Восемь часов утра пятницы. Ярчайшее солнце, заливается мелодичной песней черный дрозд. Подхожу к главному пляжу Зеленогорска. Он называется – «Золотой». С этой точки начинался мой маршрут 25 лет назад. На заливе штиль, песок действительно золотой, на нем ни бумажки, ни веточки. Убран старательно, под грабельки. Но в тени деревьев у самого выхода на песок на металлической трубе, вмонтированной в бетонное основание, вижу грозное объявление: «Купаться запрещено!». Кто поставил, кто написал – не известно. Возле уреза воды гуляет дама в шляпке с двумя собачками. Одна из псин, завидев меня, гадит в песок, зарывает содеянное. Дама интеллигентно стоит отвернувшись.

— Кто запретил купаться? – спрашиваю «шляпку». — Санитарные врачи, власти города?

— А никто не знает. Каждый год этот столб ставят, — отвечает она. – Но все купаются.

— А вы знаете, что с собаками на пляже нельзя гулять?

Дама смотрит на меня, как на говорящую лошадь и продолжает моцион. Обиженная собака злобно лает.

Спрашиваю охранников в будке. Они охраняют роскошную катерную стоянку у гостиницы. Служивые пожимают плечами. Вроде бы, эмчеэсники столб поставили. Навстречу попадается пенсионерка Маргарита Н. Приехала отдыхать. Каждый год приезжает.

— Чище стал залив или грязнее?

— А с чего ему чистым то быть? – удивляется она. – Это у соседей наших, финнов, он чистый. А у нас – грязь несусветная! Купаться запретили врачи, вода эта заражена. Но ведь – лето. Жара, вот все и купаются. А куда деться?

Иду вдоль уреза воды. Водорослей на песке нет. Вода прозрачная, все камушки, все песчинки на глубине сантиметров в сорок видны. Но ведь кто-то установил щит с грозной надписью, значит, есть в этой водичке опасность. За роскошными домами гостиницы, белоснежными корпусами яхт начинается берег, усыпанный камнями. По ним тяжело идти, всё как на горном маршруте. Хорошо, что надел надежные берцы, не вывихну голеностоп. Прохожу мимо каких-то поваленных бетонных стенок. Похоже, здесь пытались защитить берег от штормовых волн, но они взяли свое, стенки завалились. Тут можно снимать фильмы про ядерный апокалипсис.

9 часов утра. В некоторых бухточках появляются выбросы водорослей на камнях. Безветрие, солнце просто давит на голову горячей, тяжелой лапой. От водорослей идет тяжкий душок. Но вода по–прежнему прозрачная. Мусора на берегах нет, но тут и не позагораешь, на пикничок не потянет: стеной стоит лес с комариной ратью в нем. А берег в таких булыганах, что конь ногу сломит. В залив уходят гряды камней, на них сидят чайки. Часто с воды поднимаются бездельники – селезни. Сердито жвякают. А вот уток не видать, они сидят на гнездах. Делом заняты.

В 9.35 появляются первые полоски песка вдоль галечника. Встречаю словоохотливую Людмилу Петровну:

— Живу тут уже 50 лет. Всего навидалась. Там, где раньше лес был – дворцы понастроили, собаки злющие цепями бренчат, музыка уши рвет, мерседесы то и дело шастают. А все здравницы позаброшены, стоят без окон, без дверей. Отучили русского человека от работы, — ставит диагноз Людмила Петровна. – Всё купи – всё продай! И Родину в том числе!

— Вы тут тюленей на берегу мертвых не видели? — перевожу я разговор на экологическую тему.

— А как же, — еще больше воодушевляется моя собеседница. – Пойдете по берегу – увидите. Я уже и звонила в разные конторы, и знакомых мужиков упрашивала – уберите, тут же пляж, тут дети бегают. Они же палочками начнут в эту дохлятину тыкать, а там – трупный яд! Приятельницу просила – сними на мобильник, поставь в ютуб, чтобы властям неповадно было! Ничего не помогает. Хоть вы их пропечатайте… Конечно, легче объявление написать – купаться запрещено, чем дохлятину с пляжа вовремя убрать.

Прохожу по красивому пляжу еще километр. Появляется и первая помойка – большой ящик, в котором высится гора мусора. До меня доносится смрад. У камня лежит полуразложившийся то ли тюлень, то ли нерпа. Над тушей гудят зеленые, мясные мухи. Из под нее текут зловонные ручейки.[picture1]

Мертвечина лежит как раз у гряды камней, которая обозначает, что это – территория городского заказника «Комаровский берег». Напротив дохлятины, метрах в двадцати, стоит добротный стенд, на котором объяснено, какой тут ценный берег, в особенности песчаные дюны и произрастающие на них растительные сообщества.

Надо идти дальше, солнце палит все сильнее, впереди над нагретым песком марево. От кафешки на берегу доносится томный блюз. Ботинки вязнут в песке, бандана вся мокрая, рюкзак вдруг стал очень тяжелым, — давит на мокрую спину. Замечаю торчащие из песка вершины противотанковых, бетонных надолбов. Надолбы и на мелководье. Это свинцовое, леденящее дыхание Зимней войны.

За надолбами песок начинает сверкать. Почему–то метров сто тянется полоса битых раковин – перловиц. Что тут случилось? Почему произошла их массовая гибель? Без специалиста на такой вопрос не ответишь.

Натыкаюсь на еще один труп ластоногого. Этот лежит, видать, с осени. Потому что почти слился с песком. Торчат ребра. Зрелище не для слабонервных. Но почему же не убрали? Почему? Потому, что там, где живут власть предержащие – розы цветут? Газоны стриженые. В точку!

