Дайджест новостей о Российской Арктике. Август 2024
Обзор событий, влияющих на окружающую среду в российской Арктике – в первую очередь факторов, вызывающих риски загрязнения и влияющих на процесс изменения климата
News
Publish date: 31/07/2000
News
В Президиум Верховного Суда Российской Федерации
Возражения на протест в порядке надзора по делу Никитина А.К.
Адвокатов Шмидта Ю.М. Матинова М.А.
Протест, подписанный заместителем Генерального прокурора Кехлеровым С.Г., представляет собой бессвязный набор фраз, лишенных конкретного правового содержания. Ни один из доводов, взятых в отдельности, ни их совокупность не опровергают выводы Санкт-Петербургского Городского и Верховного Суда РФ.
Подавляющая часть аргументов прокурора вообще не имеет никакого отношения к существу предъявлявшегося Никитину А.К. обвинения и состоявшихся по делу судебных решений.
Содержание протеста характеризуется полнейшим правовым нигилизмом, пренебрежением к смыслу и духу Конституции и Законов России, к правам и свободам человека.
В соответствии со ст.2 Конституции РФ, «человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства». В соответствии со ст.18 «права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием».
Никакие трудности практического характера и ведомственные интересы не могут являться основанием для оправдания нарушений конституционных прав граждан. Как указано в Постановлении Конституционного суда РФ от 2 февраля 1996 г. № 4-П,
«… государство обязано признавать, соблюдать и защищать права и свободы, создавая при этом эффективные правовые механизмы устранения любых нарушений, в том числе допущенных его органами, должностными лицами при осуществлении уголовного судопроизводства… Эти процедуры должны гарантировать приоритет прав и свобод человека и гражданина, не допуская предпочтения им даже самых важных общественных, ведомственных или личных интересов». Автор, как видно из довода, сформулированного на листе 3 протеста, придерживается принципиально иной точки зрения.
В ходе несоразмерно затянувшегося предварительного расследования по делу Никитина были допущены многочисленные нарушения прав и свобод человека, норм международного законодательства о правах человека и уголовно-процессуального кодекса России. Все эти нарушения допускались при прямом участии либо при попустительстве надзирающей прокуратуры. Все жалобы и ходатайства защиты отклонялись как необоснованные. Поэтому неожиданное признание заместителем Генерального прокурора факта многочисленных нарушений после того, как Никитин судом был оправдан, и попытка стороны обвинения использовать свои собственные нарушения для отмены оправдательного приговора под лицемерным предлогом необходимости восстановить нарушенное право на защиту (а фактически, как всем ясно, по совершенно иным мотивам) – нельзя расценить иначе чем надругательство над Конституцией, законами России и правами человека. Все нарушения – насколько это в пределах человеческих возможностей — исправлены самим фактом оправдания подсудимого.
Известно, что оправдательный приговор чаще всего является следствием ошибок, недоработок и нарушений, допущенных в стадии предварительного расследования. Очевидно, что в описательной части приговора все эти нарушения должны быть отражены. Но в таком случае, если следовать логике автора протеста, каждый оправдательный приговор становится уязвимым, ибо чем больше судом выявлено нарушений, тем легче прокурору обосновать требование об отмене приговора.
Постановленный судом приговор может быть отменен лишь в том случае, если он является незаконным и/или необоснованным. Ставя вопрос об отмене, прокурор обязан был указать, в чем состоит ошибка суда и какое иное решение ему надлежало принять. Выполнил ли эту обязанность автор протеста по настоящему делу?
Согласие с выводами Санкт-Петербургского городского суда «о неполноте, недостатках и нарушениях, допущенных при проведении предварительного следствия» (лист 4 протеста), «неконкретности обвинения, нарушении права на защиту» (лист 5) безусловно, означает признание автором протеста невозможности вынесения обвинительного приговора.
Одновременно в протесте отмечается, что «государственный обвинитель не предлагал вернуть дело на новое расследование, а суд с учетом требований Постановления Конституционного Суда от 20 апреля 1999 года был лишен такой возможности».
