Горы видны отовсюду. Со стрелки Васильевского острова. От Зимнего дворца. От Петропавловской крепости. Они есть. И в то же время – их нет. Их давно должны были вывезти и захоронить. Тут стояли корпуса совершенно секретного института. А теперь должны встать и поразить воображение, внушить трепет каждому гражданину здания Верховного и Высшего Арбитражного Судов. А пока их не построили, над ядовитыми горами видны купола и кресты Князь — Владимирского собора. Прежняя Россия еле видна. СССР лежит в ядовитых руинах. Новая еще не построена.

«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» — поставил эпиграфом к «Путешествию из Петербурга в Москву» Александр Радищев в 1790 году. «Я взглянул окрест меня – душа моя, страданиями человечества уязвленна стала», — писал он. В 1949 году  литературовед  Светлов разъяснил советскому читателю: «Именно это адское чудовище Радищев использовал как аллегорическое олицетворение господствовавшего в России самодержавно-крепостнического строя, против которого и направлена вся его книга».

Казалось бы – где 1949 год, когда у руля СССР стоял Сталин, и маховик репрессий кроме старого населения ГУЛАГа перемалывал еще и боевых солдат, офицеров, которых смертельно боялся «вождь всех народов», и наш 2013 год? А все рядом, только руку протяни.

Эта история про наш могучий  военно-промышленный комплекс. Про его блеск и нищету. И про его брата близнеца – комплекс военно-химический. Которые сосредоточили в себе цвет советской науки. Без которых страна не стала бы могучей империей. За годы своего существования они произвели горы смертоносного оружия, сотни тысяч тонн отравляющих веществ. На секретных заводах, в «закрытых» институтах трудился цвет, сливки нашей технической интеллигенции. И становились инвалидами, гибли тысячи подданных. Готовясь к войне с противником на чужой территории могучие комплексы так «уделали» родную землю, что речь идет о полнокровной войне на нашей. Против земли и воды. Значит, против нас – на ней живущих.

«Желтый туман»

Официальные биографы пишут, что имел ГИПХ репутацию высочайшую. Являлся ведущей научной организацией страны в области химии и технологии промышленных производств широкого спектра химических продуктов, определяющих развитие практически всех отраслей народного хозяйства и специальной техники. Спектр действительно был широчайшим. С секретным уклоном.

История ГИПХа берет начало в страшном «желтом тумане» хлора, которым немцы удушили тысячи французов вблизи Ипра. Уже в 1923 году в Институте прикладной химии на Ватном острове заработали установки по выпуску дифосгена. Разработкой химического оружия «спектр» не ограничился. Работали над новыми видами взрывчатки. Были проекты, в которых работали с расщепляющимися материалами. Именно в нашем городе родилась атомная бомба. И ученые ГИПХ в этом рождении принимали участие. Официальные биографы объясняют – «многие достижения РНЦ «Прикладная химия» были использованы при разработке передовых образцов вооружения и применялись при создании «щита Родины». Одновременно были разработаны системы обезвреживания отходов производства, защиты обслуживающего персонала, окружающей среды». Эти строки биографии славного института нужно запомнить особо. Как обезвреживали, как защищали и что из этого получилось.

Это была эпоха обычных граждан, которым было положено знать «от сих и до сих». И давиться в очередях «от забора до обеда». И граждан засекреченных. Которые подписку давали. Кто – на десять лет. Кто – на двадцать пять. А кто и пожизненную. Которым было дано знать намного больше. Но все равно – «от сих и до сих». И в очередях они не томились. А получали спецпаек. И я был таким же. Самой мелкой, правда, сошкой. А куда бы делся? Как еще иначе иногороднему поступить в университет? Путь один — лимита. ВОХР Ленинградского Адмиралтейского Объединения.

Помню жуткую февральскую ночь,  мостик АПЛ, готовой к выходу в море на ходовые испытания. Огромная, черная, лоснящаяся туша субмарины, весь пол длиннющего эллинга перед ней в каких-то торпедах. Было похоже, что эта ядерная туша разродилась. Сильнейшее искушение – спуститься вниз и все 14 патронов «Нагана» разрядить им лоб. Помню, мы все тогда удивлялись – едва очередная лодка уходила на ходовые испытания, как вражий голос об этом сообщал. Да не просто сообщал, а с подробностями: кто командир экипажа и тактико-технические данные субмарины. Позже, когда я уже учился на факультете журналистики в университете, рисковый наш командир Звездин на военной кафедре преподал такую истину: «Не так страшен иностранный шпион, как тот русский чудак, который его ловит!». Вместо «ч», разумеется, была «м».

Но почему все эти «сундуки» и «ящики», несмотря на населяющую их элиту, оказались по уши в токсичной и радиоактивной грязи? Поначалу все шло от незнания. Потом – от исконно русского разгильдяйства. Густо замешанного на исключительно русском мифе – у нас всего – завались. Залейся. Лесов, рек, морей и океанов. Людей. Солдат. А что их жалеть? Бабы новых нарожают. Лей отходы, куда хочешь, закапывай, где придется.
В далеком 1989 году директор бывшего Ленспецкомбината «Радон», в котором в Сосновом Бору хранятся радиоактивные отходы, Михаил Якушев объяснял мне, откуда в Ленинграде взялись сотни очагов радиоактивной грязи.

