Против прежнего директора полигона Мацукова возбуждено уголовное дело. Новый директор полигона объявил – нужно вводить режим ЧС. Первого февраля Виктория Маркова, председатель Межмуниципальной инициативной группы по экологической безопасности (МИГ) объявила голодовку. Глава Тельмановского сельского поселения Юрий Кваша, известный борец против полигона, обратился с заявлением в полицию о том, что для его убийства уже нанят киллер. По поручению генпрокурора Юрию Чайки прокуратура Петербурга провела проверку полигона «Красный Бор». Выявлено хищение 17 млн рублей. Возбуждено уголовное дело.

Критический уровень

Наша машина останавливается метров за двадцать до ворот полигона. Перед ними выложены бетонные блоки, выложены по всем правилам сооружения блокпостов: чтобы невозможно было таранить ворота и проникнуть на территорию. Ума не приложу – как между блоками на скорости будут вписываться пожарные машины. А карты полигона полыхали. И не раз. Блоки – это чисто военный подход: новый директор полигона Виктор Колядов, полковник запаса, прошел через три «горячих» точки. Вместе с Юрием Квашой и Викторией Марковой подходим к придорожной канаве, в ней две свеженасыпанные глиняные перемычки. У первой – почти переливаясь через нее, стоит мутная вода. Сюда она попадает из кольцевого канала, который проложен вдоль всей территории полигона. Вот интересно, кто тот хитрован, что проложил от кольцевого канала трубу в придорожную канаву? Канал наполнен стоками по венцы.

Ворота полигона «Красный Бор». Февраль 2016 года. Credit: Виктор Терешкин

Юрий говорит жестко, напористо:

– Видите – эти две перемычки не дают потоку из кольцевого канала уходить в канаву. А ведь из нее через трубу под дорогой стоки прямым ходом шли в ручей Большой Ижорец, он впадает в реку Большая Ижорка, та в Ижору, потом попадали в Неву. В стоках есть токсичные отходы, это подтвердил Росприроднадзор.

Виктория добавляет:

– Из-за того, что поставили эти две дамбы, территория полигона обводнена как никогда раньше. Риск большой, потому что пока еще не было таяния грунтов, а от него идет 19 % пополнения. Это началось с октября, просто новое руководство полигона вменяемо и перекрыло стоки. А раньше все годами стекало в Неву, годами. И никого это не волновало. Прошлое руководство полигона шло на всё.

Голос у Виктории слабый, лицо осунувшееся. Идет тринадцатый день голодовки. Спрашиваю:

– Как себя чувствуете? От ветра не шатает?

Признается:

– Пошатывает.

Кваша говорит с тревогой:

– Ей мужества хватит продержаться до конца. Хватит ли здравого смысла у руководства города остановить эту голодовку? И принять решение о выводе полигона из эксплуатации?

Обращаюсь к Марковой:

– А если такое решение будет принято, что нужно сразу же делать?

– Срочно проходить экологическую экспертизу, общественную. А для начала нужно сделать инвентаризацию того, что сейчас находится на полигоне. Такой инвентаризации не было сделано до сих пор!

Юрий Кваша: «В стоках есть токсичные отходы». Credit: Виктор Терешкин

Мы идем по дороге вдоль забора с колючей проволокой, за ним тонкий ледок обводного канала. За каналом стоят здания завода, который должен был перерабатывать токсичные отходы. Строился он больше двадцати лет. Но так и не был закончен. А около двух миллиардов рублей, которые были потрачены, исчезли в никуда.

И тут мои собеседники огорошивают: здания – фантом, они нигде не числятся. Отсутствует договор аренды территории полигона, после того, как из категории лесного фонда земля была передана в земли промышленного. Нет у полигона договора об аренде этой земли с целью использований ее для обезвреживания и хранения промышленных отходов. С юридической точки зрения не только здания так и не законченного завода, но и весь полигон – миф.

Виктория уточняет:

– Единственное, что здесь законно – гидротехнические сооружения (ГТС). Пять открытых карт, все эти каналы – в собственности казны Петербурга и зарегистрированы. И казна Петербурга должна нести ответственность за их состояние.