Итак, обвинительный приговор — с учетом всех недостатков и признанных самим Кехлеровым С.Г. грубых нарушений — выносить было нельзя.
Направлять дело на доследование – тоже нельзя.
Но и оправдательный приговор, по мысли С. Кехлерова, вынесен неправильно!
В таком случае, что же оставалось делать суду? Как он должен был поступить, если все три варианта не годятся, а четвертого автор протеста не предлагает, да его и не существует в природе?!
Очевидно, что именно оправдательный приговор является единственно законным и верным решением по делу. Суд четко выполнил конституционную норму, предписывающую все сомнения толковать в пользу обвиняемого. На этом можно было бы закончить свои возражения и не касаться беспомощной аргументации протеста, относящейся к незначительным и не влияющим на существо дела деталям.
Автор протеста утверждает, что выводы судов, изложенные в приговоре и определении, не соответствуют фактическим обстоятельствам дела, кроме того, имеет место «неполнота», которая может быть восполнена только при дополнительном расследовании дела.
1. Вывод прокурора о неполноте (непонятно чего) не основан на положения статьи 343 УПК РСФСР. Судом были удовлетворены абсолютно все ходатайства участников процесса, в том числе государственного обвинителя, допрошены все лица, чьи показания имеют существенное значение для дела, проведены экспертные исследования, истребованы все необходимые документы и вещественные доказательства, исследованы данные о личности обвиняемого. Государственный обвинитель, как правильно отмечено в протесте, не заявлял ходатайства о направлении дела на дополнительное расследование, более того, когда в октябре 1998 года суд сделал это по собственной инициативе, последовал частный протест с требованием отменить определение и передать дело на новое судебное рассмотрение. Да и в кассационном протесте на приговор вопрос о направлении дела для дополнительного расследования не ставился. Таким образом, утверждение о какой-то «неполноте» голословно и носит откровенно искусственный характер, равно как и доводы относительно «неконкретности» предъявленного обвинения. Первые семь обвинений действительно страдали этим недостатком, ибо в них отсутствовало описание существа сведений, разглашение которых инкриминировалось Никитину. В последнем обвинении, которое также было небезупречным, этот порок был исправлен, в результате чего право на защиту ущемлено не было.
2. Совершенно необоснованным и противоречащим положениям ст. 344 УПК РСФСР, является утверждение протеста о несоответствии выводов судебных инстанций фактическим обстоятельствам дела. Все выводы, изложенные в приговоре и определении, подтверждаются рассмотренными в судебных заседаниях доказательствами, учтены все обстоятельства, которые могли существенно повлиять на принятые решения, указаны основания, по которым суд принял одни доказательства и отверг другие. Никаких противоречий, повлиявших на решение вопроса о виновности (невиновности) Никитина, в приговоре и определении нет.
3. На листах 1, 2 и 3 протеста приводятся фактические данные, которые не имеют никакого отношения к предъявлявшемуся Никитину обвинению и в соответствии со статьей 69 УПК РСФСР доказательствами не являются. Мы имеем в виду рассуждения автора протеста о том, что Никитин «обладал информацией о местах базирования атомных подводных лодок (АПЛ) Северного и Тихоокеанского флотов, местах базирования АПЛ специального назначения и кораблей отстоя, о всех судостроительных и судоремонтных предприятиях промышленности и ВМФ, информацией о тактико-технических характеристиках, заводских и тактических номерах АПЛ, атомных надводных кораблей». Никитину никогда не предъявлялось обвинение в сборе и передаче перечисленных выше сведений. Автор протеста приводит их с единственной целью: скрыть отсутствие реальной аргументации.
4. Тезис о неправильном применении судом закона автор протеста развивает, анализируя нормативные акты, которые не входили в конструкцию обвинения Никитина А.К., содержащегося в формуле его вины.
В протесте дается исследование закона “О государственной тайне” в редакции от 21.07.93 г. и «неопубликованных нормативных актов», которые не были включены в правовую базу обвинения Никитина А.К., но которые, по мнению автора протеста, должны были быть применены судом при постановлении обвинительного приговора.
