Научно-исследовательский институт им. Вейцмана в Израиле – один из ведущих многоотраслевых исследовательских институтов мира. Это единственное научное заведение в стране, где делают основной акцент на развитие фундаментальной науки, но при этом зарабатывают на дальнейшие научные исследования. Существенный процент из них посвящен «зеленым» технологиям.
О зелных технологиях и о работе института в целом наша беседа с доктором кафедры биохимии Борисом Рябчинским.
Лучшие умы
— Борис, несколько слов об институте…
— Хаим Вейцман – первый президент Израиля, и одновременно ученый-химик с мировым именем, – однажды сказал, что страна не может существовать без научных разработок. Природных ископаемых в Израиле нет, но есть мощный человеческий ресурс — мозг. И в 50-ые годы, когда государство только становилось на ноги, институт, основанный Вейцманом в 1944 году, уже котировался, как один из ведущих мировых институтов фундаментальных исследований в области естественных и точных наук. Здесь по-прежнему работают лучшие умы, ведутся исследования в области химии, физики, математики, медико-биологических, компьютерных наук.
Вместо пластикового пакета — мокрое место
— Чем занимаетесь вы?
— В фокусе внимания моей группы — организация молекул в воде. Мы достаточно успешно работаем в направлении Water Best Materials. Вода – функциональный, структурный элемент. Организация молекул в воде может привести к получению очень интересных биологических систем. Причем, с качествами, превосходящими естественные материалы. К примеру, у нас есть несколько новых направлений, например, Water Best Plastic, в рамках которых мы получаем пластик, основанный на воде. Он может быть пластичным или твердым, как дерево, в зависимости от заданных свойств. При этом все эти материалы адаптивны, то есть могут изменяться в зависимости от программы, которую мы заложим. Скажем, такой пластик можно запрограммировать на разложение, то есть через заданное время он может превратиться в воду.
— И это прямое решение проблемы замусоривания планеты?.
— Да, это самые настоящие «зеленые» технологии, которые основаны на нано-методах. Наше последнее достижение – использование мембран, которые организуются в воде, и могут разделять нано-частицы или белки, после чего мы можем эти мембраны растворить и создать заново. Эти исследования называются Recycling Material.
В будущем мы предполагаем двигаться в сторону солнечной энергии. Мы хотим создать новую, еще не существующую концепцию преобразования солнечной энергии в электроэнергию. Это не традиционная батарея, не краска, а нечто новое.
Солнечные топливо и краска
— О какой краске идет речь?
— В Институте развивается проект Solar Paint — солнечная краска. Такую краску достаточно нанести на поверхность предмета, и он тут же превращается в солнечную батарею. Пока это изобретение в стадии разработки, и не очень эффективно, но в принципе такая идея существует и у нее все впереди.
Не менее интересен, на мой взгляд, проект Solars Fuel – солнечное топливо. Под воздействием лучей солнца из воды и углекислого газа, которые существуют вокруг нас в колоссальных количествах, можно получить метанол, то есть жидкое топливо. Оно немного хуже бензина. Тем не менее, машина будет ездить, производя опять–таки воду и СО2, которые можно будет вновь помесить в реактор и вновь произвести топливо.
Эти исследования также на начальном этапе, ее авторы надеются через 10 лет получить работающую систему.
— Ведутся ли подобные разработки в других странах?
— Разработки ведутся во всем мире, это одна из самых горячих областей науки. Вчера в нашем институте был гость – глава Международного консорциума солнечного топлива, который занимается привлечением международных научных групп к решению этой проблемы. Осуществление технологии освободит человечество от углеводородной зависимости.
Сама себе кормилица
— Борис, в России фундаментальная наука – в состоянии выживания. Откуда берет финансирование институт Вейцмана?
— Годовой бюджет института, составляющий 200 миллионов долларов США, на треть состоит из частных пожертвований, на треть — из госдотаций, на оставшуюся треть — из грантов, предлагаемых разными источниками. Кроме того, существует такой источник, как эндаумент, основу которого составляют банковские проценты от патентов и средств, полученных от реализации разработок института. К слову, эти проценты больше, чем в других институтах страны.
Скажу больше – в каждом департаменте Института имеются внутренние фонды, из которых ученый может получить деньги в результате внутреннего соревнования. С точки зрения финансовой, дело у нас поставлено лучше, чем в других вузах.
— Но как фундаментальная наука может зарабатывать? Ваши исследования не носят прикладного характера.
— В науке конкурируют два подхода. Первый — нужно делать только полезные вещи, второй — нужно развивать фундаментальное направление. Но если не развивать фундаментальное, невозможно будет понять все остальное! Здесь нужен баланс.
Вместе с тем, проводя исследования, наши ученые открывают вещи, которые, улучшая качество жизни людей, начинают пользоваться огромным спросом. Именно таким изобретением стал препарат копаксон, разработанный профессорами Михелем Села и Рут Арнон. Занимаясь экспериментальными исследованиями в области биологии, они заметили, что некое вещество на 80% снижает число рецидивов у больных рассеянным склерозом. Сегодня этот препарат приносит Институту огромные доходы.
— То есть фундаментальная наука может быть самой себе кормилицей?
— Получается так. В Институте еще в 1959 году была создана компания «Йеда» (знание), занимающаяся внедрением разрабатываемых технологий. Она и занимается патентами. Наши мембраны «Йеду» также заинтересовали, и ее менеджеры пытаются найти производственный сектор, которому наша разработка жизненно необходима.
А вообще человечество живет сегодня в каменном веке, очень много чего сжигая, уничтожая природные ресурсы, конфликтуя из-за доступа к месторождениям, вплоть до военных действий. Пройдет еще немного времени, и это уйдет в прошлое. Для 21 века это — не элегантный подход…