– Раньше каждое предприятие гадило под себя. Рыли на своей территории шурфы и хоронили. А то и просто сбрасывали, сливали в Неву, вывозили на городские свалки. Сегодняшние окраины города стоят как раз на месте бывших свалок. Лишь три могильника были сделаны грамотно – у Физико-технического института, Ленинградского института ядерной физики и Института им. Павлова. Еще 18 могильников были намного хуже. На ликвидацию этого 21 могильника ушло долгих пять лет.

Только грянувшая Чернобыльская катастрофа – «Спасибо партии родной за детство с лысой головой» – заставила власти города и области вложить деньги в карты радиационного загрязнения. Помню, как в 1989-ом году увидел на Загородном проспекте человека с коробкой радиометра СРП на груди, – на голове наушники. В руке длинный зонд, в просторечье – клюка. Идет, тротуар меряет. Я было фотоаппарат из кофра, а мне другой дядька, что за дозиметристом шел – с металлом в голосе: «Проходите, гражданин, проходите. Мы газ меряем!». Работы, конечно же, велись в режиме секретности. Да и как можно было предавать огласке случаи, когда то военные, то гражданские теряли при транспортировке радиоактивные источники. Когда в парках, скверах, на газонах, школьных участках на месте радиоактивных аномалий находили ампулы и источники, от которых шло смертельно опасное излучение. Даже на Невском проспекте на глубине полуметра нашли и извлекли источник. Даже в самом центре города в Адмиралтействе стоял маленький, но действующий реактор УР-5, на котором Военно-Морское инженерное училище имени знаменитого моряка Дзержинского обучало будущих операторов АПЛ. Остановили его и разгрузили лишь в 1997 году.

Несостоявшийся город-спутник

В далеком 1989 году генеральный директор НПО ГИПХ Борис Гидаспов давал интервью корреспонденту газеты «Смена». Его спросили – после Чернобыля наших читателей волнует 2-ой опытный завод ГИПХа, где ведется работа с радиоактивными веществами. Насколько это опасно для города? И Борис Вениаминович, а он в это время был уже не только гендиректором, а вершителем судеб города и области – первым секретарем обкома КПСС, бодро ответил – это не опасно не только для города, но даже для тех, кто находится в десяти метрах от завода. Все наши излучатели можно уместить в спичечном коробке – здесь нет промышленного производства, это не завод, а скорее лаборатория. Поэтому вредность этого завода можно сравнить разве что с вредностью ношения часов на руке. Вскоре в газету прислал письмо аппаратчик 2-го завода ГИПХ Владимир Алексеев, и «Смена» его напечатала. Заголовок поставили — «Взгляд снизу». Рядовой аппаратчик разъяснял партийному вождю, ученому с большим именем, что цех, а не лаборатория, в котором он работает, специализируется на производстве радиоизотопных химических соединений  и источников ионизирующих излучений. И выпускает их на миллионы рублей.  Что перерабатывают они большое количество радиоизотопного сырья с достаточно высоким уровнем активности. И что, на взгляд работников, сам факт существования такого производства вблизи от города – достаточное основание для беспокойства. Описывал дичайший эпизод, как один сотрудник пытался вынести с завода в спичечном коробке радиоактивный источник, являющийся жестким гамма-излучателем, чрезвычайно опасным в радиационном отношении. Оказалось, что он психически неуравновешен и источником хотел прикончить доставшую до печенок тещу. Писал аппаратчик Алексеев о совершенно ненадежной работе местных органов СЭС. А мне рассказал, что на территории завода есть небольшие могильники, в которых раз в три – четыре года они хоронят высокоактивные отходы, которые нельзя везти на спецкомбинат «Радон» в Сосновый Бор. Там такие не принимают. И эти шахты уже заполнены. А никто не чешется, чтобы делать новые. Что на территории завода находится предприятие «Изотоп», занимается отправкой их продукции.

Получают и отправляют уран. Летом на их территории скапливается больше тысячи тонн соединений урана. Случись там пожар – грянет катастрофа! Радиоактивные выбросы накроют огромные площади города и области. И вот эти описания простого аппаратчика нужно запомнить особо. Потому что происходило все это на опытном заводе ГИПХа в Капитолово, где, не рухни империя, был бы целый город-спутник Менделеев. В котором разрабатывались бы новые виды вооружения, невиданные по мощности. Новые «кузькины матери», которыми в свое время Хрущев грозил миру.

Какие экологические беды могут быть на этой территории?  Именно здесь находился мощнейший Радиохимический производственный комплекс, именно о нем рассказывал аппаратчик Алексеев. Поначалу комплекс работал на набережной Малой Невы. А только потом был переведен в Капитолово. Значит, почва на обеих площадках загрязнена радионуклидами. Здесь, в Капитолово выпускалось ракетное топливо на основе токсичного гептила. Как результат –  мог создаться коктейль из продуктов распада гептила и радионуклидов. На этой территории ждут вывоза по самым скромным подсчетам 600 кубов твердых и около 1450 кубов жидких радиоактивных отходов. Не удивлюсь, если при более детальном обследовании окажется, что кубов намного больше. Хранятся по старинке – по дремучим технологиям середины прошлого века. А они просто не в состоянии обеспечить сохранность смертельно опасного содержимого.

