«Мы хотели, чтобы Норвегия оставалась в проектах до последнего»
Эксперт атомного проекта «Беллоны» Александр Никитин о выходе РФ из экологического соглашения по советскому ядерному наследию
News
Publish date: 26/12/2012
Written by: Дмитрий Шевченко
News
2012 год запомнится россиянам «завинчиванием гаек» по всем фронтам и направлениям – от невиданного по степени абсурдности процесса над Pussy Riot до запрещенных сайтов, документальных фильмов и «иностранных агентов». Еще этот год запомниться репрессиями в отношении активистов «зеленого» движения.
С особо ретивыми «зелеными», которые как кость в горле стоят у чиновников и крупного бизнеса, теперь не церемонятся. Уголовные дела фабрикуются исходя из прихотей «заказчиков» – то всплывают на свет божий невесть откуда взявшиеся якобы поддельные больничные листки трехгодичной давности, как это случилось у воронежского «антиникелевого» активиста Константина Рубахина, то поводом для условного срока служат надписи «Это наш лес», «Это наша земля», «Саня-вор» на незаконном заборе в лесу, как это случилось у членов Совета «Экологической Вахты по Северному Кавказу» Сурена Газаряна и Евгения Витишко.
Минувшим летом на Газаряна было заведено еще одно уголовное дело – за то, что тот якобы «угрожал убийством» охраннику возле черноморского «дворца Путина». В ноябре ему должны были предъявить обвинение, что грозило бы – учитывая уже имеющийся условный срок – заключением под стражу. Ждать обвинения эколог не стал. 16 ноября он перестал отвечать на телефонные звонки, никто из коллег не знал о его местонахождении. 21 декабря стало известно, что Сурен Газарян покинул Россию и попросил политического убежища в Эстонии.
Наш журналист связался с экологом-эмигрантом и выяснил подробности.
– Сурен, как только тебя объявили в федеральный розыск, уголовное дело по поводу твоих якобы угроз охраннику на «путинском» пляже почему-то передали в Следственный комитет (СК) по Краснодарскому краю. Это странно, ведь «угроза убийством» – вовсе не должностное и не особо тяжкое преступление. Что говорит адвокат?
– Ничего не говорит. Ему до сих пор не дают даже постановление об объявлении меня в федеральный розыск. Решение о передаче дела в СК было принято в связи с участием осенью этого года в выборах в Законодательное собрание края от партии «ЯБЛОКО».
– Как тебе удалось выехать из страны?
– Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что выезжал через третью страну, куда не нужна виза. Там пришел в эстонское консульство и оформил визу. Уже в Таллинне пришел в Службу международной защиты Департамента полиции и погранохраны Эстонии с ходатайством о международной защите.
– Его удовлетворили?
– Это не быстрая процедура, занимает до шести месяцев. Сейчас у меня пока статус лица, подавшего ходатайство о международной защите. Выдать России меня уже не могут, даже если поступит такой запрос. Эстонские власти не имеют права раскрывать мое местоположение.
– Почему именно в Эстонии решил просить политическое убежище?
– Здесь проще адаптироваться, страна небогатая и потому относительно недорогая. Пока я не смогу работать, для меня это важный фактор. Да и бюрократии здесь намного меньше, чем, например, в Германии и других больших странах, поэтому процедура проходит быстрее.
– Чем думаешь заниматься все это время?
– Не знаю пока. Буду ждать, когда мне дадут статус политического беженца, иначе нельзя ничего делать, ни работать официально, ни выезжать за пределы страны. Буду, по мере возможности, вести общественные расследования, участвовать в делах ЭкоВахты.
– В России ходят слухи, что некие силы тебе помогают материально…
– Выехать из России и обустроиться на новом месте мне помог фонд Front Line Defenders. Этот фонд помогает правозащитникам, которым на родине грозит опасность. Мне дали небольшой грант на аренду квартиры в Таллинне, которого хватит месяца на три. Но у меня были деньги с собой, на которые можно прожить некоторое время.
– В Краснодаре у тебя осталась семья – жена, две дочери. Планируешь забрать их к себе?
– Сейчас нужно получить официальный статус беженца, дальше видно будет. Когда я уехал, к жене приезжала полиция, опрашивали всех моих родственников, пытались выяснить, где я и что я. Теперь, когда я объявился, уже не звонят.
– Вернемся к твоему преследованию в России. Насколько велики шансы, что уголовное дело, как это часто бывает у наших правоохранительных органов, полежит на полке и его по-тихому закроют?
– Честно говоря, шансов немного. Даже если тот охранник, которому я якобы угрожал, заберет заявление, дело, скорее всего, все равно не закроют без указания свыше. Но даже если его и закроют, мне все равно грозит колония за нарушение режима условного осуждения по первому делу.
– Но как иначе прекратить твое преследование?
– Сейчас общественный резонанс полезнее адвоката. Адвокат в современной системе ничего не может сделать, если нет воли сверху, а она сама собой не появится.
– А если, скажем, начать сбор средств для Ткачева – широко и всенародно собирать ему на новый забор взамен испорченного?
– Это уже было, и это никому не интересно, он и так исправил свой забор. Надо продолжать выезды туда, документировать ход работ и каждый раз писать о нарушении закона в прокуратуру, в лесной департамент. Не обязательно даже внутрь ограды попадать для этого. В общем, надо постоянно долбить их фактами, я в последнее время не мог этого делать.
Эксперт атомного проекта «Беллоны» Александр Никитин о выходе РФ из экологического соглашения по советскому ядерному наследию
Обзор событий, влияющих на окружающую среду в российской Арктике – в первую очередь факторов, вызывающих риски загрязнения и влияющих на процесс изменения климата
Обзор событий в области ядерной и радиационной безопасности, имеющих отношение к России и Украине
Россия экспортирует природные ресурсы, добытые в регионе, чтобы финансировать войну, при этом не заботясь об ущербе хрупким арктическим экосистемам