Последний раз мы с Аней виделись на конференции «Другая Россия». Коротко обменялись мнениями по поводу происходящего. Договорились встретиться после заседаний…

Не встретились…

Чувство того, что мы в этой жизни чего-то «не до…» постоянно поселяется в человеке где-то после сорока. В это время начиняют уходить из жизни люди, которых ты хорошо знал.

В этом году во Владивостоке умер мой друг, замечательный журналист и поэт, Саша Радушкевич. Затем была смерть другого журналиста в Москве — Саши Житько. Потом умер — внезапно, погожим сентябрьским днем — близкий родственник…

…И начинаешь понимать, что отныне тебе предстоит жизнь, в том числе и с участием в похоронах тех людей, с которыми ты был хорошо знаком, кого любил и уважал. И начинаешь понимать — снова, в который раз уже после тюрьмы — что жизнь человеческая — сосуд хрупкий и одноразовый. И начинаешь понимать, что очень важно в этой жизни именно то, чем заполнен это сосуд.

… Ани в глазах была такая грусть, которая не проходила даже когда она улыбалась. Словно она впитывала часть грусти тех людей, о которых писала.

…Одна известная журналистка однажды призналась мне в нелюбви к Анне. Я увидел в этом обычную ревность и зависть. Аня была и красивая, и умная, и успешная. И при этом — честная. Она не гналась за деньгами и наградами, за славой и известностью. Но все это, в известной мере, у нее было. Точнее, пришло с годами честного и нелегкого труда.

Когда-то у меня возникла идея написать книгу обо всех женщинах-журналистках, которые пишут о горячих точках. Первой в списке для интервью было имя Анны Политковской. В одном из своих выступлений перед западной аудиторией я назвал Аню единственным «настоящим мужчиной» в российской журналистике.

Теперь пишут, что «убийство Политковской — это только начало»; что «ни один герой-журналист не может кому-то помешать»; что «работа журналиста так же опасна, как работа шахтера». Через месяц, а то и раньше, некоторые лизоблюды из числа прорежимных писак напишут, что Политковскую убили за ее «коммерческие махинации».

За рубежом оппозиционных российских журналистов нередко спрашивают о том, не страшно ли им писать правду в нынешней России?

Я не знаю, как отвечают они. Может, вспоминают цитату из стихотворения Марины Цветаевой: «Теперь уже не страшно, теперь уже — судьба…». И вообще, разве кто-нибудь в нашей стране может себя уберечь?

Сейчас я опасаюсь того, что президент России, как слон в посудной лавке, выступит с осуждением убийства Анны. И от этого будет стыдно и неловко. И в этом будет такой цинизм, такая лажа и такая ложь, каких Аня точно не заслуживает.

…А еще я думаю, что если в этой жизни, на этой планете кто и заслуживает Нобелевской премии мира, так это журналист Анна Политковская.