В ноябре 2000 года на хранилище произошла авария, из контейнера вытекло 70 кубов радиоактивных отходов, которые попали в ручей Каменный, а дальше – в речку Охту. А она впадает в Неву выше того места,  где расположена Главная водопроводная станция. С 2006 года  хранилища, которые находятся в аварийном состоянии, включены в федеральную целевую программу по радиохимической безопасности. Ее планировали завершить до 2015 года. Догадываетесь, что с ней произошло? Правильно – нет денег! А вот когда грянет гром, и хранилища прорвет, доблестные войска МЧС грудью встанут, переоблучатся, но перекроют проран. Но это случится уже после того, как Нева станет радиоактивной. Хотя – сильно сомневаюсь, что и после аварии «грязные» отходы вывезут. Потому что увозить их некуда. Наземные хранилища Ленинградского «Радона», а ныне ФГУП «РосРАО» и без того переполнены. И тоже текут. А новое региональное хранилище еще не построено.

Веселые соседи

А неподалеку от ГИПХа работали такие же секретные институты. На Шкиперском протоке Васильевского острова по-стахановски трудился 16 НИИ ВМФ над химическим оружием. Таким, чтобы на личный состав кораблей противника моментально действовало. На обширной территории нашлось место и для в/ч, где разрабатывали боевые радиоактивные вещества. Чтобы кассетные бомбы с начинкой палубы авианосцев пробивали, экипаж травили, а корабли на веки вечные становились небоеспособными. И ОВ и БРВ — в одном флаконе, на одной территории. И полигон у них был один на двоих. На острове Коневец. На нем и бомбы с химоружием рвали и БРВ испытывали. И весь этот яд попадал в Ладогу, откуда пятимиллионный Ленинград воду пил. И никого из могучих ученых такое соседство не смущало. А если кого и смущало – то помалкивал в тряпочку. Одно лишнее слово, и не в лаборатории будешь сидеть, а кайлом в колымской шахте махать. Стругацкие еще тогда написали «Трудно быть богом». «Знаю, думал Румата. Все знаю. И как кричал ты у дона Рэбы в кабинете, как в ногах у него ползал, молил: «Отдай, не надо!» Поздно было. Завертелась твоя мясокрутка…».

«Радиевый институт» на той же Петроградской стороне на улице Рентгена разместился. Именно здесь работали такие столпы отечественной науки как Курчатов и Гамов. Именно в нем под руководством Хлопина была завершена разработка первой отечественной технологии получения плутония из облученного урана. В его стенах вместе c проектировщиками ГИПХа Зильберманом и Хованским проектировался радиохимический завод. И, конечно же, весь Питер рассказывал байку о том, как пугливые япошки, когда их везли по Петроградской стороне, всполошились от верещания личных дозиметров, и потребовали – увозите нас отсюда! Мне рассказывал сотрудник «Радиевого» института, что из хранилища, которое называлось 7 отдел, через систему вентиляции радиоактивный газ радон выбрасывался прямо в сквер, где бабушки выгуливали внуков.

И рукой подать от ГИПХа до Ленинградского НИИ особо чистых биопрепаратов. Та же Петроградская сторона. По легенде работали в нем над медицинскими лекарствами и вакцинами. А в секретной разработке было биологическое оружие. Над которым трудились вопреки подписанной СССР в еще в 1972 году Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) оружия и токсинного оружия. К концу 80-ых могущественное НПО «Биопрепарат», куда входил институт, каждый год выпускало новый вид биологического оружия. В их числе – сибирская язва, лихорадки Эбола, Марбург, Ласса, оспа, сыпной тиф. На территорию противника контейнеры должны были доставить крылатые ракеты. Опять же снимаю шляпу перед могучими учеными мужами – работать над штаммами опаснейших заболеваний в центре города. Это по-нашему!

И тут – как гроза, как глоток воздуха тонувшему – перестройка. Система трещала по швам. Мы вместе смотрели «Покаяние». Империя до жути напоминала выброшенную на отмель старую ржавую субмарину. Сипит пар, крутится винт, ракеты в шахтах, но – на мели. На мели… Журналистов, зеленых всюду пускали! И на ЛАЭС. Помню, сумасшедшая зеленая старушка из какой-то экологической организации ходила по реакторному залу с рамочкой – о, тут очень чисто. И тут! Ходила над реактором РБМК – 1000. Какой свободой на нас дохнуло, какой свободой. После того как имя первого директора НИИ особо чистых препаратов Владимира Пасечника засветилось в прессе, потому что он оказался в Лондоне и заговорил, я примчался в институт особо чистых биопрепаратов. Ходил по лабораториям. Наивный, что я хотел там увидеть? Бочки с надписью «бубонная чума»? Ясно было, что все концы уже были надежно упрятаны. В одной лаборатории в глаза бросилась стенка со свежей штукатуркой, краской. Я даже похлопал по ней ладонью. Новье? – спросил замдиректора. Он – не моргнув глазом – плановый ремонт!