10.30. Окраина Комарова. На берегу причалена резиновая лодка. Два рыбачка выложили на песок улов, собираются делить.[picture2]

— Как меняется от года к году залив? – переспрашивает старший. – Да уже на глубине пяти-шести метров воблер то и дело цепляет полиэтиленовые пакеты. А уж про поверхность воды и говорить нечего. У нас же какой народ? Приехал культурно отдохнуть? Значит надо бухнуть. И мусор на берегу бросить. А ветер пакеты подхватывает и несет в залив. Сколько там тонн этой дряни на дне? Кто подсчитает?

Здесь, на комаровском берегу запах гниющих водорослей становится густым, как сироп. Безветрие. На песке лежит целая полоса водорослей, смешанных с песком. К этой грязи примешивается загрязнение, которого не было двадцать пять лет назад.

— Бери–бери–бери, — надрывается восточный голос. – Бара–бара–бара…

Придорожный ресторанчик, мощные усилители. Народ отдыхает. На туалете красуется все та же надпись: «Купаться запрещено!». У берега водоросли покрыли полосу воды метров в десять. Но кое-где их еще нет. В этом бульоне бродит мама с дочерью.[picture4 right]

— Да это ещё что, – говорит Елена Биберган. – Еще в воду можно зайти. А вот в июле тут такое Саргассово море будет – вонь с ног сбивает, и метров на пятьдесят этот зеленый студень колышется. В этом году вся эта отвратительная зеленка появилась очень рано – 8 – 9 мая. Умирает залив!

12.30. На берегу у Репино в воде появляются «тортики». Это такие круглые, студнеобразные лепешки водорослей, они плавают на поверхности воды, часто соединяются между собой. Вся вода покрыта зеленой ряской. Зрелище омерзительное. Но солнце палит так невыносимо, что я сбрасываю рюкзак, одежду и плюхаюсь в воду. Невдалеке плещется под присмотром бабушек малышня. Страшно представить, какие диагнозы им будут ставить врачи через пару дней. Они ведь этот зеленый кисель глотают! И какие суммы потом выплачивают из страховых фондов на лечение этих детей, на больничные по уходу их родителям? Кто подсчитает? Нет ответа![picture3]

На пляже «Чудный» в воде все те же «тортики». Зато на песке нет выброшенных, гниющих водорослей. На песке расположилась под большим зонтиком семья. Мама, папа и дочка. Она старательно строит замок из песка.

— А вы мусор за собой убираете? Или оставляете работникам пляжа? – спрашиваю у папы.

— Мы – всегда! – сердито отрезает он. – А вон какая–то свинья в песок шампур воткнула. А не слабо вам его убрать? Лично!

Вытаскиваю шампур, бреду к мусорнику, ступни горят. Слышу, как жена говорит мужу:

— У соседей наших, финнов, всё просто: бросил мусор на пляже – штраф 100 евриков!

— Да не в одних евриках дело, — еще больше заводится муж. – Финны — законопослушный народ. Написано – нельзя мусорить – закон! А наш русский Ванька – хоть 50 тысяч штрафу будет грозить, все равно насвинячит. Если будет уверен, что его за руку не поймают!

На подходе к пляжу «Ласковый», что в Солнечном, вода становится чище, нет «тортиков», нет ряски. Нет гниющих водорослей на песке. Но колышется на поверхности воды едва заметная глазу пленочка какой–то зелени метров в пять шириной.

Мыс открывается за мысом, и я опять не выдерживаю, лезу в воду. Да, укатали сивку крутые горки, дойду ли сегодня до Сестрорецка? Но надо идти. Назвался груздем…. Надо. Дойти и не упасть. Все больше записей в блокноте, все больше отснятых кадров в камере.

14.31. Я иду по берегу уже шесть часов. Пятнадцать минут уходит на бутерброд с чаем. С удовольствием вижу, что на любимом мною пляже «Ласковый» вода по–прежнему чистая. Но и поглубже тут будет, в этой бухте. Есть, есть кое – где водоросли на берегу, но не в таких количествах, как в Репино и Комарово. С южного берега наползают легкие тучи. Вдоль берега начинает дуть сильный ветер. Какое облегчение, пусть по босым ногам сечет песок, зато – ветер, свежий ветер. Метров через сто после того, как кончился пляж «Ласковый», берег представляет из себя жалкое зрелище. Видно, что тут не убирают выброшенный тростник, мусор, водоросли. И эта полоса тянется вдаль далеко, она метров в десять шириной. Ветер подхватывает из нее бумажки и пакеты, несет навстречу, в залив.

Дохожу до недавно «реконструированного» рукава реки Сестра. Через него переброшены два мостика. Опять очередной распил. На берегу лежбище натуристов. А вот вода в рукаве – грязнущая. На поверхности плывут какие-то коричневые «лепешки». Вынос грязи – мощнейший. Течение сильное. Подхожу к берегу залива – так и есть – тут тебе и «тортики», тут тебе и «лепешки». В этой воде храбро плещутся престарелые натуристы. Купаюсь и я, сил дойти до Сестрорецка нет, потому что мне нужно спешить обратно в Репино, в центр реабилитации ластоногих, который расположен на территории очистных сооружений «Водоканала». Там меня ждут спасенные серые тюлени и кольчатые нерпы.

PS. После вынужденного купания в грязном заливе оба уха болят, слышу плохо, записался на прием к отоларингологу. Представляю, какой разнос она устроит мне, когда узнает, что я купался Маркизовой луже.