сергея Кириенко (а потом и в адрес Министра обороны и Главкома ВМФ), что хотел бы не только сфотографировать списанные АПЛ с воздуха, но и снять телефильм с экологическим уклоном о проблемах мест хранения АПЛ.

5 июня 2006 года я получил ответ от советника главы Росатома Сергея Новикова: «…Федеральное агентство по атомной энергии может дать разрешение на съемку мест хранения АПЛ с воздуха только после получения разрешения Mинобороны».

Я написал письма руководителям пресс-служб Минобороны С.Рыбакову (не ответил и через два месяца) и ВМФ И.Дыгало (официального ответа не последовало до сих пор).

Пришлось договариваться с Новиковым (через посредника, поскольку, как я понял, господин Новиков не менее занят, чем господин Кириенко) на интервью с руководителями организаций, в чьем ведении находятся списанные АПЛ. Был получен еще один ответ. Цитирую: «Без письменного согласия Минобороны Росатом не может дать разрешение на фото и видеосъемки в б. Губа Сайда и б. Разбойник, так как данные объекты находятся на территории закрытых административных образований (ЗАТО), которые подведомственны Минобороны. Тем не менее, пресс-служба Росатома готова предоставить вам фото и видеосъемки данной местности из архива».

По просьбе французских коллег я попросил предварительно посмотреть фото и видеоматериалы коллег из Росатома. Ответ был дан посредником: пусть французы сначала предоставят копии своих паспортов и копии аккредитационных карточек при МД РФ.

Потом коллеги из Росатома попросили направить им список вопросов; список объектов для съемки; количество журналистов с точным указанием, кто есть кто; маршрут поездки… В конце длительной переписки Новиков прислал письмо, в котором говорилось: «Росатом готов предоставить запрашиваемую информацию в рамках своей компетенции в письменной форме или в виде интервью. Также настоятельно прошу согласовать готовый материал с пресс-службой Росатома перед его публикацией».

То есть, о фото и видеосъемках речи уже не идет: ни с согласованием с Минобороны, ни без такового.

Нет уже речи и об интервью с руководителями на местах – во Владивостоке и в Мурманске.

Требуется обязательная аккредитация (хотя в законе о СМИ сказано, что зарубежные корреспонденты, зарегистрированные в России, обладают всеми правами журналистов согласно закону о СМИ).

И выяснилось, что все ранее обещанные разрешения касаются только французов, но никак не российского журналиста Г.Пасько, о котором в качестве сопровождающего просили французские журналисты.

В итоге:

1. Французские журналисты возмутились требованием согласовывать материал до его публикации, посчитав, что это – типичная цензура.

2. Также они возмутились ущемлением прав российского журналиста.

3. Они вообще отказались от поездки в Россию на таких условиях.

Вопросы:

• кому все это выгодно? Росатому? Минобороны? ВМФ? России в целом?

• а если французские коллеги поставят под сомнение прозрачность (а, значит, и расходование средств налогоплательщиков Франции) всего процесса иностранной помощи на утилизацию российских АПЛ?

Мое мнение по поводу согласований: в Росатоме заранее знали, что Минобороны промолчит и никаких разрешений не выдаст. Знали, потому что наверняка, как сосуды, сообщаются между собой.

Не могут не сообщаться, потому что в сегодняшней России почти все начальники пресс-служб министерств и ведомств – сотрудники ФСБ. И вся эта эпопея с организацией поездки заведомо была обречена на провал. И при этом неважно, кто собирался лететь по России – французы или немцы. И независимо от того, кто их собирался сопровождать – я или другой российский журналист.

Вот если бы это был сотрудник ФСБ…

А, может, я ошибаюсь? Может, «коллеги», действительно искренне хотели помочь? Просто, по-другому, по-умному, они – пока, еще, уже, все еще, может быть, окончательно, наверняка (нужное вставьте сами) – не умеют?