Секретный полигон у залива

Но десять гектаров земли на набережной Малой Невы, 200 гектаров в Капитолово и триста производственных корпусов на них –  с  жесткой системой безопасности, окруженных двойным ограждением и контрольно-следовой полосой, со смотровыми вышками для охранников и освещением были не весь ГИПХ. Была и еще одна площадка. Не уступающая  капитоловской. На берегу Финского залива. У Приморска. Важно то, что на всех этих площадках ученые ГИПХ работали с гептилом. Важно то, что они-то его и разработали! «Вся история взаимоотношений нашей страны с гептилом – это химическая война, только химическая война не то что необъявленная, а просто нами неопознанная». С сайта «Военное обозрение».

Из досье «ЭиП»: Гептил — это ракетное топливо на основе несимметричного диметилгидразина (НДМГ) – высокотоксичного вещества I-го класса опасности. Всемирной организацией здравоохранения НДМГ внесен в список особо опасных химических соединений. Гептил оказывает на организм человека общетоксическое и кожнораздражающее действие. В организме гептил распределяется равномерно, поражая печень, центральную нервную, сердечнососудистую и кроветворную системы.

Способен к накоплению в организме, легко окисляется, образуя при этом более опасные соединения, в том числе нитрозодиметиламин, который опасен для человека при любом поступлении в организм, поскольку нарушает деятельность многих органов и систем.

Впервые о том, что в ГИПХ работали с гептилом, разрабатывали ракетные топлива, я узнал тогда, когда прославленный институт уже дышал на ладан. Научные программы сворачивались одна за другой. Огромные здания института были битком набиты арендаторами, которые, конечно же, платили за аренду – ведь центр города, да охрана – большущие деньги. Но вот куда они утекали, в чьих сейфах оседали – тайна сия велика есть.

Помню, как руководители ГИПХ организовали пресс-конференцию, на которой чуть ли не плакали – помогите спасти научный коллектив, послуживший Родине, защитивший ее ракетным щитом. Помогите ученым-ветеранам, они умирают от рака. Запомнилась такая деталь – ученые рассказывали – американцы покупают компоненты гептильного топлива. Я насторожил уши – ого! Оказалось – используют в производстве «ножек Буша». Помню, тогда в газетном материале не удержался и вспомнил про селекционера Гладышева из «Чонкина» Войновича. У селекционера-новатора была своя стройная теория круговорота дерьма в природе.

Разработанный в нашем городе гептил широко растекся по стране. Были ступени противоракет систем ПРО, морские гептильные ракеты – баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ), космические ракеты, разумеется, ракеты ПВО, а также оперативно-тактические ракеты (средней дальности). Вот что пишет о гептильном топливе знаменитый химик Лев Федоров: «И если от ракет в Тейкове Ивановской области пострадали жители по существу всего Тейковского района, то от операций с гептилом в 13 районах базирования стратегических ракет на жидком топливе, безусловно, уже пострадали как минимум жители 13 районов в 11 регионах страны (Тверской, Калужской, Саратовской, Пермской, Ивановской, Читинской, Амурской, Оренбургской, Челябинской областях, Алтайском и Красноярском краях). Даже если об этом не подозревают ни экологи, ни сами жители. И будут страдать дальше».  «Желтые дети» в Архангельской области и на Алтае – это гептил. Родом из ГИПХа.

Для оценки экологической ситуации на 117 километре Приморского шоссе важно знать:  там работали не только с гептилом. Начиная с 1949 года ОКБ-456, (а это знаменитый и всемогущий  В.П. Глушко) вместе сотрудниками ГИПХ  проводило там работы по изучению возможностей использования высокоэффективных компонентов топлив (фтор, моноокись фтора, пентаборан, аммиак). Что на этой гигантской площадке построены стенды, модельные камеры сгорания. Отрабатывались ракетные двигатели, использующие высокоэффективные криогенные и токсичные компоненты топлив. Приморский филиал получил наименование Приморский филиал КБЭМ НПО «Энергия».

Именно на этой площадке в 70 – ые годы прошлого века произошла тяжелейшая авария. И облако токсичного газа двинулось на пионерские лагеря. Их пришлось срочно эвакуировать. Никаких сообщений в прессе не было. Да никто и не осмелился сунуться с журналистским расследованием. Ну как тут не вспомнить тех же любимых и «физиками» и «лириками» Стругацких. У них в одной повести со склада удрала секретная машинка – робот. И научные сотрудники, завязав глаза, взявшись за руки, двинулись прочесывать окрестности. Потому что если машинку увидишь, то запротырят туда, куда Макар телят не гонял.