В ходе предварительного следствия Никитину А.К. было предъявлено обвинение по ст. 275 и ст. 283 ч.2 УК РФ, в котором отнесение сведений к государственной тайне было проведено на основании ст. 5 Закона РФ “О государственной тайне” в редакции от 06.10.1997 г.
В соответствии со ст. 254 УПК РСФСР суд мог проводить разбирательство только по тому обвинению, по которому Никитин был предан суду, и исследовать возможность применения Закона РФ “О государственной тайне” в редакции от 06.10.1997 г., при решении вопроса: содержат ли сведения, опубликованные в докладе “Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона” государственную тайну.
Составление глав доклада было закончено Никитиным на два года раньше издания закона, на основании которого органы следствия устанавливали его ответственность.
В соответствии со ст.54 Конституции РФ и ст. 10 УК РФ, согласно которым закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет, суд сделал обоснованный вывод о невозможности применения Закона РФ “О государственной тайне” в редакции от 06.10.1997 г., в качестве правовой базы для обвинения Никитина.
4. В протесте говорится: «основным аргументом оправдания Никитина является то, что, по мнению суда, собранные им, разглашенные и переданные иностранной организации сведения являются «другими сведениями», а поэтому его действия не могут быть признаны государственной изменой и разглашением государственной тайны».
Такого выражения как «другие сведения» ни приговор, ни определение кассационной инстанции не содержат, и поэтому невозможно понять из какого источника автор протеста взял этот довод. Да и вообще понять смысл того, что хотел сказать автора протеста, просто невозможно.
Прочитав приговор и кассационное определение, несложно увидеть, что существо судебных решений для оправдания Никитина составили два основных аргумента, а именно отсутствие субъективной и объективной стороны преступлений, предусмотренных ст. 275 и ст. 283 УК РФ.
В приговоре Санкт-Петербургского городского суда и определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ подробно изложены мотивы, по которым судебные инстанции пришли к такому выводу.
Отсутствие интеллектуального и волевого элементов умысла у Никитина на совершение преступлений определялось тем, что он не мог знать, что используемые им в докладе сведения составляют государственную тайну.
После вступления в силу Конституции РФ 25 декабря 1993 года для граждан России существовал определенный порядок для того, чтобы узнать какие сведения составляют государственную тайну. Этот порядок был определен тремя нормативными актами:
Таким образом, после издания Закона РФ “О государственной тайне” и вступления в силу Конституции РФ, то есть после 25 декабря 1993 года, гражданин России имел возможность узнать отнесены ли конкретные данные к категории сведений, составляющих государственную тайну, НЕ РАНЕЕ 30 НОЯБРЯ 1995 ГОДА (то есть не ранее даты опубликования утвержденного Президентом “Перечня…”)
Следовательно, на момент составления доклада “Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона” (август-сентябрь 1995 г.) Никитин не мог ознакомиться с этим документом по той простой причине, что этого документа ещё не существовало.
Поэтому он НЕ МОГ ЗНАТЬ, что используемые им в докладе сведения составляют государственную тайну.
Кроме того, на формирование осознания Никитиным данной ситуации влияли и такие установленные Конституцией и Федеральным законом требования:
“Не подлежат отнесению к государственной тайне и засекречиванию сведения о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях, а также о стихийных бедствиях, их официальных прогнозах и последствиях; о состоянии экологии, здравоохранения, санитарии, демографии, образования, культуры, сельского хозяйства, а также о состоянии преступности;”
Данный нормативный материал жестко определяет исходную позицию для восприятия Никитиным А.К. что и каким образом может быть отнесено к понятию “сведения, составляющие государственную тайну”:
Именно такой подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст.64 УК РСФСР, где разъясняется:
«Однако в силу указанной конституционной нормы уголовная ответственность за выдачу государственной тайны иностранному государству правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе. Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном нормативном правовом акте, что вытекает из статьи 15 (часть 3) Конституции Российской Федерации”.
В период работы Никитина над докладом (август-сентябрь 1995 г.) руководствоваться ст. 5 Закона РФ “О государственной тайне” для решения вопроса: какую конкретную информацию можно отнести к категории “сведений, составляющих государственную тайну” было неправомерно. Указанная выше статья содержала перечень сведений, которые могли быть отнесены к государственной тайне только после специальной процедуры, а, именно, после внесения в перечень сведений составляющих государственную тайну.