У шандоры 

Мы подходим к скандально известной шандоре, это затворный механизм для аварийного сброса стоков в случае тотального обводнения полигона. Я не раз слышал – именно этот механизм часто используют по ночам, у него электропривод. Нажимаешь кнопку – затвор открывается. Пошел залповый сброс. Показались на мониторе компьютера видеонаблюдения фары идущей на полигон машины – и затвор моментально закрывается. И все шито-крыто.

Сейчас уровень стоков в обводном канале таков, что до перелива остается всего ничего. Десять сантиметров.

В откосе канала, который идет от шандоры, торчит труба, облицованная бетоном. Из нее льется вода. На вид – прозрачная, острого химического запаха нет.

Виктория Маркова: «Тут не одна проблема, тут целый узел». Credit: Виктор Терешкин

Виктория объясняет:

– Это с очистных сооружений ливневых стоков. Туда вода попадает из прудов-накопителей. Но мощность у очистных – всего двадцать кубов в час. И никаких токсичных стоков там быть не должно. Но система работает в режиме пусконаладки. Получено разрешение на сброс, и только благодаря усилиям нового руководства полигона, а до этого и они не работали. Здесь вообще ничего не работало. Просто всё сливалось вот в этот канал. А по нему шло в Большую Ижорку, Ижору – и в Неву. В первый раз перекрыли здесь стоки с полигона. Хоть видна стала ситуация – какая она есть в действительности. Все дело в отсутствии финансирования и оборудования. Оплата за январь произведена, а дальше денег нет. И главное – не сформирован фонд заработной платы. Платить из субсидий не имеют права, и никто этим не занимается. Пока полигон – государственное унитарное природоохранное предприятие (ГУПП), оно должно само зарабатывать. Но ведь приема отходов нет! Полигон уже год отходов не принимает. Завод для переработки отходов строится с 1990 года, вон там здания вообще страшные, не отапливаются, разрушаются. Тут не одна проблема, тут целый узел!

Мимо нас с ревом то и дело проезжает КАМАЗ с грузом грунта, он мчится на полигон. На синюю кембрийскую глину этот грунт не похож. Но ведь аврал! Паводок приближается!

На территорию полигона то и дело въезжает КАМАЗ с грузом глины. Credit: Виктор Терешкин

– Мне бывшие сотрудники полигона рассказывали, – говорю Марковой, – что обваловка некоторых карт сделана не из синей кембрийской глины. Это правда?

– На полигоне все было сделано не по проекту, всё, – рассказывает она. – Наша организация МИГ собрала массу документов, мы встречались со многими бывшими сотрудниками полигона. По контрактам, которые были заключены бывшим директором Мацуковым, я сама написала заявление в ФСБ, Чайке и Бастрыкину. Сейчас уголовное дело по двум контрактам все же возбудили. Но я в заявлении указывала такое их количество, что следователи просто не успевают все рассмотреть. До качества обваловок они просто не дошли.

Юрий Кваша торопит:

– Надо шагать побыстрей, световой день короткий. Дальше две карты, которые сделаны без разрешения, и именно в них Комитет по природопользованию предлагает сбросить все, что накопилось в кольцевом канале. Карты уже в полуразрушенном состоянии. Их построили за 34 миллиона в 2014 году. И они уже полностью непригодны для использования. Ну как такое можно было допускать?

Трещина легла вдоль всей карты. Опалубка ползёт в каньон. Credit: Виктор Терешкин

Ползущий бетон

Мы идем по краю новой карты. Виктория Маркова горько усмехается:

– Вот смотрите – это карта для хранения отходов самого опасного – первого класса. Сейчас не видно, а летом – тут везде камыш растет, она вся заросла травой, камышом, никакой гидроизоляции здесь нет.

Спешим к другому каньону. Смотреть на его откосы, неровно покрытые бетоном. Страшно. Такое впечатление, что бетон тут в бешеной спешке равняла граблями бригада гастарбайтеров. Юрий Кваша почти кричит:

– Тут сползает не только бетон – вот трещина, которая идет на десятки метров, сползает весь склон. Сливать токсичные отходы в эту карту ни в коем случае нельзя, опалубка с гидроизоляцией уже разрушается. Оба сооружения – очередные блефы «Красного Бора».