В 1989 году мне довелось побывать на этой площадке, я тогда пришел в полное ошеломление: лесная дорога уперлась в тройной забор из колючки на бетонных столбах. С вышками и автоматчиками на них. КСП – точь в точь как на границе. Встретили меня по-генеральски, за накрытым столом, сводили на охоту на глухаря. Глухарем я полюбовался. Стрелять не стал. Просили написать о том, что строить на берегу Финского залива нефте-химическую базу смерти подобно. Стороной узнал, о чем пеклись генералы – база села бы в аккурат на речку, которая текла через всю их Зону. А в речку заходил лосось…

1989 год от нас за сотни парсеков. В иной эпохе, в ином государстве. Меня потрясло сообщение по Рен ТВ в марте этого года. Каждый запуск ракеты с космодрома Плесецк для жителей областей, где падают обломки ступеней ракет – праздник. Они делают из них заборы, сани для снегоходов, лодки. Обломками любят играть дети. На предупреждения врачей – это грозит раковыми заболеваниями, народ дружно плюет. «Гвозди бы делать из этих людей…».

«… детишки хором пели песенку о том, что они самые счастливые дети на свете, потому что дяди космонавты уходят в космос с их земли;  но  поскольку все, что окружало космодром, считалось закрытой зоной, Едигей, живя  не  так далеко от этих мест, довольствовался тем, что слышал и узнавал  стороной». Чингиз Айтматов «И дольше века длится день».

«Здесь будет город – сад»

О проекте «Набережная Европы» заговорили в начале «нулевых». И завертелось. И понеслось. Из рук в руки. От Москвы – до самых до оффшоров. Появились уголовные дела. Судились. Долго и яростно.

Росимущество утвердило план переезда ФГУП РНЦ «Прикладная химия», на месте которого будет реализован проект ВТБ «Набережная Европы» еще в 2007 году. Однако сумма, которую государство выделило институту на переезд, не устроила руководство ГИПХ. Показалось – мало! И оно пригрозило заморозить проект. С тех пор много воды утекло, еще больше копий сломано. Мастера подковерной борьбы применяли двойные и тройные нельсоны. О планах, что именно будет на этом лакомом кусочке набережной, было половодье сообщений. Гостиницы, дворец танцев Эйфмана в 40 метров высоты, паркинги, элитные дома. В том числе дом для сотрудников ФСБ. Надо думать, для особо отличившихся на ниве защиты Отечества. Потом разгорелась дискуссия – на этом месте нужно разбить парк. Об этом еще Дмитрий Лихачев мечтал. Потом в СМИ замелькали сообщения: генеральная уборка ГИПХа обойдется в 2,5 млрд рублей. Инвестиционный проект «Набережная Европы» прошел экологическую экспертизу. Инвестору – компании «Петербург Сити» – предстоит вывезти более 1 миллиона 300  тысяч кубов загрязненного химикатами грунта. Стратегический проект Санкт-Петербурга «Набережная Европы» получил положительное заключение государственной экологической экспертизы. Инвестор решил перестраховаться представил ее результаты и план работы по рекультивации общественно-научному совету «Экология и природные ресурсы», действующему при Петербургском научном центре Российской академии наук. Представители совета признали – эта территория  – зона экологической бедствия и дали добро инвестору.

На территории обнаружили более 50 источников химического загрязнения, 34 источника радиации, связанных с химреактивами, а также 22 очага ртутного загрязнения в семи корпусах ГИПХа.  По словам экспертов, поверхностное загрязнение ртутью составило 3,125 тыс. кв. м. Причем почва на территории ГИПХа до глубины 10 метров насыщена большим содержанием тяжелых металлов высокой степени опасности.

Предстояло снести все здания ГИПХа. После чего строительный мусор переработать на дробильных комплексах, установленных на территории института. Директор по научной работе Центра экологической безопасности РАН Виктор Питулько добавил, что проект рекультивации очень сложный: инвестору предстоит вывезти 1,3 млн тонн твердых отходов, из которых 500 тыс., как самые опасные, будут утилизированы на полигоне «Красный бор». Позднее на площадку будет завезен новый грунт. Предположительно — с других строительных площадок Ленинградской области, где ведется коттеджное строительство.

Когда корпуса ГИПХа еще стояли на набережной, специалисты предупреждали, что они загрязнены в очень высокой степени. Профессор Виктор Питулько «Здания, особенно технологические (бывшие винные склады, входившие в состав опытного завода ГИПХ) чрезвычайно загрязнены. Имеется загрязнение тяжелыми металлами, фтором и рядом органических веществ – компонентов ракетного топлива. Нами проводились исследования и на глубине, методом бурения и получения образцов почвы. В некоторых местах обнаружены языковые просачивания вышеперечисленных опасных веществ. В основном под этими старыми складскими зданиями. Сама внутренность данного участка образована островами и протоками, которые со времен Петра засыпались всяким мусором, тем, что было под рукой. Эта территория – нарыв на теле города!».

Алексей Ломтев, генеральный директор Института прикладной экологии и гигиены: «Использование бывших складов в силу их чрезвычайной загрязненности, представлялось невозможным. Пребывание человека в этих помещениях было опасно для здоровья. Чтобы провести их очистку требуется разбор всех строений на отдельные кирпичи и, затем, каждый кирпич нужно подвергнуть специальной обработке. Технологии для таких операций на сегодняшний день не существует. Загрязнение территории такими веществами как ртуть, свинец, сурьма, цинк, кадмий и хром, в концентрациях в 10-20 раз превышающих допустимые, формирует прямой риск заболеваний иммунной системы, центральной нервной системы, почек, нарушения репродуктивной и гормональной функций».