Данное обстоятельство нашло отражение в Постановлении Государственной Думы “О Перечне сведений, отнесенных к государственной тайне” от 27 октября 1995 года, где указывается, что: «…до настоящего времени такой перечень Правительством РФ не представлен на утверждение Президенту РФ, в связи с чем правоохранительные органы страны лишены правовой основы для выполнения возложенных на них функций по обеспечению безопасности государства, общества и личности.
Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации постановляет:
«Признать, незащищенность сведений, отнесенных к государственной тайне…»
На пяти страницах приговора суд подробно анализирует приведенный выше нормативный материал.
( 32 — 36 стр. приговора)
Что же касается отсутствия в действиях Никитина объективной стороны указанных выше преступлений то:
Во-первых, в судебных решениях идет речь об отсутствии законодательной базы для отнесения тех или иных сведений к государственной тайне в период с 12 декабря 1993 года по 30 ноября 1995 года (до момента утверждения указом Президента РФ Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне). То есть указывается на отсутствие необходимого элемента, составляющего объективную сторону, рассматриваемых составов преступлений.
Во-вторых, в судебных решениях говорится что сведения, содержащиеся в докладе «Беллуны нельзя признать составляющими государственную, и потому, что они являются сведениями «не указанными в абзацах 2,4 и 6 п.1 ст. Закона РФ «Государственной тайне» в редакции от 6.10.1997 г.
(стр.5 Определения СК по уголовным делам ВС РФ)
В-третьих, сведения, содержащиеся в докладе, были взяты Никитиным из открытых источников: книг, справочников, журналов и газет.
(стр. 18, 21 и 22 приговора Санкт-Петербургского суда)
Каждое из приведенных выше оснований было достаточным для вынесения оправдательного приговора. А в своей совокупности они создали уникальную ситуацию: при очевидной несостоятельности предъявленного Никитину обвинения в его деле в течении уже почти пяти лет не поставлена точка.
5. Совершенно несостоятельно обвинение в адрес суда в том, что он якобы «не учел положений, приведенных в статье 2 раздела 2 Конституции России», и глубокомысленный вывод, что «и после принятия 12 декабря 1993 года Конституции РФ в период совершения Никитиным преступных деяний продолжал действовать Закон РФ «О государственной тайне» в редакции от 21 июля 1993 года». Суд не только учел все это, но и глубоко обосновал свои выводы в этой части. Похоже, что автор протеста просто не читал приговор…
6. Беспредметна приводимая в протесте цитата из Постановления Конституционного суда от 20 декабря 1995 года по делу Смирнова. Скорее, она имеет совершенно обратный эффект, о чем сказано выше. Само же по себе установление уголовной ответственности за выдачу государственной тайны, разумеется, не противоречит Конституции России. Непонятно только, для чего автор протеста пишет о вещах, с которыми никто никогда не спорил.
7. Далее в протесте содержатся доводы, из которых можно сделать вывод, что его автор требует применения к действиям Никитина именно Закона «О государственной тайне» в редакции 1993 года. В таком случае совершенно непонятны следующие за этим рассуждения о неопубликованных нормативных актах и возможности их применения. Следует отметить, что, перечисляя на листе 2 протеста сведения, которые якобы собрал и выдал Никитин (о конструктивных недостатках, особенностях компоновки и эксплуатации отечественных ЯР, об использовании и эксплуатации АПЛ, как видов вооружения и военной техники), автор пользуется Перечнем сведений, подлежащих засекречиванию в ВС РФ, утвержденным приказом министра обороны, а отнюдь не Перечнем, содержащемся в Законе РФ «О государственной тайне».
Здесь уместно сказать, что вообще-то С.Г. Кехлеров старательно обходит главный вопрос: какую правовую базу намерено в дальнейшем использовать обвинение? Конституцию и закон «О государственной тайне» или приказы министра обороны? Похоже, что за всеми сумбурными доводами скрывается призыв уйти от Закона и вернуться к неопубликованным приказам министра.