У карт мы встречаем Игоря Березина, заведующего отделом координации аварийных работ Комитета по природопользованию. И Кваша и Маркова начинают его убеждать, что сливать воду из кольцевого канала в обе карты ни в коем случае нельзя. Садимся в машину, мчимся по дороге, идущей у колючки. В одном месте – в самом углу полигона, вода из кольцевого канала стоит у самого полотна дороги. Еще немного – и хлынет в лес. Проезжаем мимо обваловки карты. Она выше дороги метров на восемь. В ней видна свежая глиняная заплата.

Бетон уже ползет в карту. Credit: Виктор Терешкин

Юрия Кваша объясняет:

– Это была промоина, в прошлом году ее заделали.

Машина мчится мимо рекультивированной карты, обнесенной металлическим шпунтом. Шпунт высотой метров десять. Вдоль всей карты тянется даже не лужа, а озеро воды.

Кваша тут знает всё. И комментирует:

– Видите, как у поверхности земли металл активно проедает эрозия? Значит, внизу идут протечки очень токсичных жидкостей. Так они попадают в обводной канал.

Маркова и Кваша изо всех сил убеждают Березина – воду из канала нужно срочно перекачивать в сухую часть обводного канала, а перед этим сделать глиняные перемычки. Дело в том, что все осадки, все стоки ушли в более низкую часть полигона. Чиновник колеблется, может, все же будем качать в карты?

Виктория не выдерживает:

– Сколько мне еще нужно умирать? Когда работникам полигона начнут платить?

Березин обещает – во вторник в Комитете по природопользованию будет заседать межведомственная комиссия, и на ней будут решать все вопросы. И о том, как начинать платить зарплаты, какую технику срочно закупать, останется ли полигон государственным природоохранным предприятием.

Слева направо: Игорь Березин, заведующий отделом координации аварийных работ Комитета по природопользованию; Виктория Маркова, председатель Межмуниципальной инициативной группы по экологической безопасности (МИГ); Юрий Кваша, глава Тельмановского сельского поселения. Credit: Виктор Терешкин

– У меня полномочий приглашать нет, но я вас приглашаю, – заверил Березин.

Появляется директор полигона Виктор Колядов, он немногословен, лицо обветренное. Он похож на председателя совхоза, у которого все схвачено, все учтено. Теперь едем вдоль обводного канала вместе с ним. Колядов, выслушав все доводы о перекачке в сухую часть канала, отрезает – качать сюда не будем! Вода все равно начнет дренировать в низкую его часть. Очистные сооружения запущены, и они поддерживают уровень в обводном канале. Виктория Маркова тут же требует:

– Пообещайте, что выше уровень не поднимется.

Колядов уверенно заявляет:

– Обещаю. У нас сейчас всё есть, мы всё купили и готовы к паводковому периоду.

«Ничего не изменится, пока не грянет гром»

Ольга Еремина живет в поселке Красный Бор, работала на полигоне экологом, технологом и специалистом по приему отходов. Уволилась в прошлом году.

– Что вас поразило, как только пришли работать?

– Бросилось в глаза – на полигоне пять открытых карт, и все отходы скидываются в эти огромные котлованы. Получался фантастический химический винегрет. Каждый раз, когда был паводок, все работники полигона тряслись – как бы не было беды. Когда полигон закрывался ненадолго, все отходы просто сваливались в леса и овраги. Сколько раз сотрудники МЧС привозили к нам ящики, в которых были отходы 1 класса опасности, грибники находили кучи банок с реактивами, звонили нам.

Директор полигона Виктор Колядов. Credit: Виктор Терешкин

Работая на полигоне, я знакомилась с документами, результатами многолетних исследований. Не все они были открыты, были и с грифом ДСП. Заказывал Комитет по природопользованию. Военно-медицинская академия проводила исследования, работали многие очень солидные организации. Исследовали группы населения, изучали детскую заболеваемость, вывод однозначный – полигон влияет на здоровье. И когда люди говорят – да ничего страшного в полигоне нет, ну, запах неприятный, ничего, мы рядом живем, – они заблуждаются. Диоксины – самый страшный экотоксикант, они совсем не пахнут. Полихлорированные бифенилы были найдены в стоках с полигона. И не раз. Все токсичные загрязнения выносит с полигона. И когда говорят, что кембрийские глины непроницаемы, этому не стоит верить, за 45 лет работы полигона все изменилось.