Мамаево побоище

Только так можно назвать все, что творилось во время переезда ГИПХ на площадку в Капитолово. Не эвакуацией, а именно побоищем. Казалось бы, то, что институт будет переезжать, руководители его знали давно, успели всласть наторговаться, сами же составляли план перебазирования, список оборудования, которое нужно сохранить и перевезти в Капитолово. Скорее всего, у гендиректора института Александра Шаповалова голова была занята совсем другим. Над ним и его замом Алексеем Карпенко сгущались тучи. Их кипучей финансовой деятельностью заинтересовались «метеорологи» в погонах. Ну, до переезда ли тут, если светит небо над зоною? Позже против Карпенко возбудили уголовное дело за хищение в особо крупных размерах. И он ударился в бега. Может быть, сможет укрыться в Лондоне.

Осенью 2011 года в зданиях института началось светопреставление. Очевидцы описывают: переезд был организован в течение всего двух недель. Сотрудники пытались спасти все самое ценное. Но разве можно было успеть в такие сроки? Если подходить по уму, по-хозяйски, понадобилось бы два года. Грамотный демонтаж, упаковка, маркировка.

Вместо этого нанятые гостарбайтеры просто выкидывали все, что осталось из окон. Оборудование на десятки миллионов оказалось загублено. Из окон летели приборы с ртутью. И теперь никто не знает, сколько же десятков литров вылилось из них на землю. Летели химреактивы без маркировки. Лабораторная посуда с содержимым. Во многих лабораториях мебель, шкафы с содержимым были разбиты, и все это толстым слоем валялось на полу, представляя из себя слоеный пирог. Запах этих наслоений, как утверждают бывшие сотрудники института, сбивал с ног. Фактически в этой атмосфере нельзя было находиться без противогазов и прорезиненных костюмов химзащиты. Во многих помещениях был поврежден водопровод, потоки воды текли по лестницам. Только чудом можно объяснить то, что в разгромленных корпусах не возникли пожары. Если бы начались – токсичный дым накрыл бы большую часть города. Во дворах корпусов образовались рукотворные холмы высотой до второго этажа. Очевидцы видели в этих развалах  брошенные контейнеры со знаком «радиация».

Думаю, что все, кто был задействован в этом разгроме, получили серьезнейшее отравление, которое аукнется им тяжелыми болезнями. С ними еще нашим медикам предстоит столкнуться, а городской казне оплатить все расходы на лечение. Осенью пошли дожди и химический коктейль из рукотворных холмов стал пропитывать почву, которая и до того была грязной. Вот так и образовались те сотни тысяч кубов токсичной «земли», которые были обнаружены в результате дорогостоящих исследований.

Вся эта картина разгромленных лабораторий и корпусов, широко представлена на фотографиях в Интернете. У многих молодых ученых она вызывает вполне понятное желание: из этой страны пора валить. Мы тут не нужны! Довелось мне прочитать и отчаянный призыв: а давайте там все зальем на хрен гептилом!

Верхом цинизма прозвучало высказывание  гендиректора ГИПХ Шаповалова. По его мнению, переезд прошел образцово: «он достоин описание в учебниках какой-нибудь школы бизнеса». Своеобразные представления у этого господина о том, как нужно перевозить имущество институтов. Впрочем, он по образованию географ, и его этому в «альма матер» не учили.

В декабре 2011-го начался снос зданий и ограждение площадки. Первое время работы велись без водометов, район был накрыт пылью. Потом, после жалоб жильцов, стали их применять. Высокий синий забор ограждал огромную строительную площадку, но все равно в Интернете появлялись все новые и новые снимки разрушаемых корпусов. На десяти гектарах денно и нощно ухало, рушилось, лязгало и скрежетало. Среди развалин двигались мощные экскаваторы и еще какие-то совсем фантасмагоричекого вида машины. И часто все это напоминало жуткие картины из романа Уэллса «Война миров». Марсиане готовились истреблять землян.

И вдруг 21 октября было объявлено – стройка замораживается. Финансирование прекращено. А 14 ноября Путин официально предложил главам высших судов и Суддепартамента при ВС РФ подумать о переезде в Санкт-Петербург. Вот такой театр танцев получился. Вернее, частушка, как спорили бабы на даче.

«К нам везут яд ГИПХа!»

Уже в конце октября прошлого года в интернете появились сообщения, что во Всеволожском районе у деревни Старая, поселка Суоранда по ночам появляются сотни КАМАЗов с подозрительными грузами. Появились и снимки колонн большегрузных машин. Это наверняка токсичные грунты ГИПХА – во все колокола били тревогу местные жители. К ним подключились журналисты. Сюжеты о противостоянии показали по разным телеканалам. Жители деревни Старая, входящей в Колтушское сельское поселение Всеволожского района, даже встали живой цепочкой, чтобы перекрыть проезд к нелегальной свалке. Дело несколько раз чуть не дошло до рукопашных схваток. Все эти перевозки – по разным адресам, фактически – веерные, продолжались всю зиму. Неужели действительно токсичный грунты ГИПХа решили вот таким бандитским путем, под покровом ночи разбросать по незаконным карьерам, а сверху присыпать землей?