8. В протесте ставится под сомнение «обоснованность и объективность исследований, проведенных судом» по справочникам Jane’s Fighting Ships, поскольку «они представлены защитой только в судебном заседании, при проведении экспертизы на предварительном следствии эти источники экспертам не представлялись», при отсутствии перевода с английского «эксперты не смогли подвергнуть их исследованию». Суд произвел их оценку, не имея перевода на русский язык, поэтому его выводы «нельзя признать соответствующими фактическим обстоятельствам дела».
Да, эти справочники были представлены только в судебном заседании, но не в декабре 1999 года, а при первом слушании в октябре 1998 года, после чего, как известно, в течение 6 месяцев проводилось дополнительное расследование, проводилась экспертиза и ничто не мешало следствию перевести справочники на русский язык и передать в распоряжение экспертов. Более того, в соответствии со статьей 20 УПК РСФСР это было прямой обязанностью следствия. В соответствии со статьей 49 частью 2 Конституции РФ, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, он мог вообще ничего не представлять. Главное же в том, что никакого принципиального значения ссылка приговора на справочники не имеет, поскольку это далеко не единственный открытый источник, исследованный судом.
Характерно, что, требуя отменить приговор для перевода справочников на русский язык и представления их экспертам, автор протеста не озаботился тем, чтобы хоть с опозданием, но все же представить в Президиум Верховного Суда перевод, и наглядно доказать, что Санкт-Петербургский суд совершил фактическую ошибку и его выводы не соответствуют действительности.
Получается, что прокурор действует наобум и к этому же призывает высшую судебную инстанцию России. Для него главное – любой ценой добиться отмены приговора, а там видно будет.
9. На листе 5 автор протеста пишет, что в ходе судебного разбирательства «у участников процесса возникло множество вопросов к экспертам. Для их разрешения, а также с учетом сомнений в выводах суда по результатам исследования открытых источников на английском языке проведение повторной экспертизы считаю необходимым».
Да, и у прокурора, и у защиты имелись вопросы к экспертам, но на них были даны исчерпывающие ответы, дополнительных вопросов не последовало, что и видно из протокола судебного заседания. Этот довод протеста совершенно не состоятелен.
В протесте не приведено никаких оснований для назначения именно повторной экспертизы. В соответствии со статьей 81 ч.2 УПК РСФСР таковая назначается в случае необоснованности заключения экспертов или сомнений в его правильности. Из содержания протеста видно, что его автор полностью согласен с каждым словом экспертов. Все, что ему надо — это задать какие-то таинственные дополнительные вопросы, а также «определить соотносимость открытых публикаций с текстом доклада». Но сделать это почему-то необходимо «следственным и экспертным путем».
Из материалов дела видно, как и сколько раз за 4 года судопроизводства по делу определяли эксперты 8 управления ГШ ВС РФ эту самую «соотносимость»… Их позиция на этот счет отражена в приговоре суда. Еще можно напомнить показания в суде эксперта Баканова, заявившего о том, что для него и его коллег вообще никакого значения не имеет, была ли та или иная информация опубликована в общедоступных источниках. Эксперты Генерального штаба при даче заключения руководствуются только одним: был ли приказ министра обороны о рассекречивании или его не было.
Сама постановка в протесте вопроса о необходимости решения всех этих задач носит надуманный и искусственный характер, поскольку на исход дела они не могут оказать никакого влияния.
Напомним, что в октябре 1998 года, возвращая дело на доследование, суд указал на необходимость проведения дополнительной экспертизы именно для решения пресловутого вопроса «о соотносимости». В отличие от автора протеста суд глубоко проанализировал все без исключения многочисленные заключения экспертиз, в соответствии с требованием ст. 71 УПК РСФСР оценил их по внутреннему убеждению и дал им аргументированную оценку в приговоре.
10. Удивительный правовой нигилизм демонстрирует С.Г. Кехлеров, комментируя результаты проведенного 5 октября 1995 года по месту жительства Никитина обыска.
Автор протеста не согласен с тем, что суд дал оценку протоколу обыска от 5.10.95 г. как доказательству, не имеющему юридической силы, и которое подлежит исключению как недопустимое.