– А какие-то «левые» отходы могли туда завозить?

– На моей практике такого не было. Но ведь я находилась на работе 8 часов, а вот что делалось ночью? На Западе все такие полигоны освещены ночью, установлено видеонаблюдение, все машины, которые везут грузы на полигон с ЧИПами. Поэтому если она вышла с какого-то завода на полигон, она туда доедет. Водитель не свалит опасный груз нигде по дороге. У нас – возможно всё.

– В колючей проволоке, натянутой на бетонные столбы, осенью 2014 года я видел дыры.

Карта с нефтесодержащими отходами заполнена до критического уровня. Credit: Виктор Терешкин

– Да так все и сейчас. И любой экстремальщик, которых сейчас много, может решить полезть, а там ведь сухой травы полно вокруг карт. Бросит спичку – и катастрофа. Последние пожары – 2008-2010 года показали, как это страшно. Может быть, кому-то покажется, что я сгущаю краски, но я очень боюсь и террористической угрозы. Ещё одна опасность – над полигоном разворачиваются пассажирские самолеты. А если отказ двигателя, и самолет попадет в карту? Всё! Это будет похлеще, чем Чернобыль. Не зря же наш полигон обозначен горячей точкой на карте ХЕЛКОМ. Ведь все страны вокруг Балтийского моря боятся катастрофы на полигоне. И только мы не боимся. А полагаемся на наше русское авось. Авось снега и дождей будет мало. Авось паводка не будет. Первое, что нужно было сделать, причем это нужно было сделать вчера, подобрать технологии, как эти отходы перерабатывать. Важно понять, что находится в картах. Состав в них совершенно разный на разных уровнях. И в разных точках. По документам в них одно, везли другое, а когда все это льют в одну карту – это же химический реактор, в нем идут непонятные процессы. Туда привозили и трансформаторы с маслом, с полихлорированными бифенилами, которые содержат хлорорганику. По правилам их нужно хоронить в контейнерах, но это дорого. Поэтому просто сталкивали в карты.

– А пестициды привозили?

– Конечно. Очень много в последние лет пять. Привозили в мешках и тупо захоранивали. Сверху забрасывали глиной. Теперь это всё вымывается, попадает в подземные, грунтовые воды. У нас был такой случай – в один момент у всех женщин полигона почернело золото. Колечки, серёжки. Мы поначалу ничего понять не могли. А потом до нас дошло, что золото чернеет только от паров ртути. А пары ртути – это из пестицидов. Вот вам пример – чем мы там дышали, и что там в воздухе было.

– Вы специалист. Вы два раза работали на полигоне, декабрь был очень дождливым, февраль оттепельным. Что может произойти весной?

– Не исключаю, что может произойти катастрофа. За все годы существования полигона официального сброса не было. Столько лет шли дожди, шел снег, а сброса – не было? Даже разрешения на сброс не было. Но это же чепуха!

– Куда же девались все эти сотни тысяч тонн выпадавшей воды?

Ольга Еремина много лет проработала на полигоне. «Ничего не изменится, пока не грянет гром». Credit: Виктор Терешкин

– В 2005 году построили очистные сооружения. Они входили в первую очередь строительства экспериментального завода. Я в последнее время была технологом очистных сооружений. И утверждаю, что в техзадании были поставлены задачи – очищать сточные воды полигона как бытовые. Там две линии – очистка ливневых вод. И очистка хозяйственно-бытовых. Но в техзадании были прописана вещества, которые есть в обычной ливневой, городской воде. Но там ведь около 70 карт, 5 открытых, остальные – рекультивированные. И, к сожалению, некоторые карты дренируют, происходит выдавливание загрязненных токсикантами вод с карт. А дальше эти стоки попадают во внутренние каналы полигона, и этот химический коктейль попадает в ливневку. Так что ливневка – это не то, что боженька послал с неба. В ней очень много токсичных веществ из-за утечек с карт. С 2012 по 2015 год прошла реконструкция очистных: они были усовершенствованы, поставлена вторая ступень для очистки ливневых вод от тяжелых металлов. А полигон эксклюзивен тем, что нельзя подобрать какую-то одну технологию, это должен быть блок технологий. У меня такое ощущение, что ничего не изменится, пока не грянет гром. Пока не произойдет того, как на Фокусиме, никто не озаботится.