– Какие токсичные грунты ГИПХа могут вывозить в область? Давно уже все вывезено на полигон «Красный бор» – поставила меня на место Елена Малышева, пресс-секретарь городского комитета по природопользованию, охране окружающей среды и обеспечению экологической безопасности.

– Никаких документов о степени токсичности грунтов на месте, где стоял ГИПХ, я вам дать не вправе. Это коммерческая тайна. Обращайтесь в ВТБ! – был краток Андрей Горький, главный специалист Российского геоэкологического центра ФГУГП. – А грунтами занималось ЗАО «Компакт».

Технический директор ЗАО «Компакт» Андрей Солоненко был любезен. И охотно поделился информацией:

– Мы на площадке перед вывозом токсичных грунтов вбили сваи, устроили стены в земле. Такова технология. А перед самым началом земляных работ получили уведомление о прекращении финансирования. На «Красный Бор» успели вывезти всего 150-200 кубов III класса опасности. После решения в Москве о переезде на эту площадку Верховного и Арбитражного судов нужно все начинать с нуля, делать новый проект объекта. Проводить новые экспертизы. Но это только после начала финансирования.

Вот тебе, бабушка и Юрьев день! А что же тогда за липу гонят журналистам в комитете по природопользованию? А что в такой спешке возили по ночам на КАМАЗах? Надо мчаться в деревню Старая. До нее от города рукой подать. Вот это и беда таких пригородных деревушек. Этим-то эти земли и привлекают фирмы, которые как коршунье бросились на вывоз городской грязи.

В деревне меня встречает группа сельчан. Надо обладать отчаянной храбростью, чтобы бросаться наперерез КАМАЗам, перекрывать им дорогу. И надо очень любить свою землю. Мы идем к местам незаконных свалок. Переходим через ручей по мосту, которого еще недавно не было. Насыпали лихие фирмачи. Наплевав на закон.

– Мою машину сожгли прямо во дворе, у дома, – рассказывает Галина Королева, староста деревни Старая. – И меня уже не раз по телефону запугивали – куда ты свой нос суешь? Ты знаешь, сколько баксов это стоит? Да мы на них всю Колтушскую администрацию купим с потрохами. И всю вашу улицу в придачу. Настолько народ в деревне запугали – рот боятся открыть. Нас всего горсточка осталась. Но мы не хотим молчать.
Мы идем по полю. Под нами незаконно построенная бетонка. Впереди длинный коровник. А слева и справа от него глубокие песчаные карьеры.

– Вот это да! – разводит руками Нина Федотова. – Еще недавно этого карьера тут не было. Сюда ведь и цистерны какие-то приезжали с ГСМ и тоже лили в карьеры. Вот она под нами – эта грязь. Захороненная. Ее только сверху закатали чистой земелькой. И все шито-крыто. Теперь, чтобы доказать, что там внизу лежит, нужно землю бурить, анализы делать. А откуда мы денег на это возьмем?

– Нам говорят – тут идет рекультивация, – возмущается Галина Королева. – Да тут же трава по пояс росла! Коровы паслись. Никакой рекультивации ей было не нужно. Господи, что они с землей делают, что делают?

Ей вторит Екатерина Тюлькова:

– По этому лугу я всегда с внуком гуляла. Нам же районные власти врут – успокойтесь. Все работы прекращены! Да где же они прекращены – идут. Да еще с размахом! Я вам как старший научный сотрудник института имени Вавилова говорю: все токсиканты отсюда вернутся в город! Обязательно. Вон, грунтовка уже выступила.

На дне огромного карьера озером выступила вода. Действительно – грунтовые воды. Уже этой ночью сюда плюхнут новые кубы отходов. Какие? Хорошо, если строительные. А если токсичные, вся эта химия непременно уйдет в ручей, он тут недалеко, а по нему – в речку Оккервиль. А уж из нее – в Неву. А дальше – в наши краны. Все тот же круговорот дерьма в природе.

На краю карьера у мощного японского экскаватора молча стоит, опершись на палку, Надежда Тазова. Смотрит на лунный, жуткий пейзаж. Несмотря на свои 75, тоже протестует. Она всю жизнь проработала на ферме, что рядом с карьером, дояркой. Заработала пенсию в шесть тысяч рублей. Ее огород, где она выращивает овощи для продажи, всего в двухстах метрах от карьеров. Она говорит тихо, росточка маленького, мне приходится гнуться к ней.

– У меня четыре сотки всю жизнь было. Два года назад еще четыре с трудом отвоевала. А тут что творят!

В поселке Суоранда меня поджидал Юрий Глебов, президент межрегиональной общественной организации «Спортивно-технический центр «Монолит». Он ведет меня вглубь леса. Выводит к берегу озерка. Берег, на котором мы стоим, порос сосновым лесом. Противоположный весь покрыт безобразными кучами.