Даже не принимая во внимание вопрос о правомерности проведения следственного действия лицом, не включенным в следственную бригаду, без соответствующего письменного поручения, следует однозначный вывод о незаконности проведенного по месту жительства Никитина обыска.
В соответствии с положениями ч. 3 ст. 132 УПК РСФСР поручение следователем производства следственных действий другому следователю возможно лишь в случае необходимости их проведения в другом районе.
Обыск в квартире Никитина проводился в районе расследования дела, что исключало возможность его поручения, как в письменной, так и в «устной» форме.
Часть 2 статьи 50 Конституции России и часть 3 статьи 69 УПК РСФСР не допускают использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.
11. В соответствии со ст. 351 и ст. 381 УПК РСФСР при отмене приговора в постановлении надзорной инстанции должно быть указано, требования каких статей закона нарушены и в чем заключаются нарушения или в чем состоит необоснованность приговора и определения. Надо полагать, что это же должно быть указано в принесенном на приговор и определение протесте.
По мнению автора протеста, описательная часть приговора противоречит положениям ст. 314 УПК РСФСР.
Однако если обратиться к тексту приговора, то несложно убедиться, что все требования этого закона были полностью соблюдены судом при составлении приговора. В приговоре изложена сущность обвинения Никитина, по которому он был предан суду, и установленные судом обстоятельства, приведены доказательства, на основе которых был оправдан Никитин, а также указаны мотивы, объясняющие, почему суд отверг доказательства, положенные в основу обвинения.
В чем же тогда состоит нарушение судом этого закона?
Автор протеста видит нарушение положений ст.314 УПК в том, что суд, изучая правовую базу обвинения Никитина, тщательно исследовал весь блок нормативных актов по вопросу отнесения информации к государственной тайне, издававшихся с 1992 по 1998 год. Следует отметить, что изложенный судом в приговоре их юридический анализ полон и безупречен.
Не имея аргументов возразить по существу сделанных судом выводов, автор протеста пытается их опорочить, называя проделанную судом огромную работу не соответствующей требованиям процессуального права.
12. Удовлетворение заявленного протеста неизбежно приведет к значительному усугублению допущенных в отношении Никитина нарушений норм Европейской Конвенции в защиту прав человека и основных свобод.
В июле 1999 года нами была направлена жалоба в Европейский Суд по правам человека по факту нарушения ст. ст. 6 (1) и 13 Конвенции. Жалоба зарегистрирована за № 50178/99 и согласно полученному Никитиным в феврале 2000 года сообщению из канцелярии Европейского Суда, слушание дела состоится в течение этого года.
Не вызывает сомнения, что даже сам факт принесения протеста резко усиливает нарушение указанных статей Конвенции, поскольку означает, что и к исходу пятого года (!) с момента возбуждения дела, и после вступления в законную силу оправдательного приговора Никитин не получил эффективной и окончательной правовой защиты перед национальными властями и продолжает преследоваться ими. Хотим добавить, что отмена оправдательного приговора с направлением дела на дополнительное расследование не только усугубляет нарушения ст. ст. 6 (1) и 13 Конвенции, но и создает новое, а именно нарушение ст. 4 Протокола № 7.
К настоящим возражениям прилагаем выдержку из жалобы Никитина в Европейский Суд по правам человека на 4 листах.
Просим протест прокурора оставить без удовлетворения.
Приложение: Жалоба Никитина А.К. в Европейский суд на 4 листах
Адвокаты: Шмидт Ю.М.
Матинов М.А.
26 июля 2000 года
Обзор событий, влияющих на окружающую среду в российской Арктике – в первую очередь факторов, вызывающих риски загрязнения и влияющих на процесс изменения климата
Использование Севморпути сопряжено с большим количеством климатических, экологических и политических рисков, считает «Беллона»
Генеральный директор организации Рафаэль Гросси предупреждает, что ситуация на ЗАЭС остается «опасной и очень нестабильной»
Об этом заявил глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси во время своего визита на станцию после захвата части Курской области войсками Украины