– Вы не боитесь выносить мусор из избы?

– Я муниципальный депутат, работаю в общественной группе и выступаю в открытую.

Татьяна Портнова, начальник службы главного технолога ГУП «Водоканал Санкт - Петербурга». «Все регламенты безупречно отработаны». Credit: Виктор Терешкин

Готов ли «Водоканал» к режиму ЧС?

Комментарий Татьяны Портновой, начальника службы главного технолога ГУП «Водоканал Санкт – Петербурга»:

– В «Водоканале» многоуровневые системы контроля качества воды. Причем контроль начинается уже на стадии раннего оповещения, когда вода только приближается к очистным сооружениям, к водоподготовке. Идет серьезная оценка всех показателей. И, конечно, на наличие токсичных веществ. Вода поступает в водозаборные оголовки, по которым уйдет в водоприемные колодцы, тут осуществляется тщательный контроль промышленными системами. Биомониторинг мы рассматриваем тоже как промышленную систему непрерывного экологического контроля качества. И, естественно, все эти системы оснащены датчиками, контролирующими в режиме онлайн любое изменение качества воды. Сам метод биотестирования, который стоит первым в этой системе, основан на том, что живой организм делает интегральную оценку состояния среды. Ведь можно поставить огромное количество анализаторов, измерять все, что только измеряется. И по каждому показателю можно зарегистрировать удовлетворительные результаты, но в комплексе, когда идет сочетанное воздействие различного рода веществ, оно может быть опасным для живого организма. Вот почему так важно иметь в этом аппаратурном комплексе живую биосистему, которая как раз реагирует на любое изменение среды. Раки настолько чувствительны, что если происходят какие-то негативные изменения, животные немедленно на это реагируют. Например, в паводковые периоды, когда по природным условиям изменяется состав воды, на компьютерах, к которым раки подсоединены, не появляется желтый или красный сигналы. Но по поведению животных сразу становится видно – им стало неуютно. Да, среда еще не стала опасной для жизни, но, тем не менее, что-то в ней изменилось, и животные очень чутко на это реагируют. Этому методу можно доверять, он сертифицирован, есть воспроизводимость результатов. И, конечно, никто не отменял лабораторных анализов – уже две недели на пяти водозаборах, которые берут воду из Невы, организован дополнительный контроль качества воды на предмет наличия опасных веществ. Исследования выполняются независимой лабораторией, Водоканал не сам выполняет анализ, а прибегает к услугам Центра исследования и контроля качества воды. Ежедневно данные передаются в надзорные органы, в Росприроднадзор и Природоохранную прокуратуру, более того, как только поступила информация о возможной утечке ядовитых веществ, незамедлительно были введены в работу системы дозированного введения порошкообразного активированного угля. Технология эта надежная, и гарантировано обеспечит исключение риска попадания токсичных веществ в питьевую воду.

– В атомной энергетике есть такое понятие – запроектная авария. Подготовлен ли в Водоканале план действий, когда на полигоне в проран обваловки уйдут десятки тонн токсичной воды?

– В Водоканале неспроста была организована система биомониторинга как элемент системы контроля безопасности воды, которая должна сработать в случае техногенной катастрофы. Система водоснабжения Петербурга включает и ряд объектов, которые относятся к резервному водоснабжению, когда мы, отказавшись от забора воды из Невы, организуем доставку питьевой воды из подземных источников. А для того, чтобы мы всегда находились в состоянии боевой готовности, совместно с МЧС, с органами гражданской обороны в Водоканале регулярно проводятся командно-штабные учения и тренировки для того, чтобы были безупречно отработаны все регламенты, все действия персонала в случае наступления ЧС.

P.S. На заседание межведомственной комиссии ни Юрия Квашу, ни Викторию Маркову не пригласили.