– Вы посмотрите, посмотрите, – горячится Глебов, с трудом пробираясь по отвалам, – еще две недели назад тут ничего не было. А с прошлой осени возят из города КАМАЗами всякую дрянь. И валят в бывшие карьеры, которые уже давно озерами стали, в них люди купались. А ведь тут наш спортивный центр тридцать лет соревнования проводил. По спортивному ориентированию, на лыжах бегали, биатлоном занимались. Горные велосипеды гоняли. Тут столько мальчишек и девчонок настоящими спортсменами стали. А теперь здесь свалку устраивают. Значит, больше не нужны Питеру здоровые дети?

Председатель межрегиональной экологической общественной организации «Зеленый фронт» Сергей  Виноградов сидит за столом в крохотной комнатке. Стол завален папками, непрерывно звонит телефон. Он занимается проблемами незаконных свалок во Всеволожском районе не первый год. Всю нехитрую арифметику может на пальцах объяснить:

– В районе есть земельные территории сельхозназначения, но их легко получить. Якобы для рекультивации. Заказываете проект этой самой рекультивации. Во многих местах под слоем пахотной земли лежат песчано-гравийные смеси. Они идут нарасхват. Прикидываете, сколько сможете на их место принять городских отходов. Какие привезут – по барабану.

Главное – решить «вопрос» с местными властями. Деньги крутятся большие! Выходите на тех, кому нужно отходы скинуть. Но вас должны знать, иначе ничего не получится. Могу принять 100 тысяч кубов. Вам переводят деньги. И теперь остается завезти бытовку, нанять за копейки гостарбайтеров, арендовать технику. И пошел песочек на гора. А потом в образовавшиеся карьеры – пошли отходы из города. Часть денег уходит на взятки. Не заплатите – двух дней не проработаете. Потом отходы закатываете тонким слоем земли, чтобы химией не несло. Арматура не торчала. Все – рекультивация проведена!

Из досье «ЭиП»: Экологи из «Зеленого фронта» получили ответы из Всеволожской городской прокуратуры и Россельхознадзора по факту несанкционированного размещения отходов вблизи поселка Новосергиевка. На участке в 15 гектаров был снят слой плодородной почвы, а его остатки были перекрыты грунтом с элементами техногенного происхождения: бытовым мусором, фрагментами асфальта, битым кирпичом на высоту 2-3 м. По оценкам экспертов, произведенные работы причинили ущерб более чем на 470 миллионов рублей. По материалам прокурорской проверки возбуждено уголовное дело по ч.1 ст.254 УК РФ. Экологи подчеркнули, что они уже не первый раз фиксируют незаконное размещение отходов на землях бывшего АОЗТ «Выборгское» (ныне ЗАО «Выборгское»). Ранее жители деревни Старая сообщали о «переезде» незаконной свалки из поселка Новосергиевка в деревню Аро, находящуюся вблизи все того же ЗАО «Выборгское».

Кто же руководит Всеволожским районом? Под чьим чутким руководством он находится? Страна должна знать своих героев в лицо. В октябре прошлого года в Ленинградской области завершено расследование громкого уголовного дела в отношении главы администрации муниципального образования Всеволожский район Александра Соболенко, обвиняемого в превышении должностных полномочий с применением насилия. К нему в кабинет пришли семь граждан. Соболенко стал им доказывать, что местное образование «Красная горка» создано незаконно. Одному посетителю нанес два удара руками в голову. Другого ударил в лицо головой. Слуга народа настолько вошел в раж, что ударил и женщину, которая пришла на прием. Но, несмотря на то, что по факту избиения расследовалось уголовное дело, в конце августа он был избран секретарем Всеволожского отделения партии «Единая Россия». Как заявил тогда руководитель исполкома Всеволожского отделения партии Владимир Маркетов, Соболенко «является единственным лидером в районе, который способен руководить и вести партию на новые выборы». «Умри, Денис, лучше не напишешь….».

Эпилог

Эта история – диагноз стране.  ГИПХ по сути уничтожен, «Европу» не построили, парк  не посадили.

Пока на набережной Малой Невы высятся рукотворная гора, пропитанная ядовитым гептилом. Вот-вот вся эта гора начнет пучиться, зашевелится, и – разойдутся бетонные створки, укрывающие шахты. И вонзятся в небо баллистические ракеты, унося боеголовки, нацеленные на города противника. И уж совсем Фатой Морганой – на имперском ядовитом фундаменте встанут огромные дворцы Верховного и Арбитражного судов. И беспристрастная Фемида будет на их фасадах взвешивать на весах меру вины каждого.

Впору писать новый роман – «Путешествие из Москвы в Петербург». И, уехав из столицы, от роскоши газовых и нефтяных небоскребов, шикарных машин, и рублевских коттеджей, триллионов, растворившихся в каких-то оффшорах, вновь увидеть покосившиеся избы и заборы, жалкие пашни и заросшие бурьяном поля. И наполнить этот роман самыми «вредными умствованиями». Потому что была страна с нехитрым лозунгом – «Всех победим!». И зажила под еще более нехитрым «Все продадим!».

Так чем же вас утешить? И самому утешиться? Чтоб быть верным заветам русской гуманистической литературы? Может быть – этим? «Я верю, что человек не просто выстоит, он восторжествует» — Уильям Фолкнер. Нам надо оставаться человеками. Чтобы ни было, что бы ни случилось – надо оставаться людьми!