– Валерий Матвеев, бывший председатель Комитета по природопользованию, в прошлом году на пресс-конференции произнес такую фразу: «Мы с директором полигона с ужасом ждем сообщения о паводке. Каждый день под статьей ходим!» У вас нет такого ужаса?

– Ужаса нет. Но и радости тоже. Проблема есть, но мы ее решаем. Она под контролем. Сейчас паводок прошел? Прошел. Угрозы перелива нет? Нет. Угрозы перелива воды за пределы полигона тоже. Иллюзий я никаких не питаю. Проблемы серьезные, ответственность огромная.

– Давайте вспомним ситуацию с полигоном, которая сложилась зимой. Обводной канал переполнен, гендиректор Колядов предлагает объявить режим ЧС. В прессе, на телевидении, радио – залп публикаций. Одна другой тревожней. Почему проблема встала так остро, почему такой ажиотаж возник?

– Тут есть и подводные течения – чем больше проблема на виду, тем больше людей хотят сделать на ней карьеру. И в то же время она обоснованна. Проблемы полигона никто никогда не отрицает. Другое дело, что внимание к ней иной раз преувеличено. Либо приуменьшено. Я имею в виду – с точки зрения обводненности. С самой обводненностью мы справиться могли, потому что у нас были пруды накопители, в которых был запас, плюс верхняя часть обводного канала пустая, ее можно было отгородить и откачать туда часть воды, понизив уровень на всей территории полигона. И были запущены очистные сооружения. Если сейчас посмотреть на полигон, то, несмотря на то, что неделю в конце апреля шли дожди, на территории особо даже луж нет. Уровень в обводном канале держится, паводок как таковой прошел.

– А какой именно уровень в обводном канале у шандоры, этого затворного механизма для аварийного сброса стоков, в случае тотального обводнения полигона?

– Сорок один сантиметр до края. Зимой, когда очистные не работали, он доходил до 15.

– Теперь давайте разберемся с аварийной ситуацией в марте с двумя дамбами, сделанными в придорожной канаве, вправо от въездных ворот. Их ведь без проекта сделали?

– Да, без проекта. По проекту, который был изначально, их быть не должно, ручей, который приходит со стороны леса по канаве, должен был заходить в обводный канал, разбавлять его воды и через постоянно открытую шандору уходить за пределы полигона. Но был ряд замечаний о том, что в обводном канале не совсем чистая вода, поэтому и принято решение шандору закрыть. И теперь вода с полигона пошла в эту придорожную канаву. Поэтому ее и перекрыли глиняными дамбами, чтобы никакие стоки с полигона без очистных сооружений не выходили в магистральный канал.

И.о. генерального директора полигона «Красный Бор» Алексей Трутнев: «Иллюзий не питаю. Проблемы серьезные, ответственность огромная». Credit: Виктор Терешкин

– И вот наступило 10 марта и первую дамбу промыло.

– Вот для того, чтобы подстраховаться, их и было сделано две. Первая – основная, вторая – контрольная, если с первой что-то случится, то вторая задержит то, что прорвется.

– Но ведь Виктор Колядов заявил о том, что через вторую дамбу ушло какое-то количество кубометров воды, содержащей токсичные отходы, в канаву, а по ней в магистральный канал.

– Я ни разу не слышал, чтобы он об этом говорил. В первой дамбе протечка была, но за пределы второй дамбы ничего не уходило. Единственная информация, что оттуда якобы что-то ушло, шла от общественных организаций, но следов этого прорыва обнаружено не было.

– В Гетеборге в конце апреля была встреча экспертов группы ПРЕШЕ [HELCOM PRESSURE – группа по снижению нагрузок загрязнений, поступающих с водосборного бассейна Балтийского моря] Хельсинкской комиссии (ХЕЛКОМ), вы в ней участвовали, и как сообщил Комитет по природопользованию, российская делегация представила информацию об эффективности систем водоочистки. О каких системах идет речь?

– Установленных в 115 корпусе очистки ливневых и сточных вод.

– Ольга Еремина, она как раз работала технологом очистных сооружений, рассказывала мне, что некоторые рекультивированные карты дренируют. Происходит выдавливание токсикантов через дамбы, и дальше эти стоки попадают во внутренние каналы полигона, и этот токсический компот попадает в ливневые воды. Способны ли очистные сооружения чистить такую смесь?

– Да, есть мнения, что карты дренируют, поэтому внутренний канал рассечен на две части. В одной – ливневка, которая никак не соприкасается с картами. Во второй, отсеченной части, возможно, есть то, что попало во время дренирования. Но это будет выясняться в более сухую погоду, когда будут проводиться исследования. Сейчас на очистные сооружения подается ливневка, которая не соприкасалась с водой, что, возможно, попадает с карт. Если есть возможность, что в воду попало то, что дренирует с карт, они идут либо в 130 герметичных емкостей, либо возвращаются обратно в карты. Поэтому в корпус очистки ливневых и сточных вод у нас не подается вода с токсикантами. К тому же у нас в рамках обследований, которые проводит «Центр лабораторного анализа и технических измерений по СЗФО» (ЦЛАТИ), каждый раз проводится отбор воды, которая подается на очистные. И потом берутся пробы на выходе с них.

– Агентство «Регнум» приводило Ваши слова – до конца года планируется накрыть открытые карты 64 и 68 полимерной геомембраной. Как эта задача будет осуществляться с учетом того, что обваловки на той же 64 карте были воздвигнуты в авральном режиме? Что на их сооружение пошла не кембрийская глина, а тот грунт из холма, возле новых карт? КАМАЗы возили его на моих глазах 13 марта после прорыва дамбы. А уж этот грунт никак кембрийской глиной назвать нельзя. Там и торфы, и песок, и глина.

– Да, мы это знаем, поэтому и планируем изыскания на обваловке 64 и 68 карты. Планируем и разработку проекта по их ремонту, это предусмотрено. Мы прекрасно понимаем, что в том состоянии, в котором сейчас находится обваловка, на них ни в коем случае нельзя ничего монтировать. Эти работы предусмотрены в ближайшее время.

– А как это будет выглядеть? Это металлический каркас над картами?

– Сейчас прорабатывается несколько вариантов технологии, они уже были использованы на других объектах. Либо просто укрытие пленкой и закрепление ее снаружи на каркасе. Либо пленка крепится на системе понтонов, которая будет держаться на поверхности карт. А когда уровень в них будет понижаться, понтоны будут понижаться вместе с ним. Но при этом пленка предотвратит попадание атмосферных осадков, вода будет отводиться, собираться, не будет перемешиваться с отходами. До тех пор, пока не будет закончена рекультивация полигона, и выбраны технологии по переработке, по крайней мере, мы на одном месте оставим уровень в картах. Уровень подниматься не будет.

– Как вы относитесь к тому, что многие экологические активисты, геологи утверждают: обваловка карт сейчас поднята на 6-8 метров, нарушено основное правило, которое было изначально заложено при создании полигона – уровень отходов в картах не должен превышать уровня кембрийских глин. Как только он его превышает, идет просачивание в водоносные слои, которые залегают над слоем глины.

– Именно поэтому основная задача полигона и в первую очередь Комитета по природопользованию построить в следующем году систему очистных сооружений, которые позволят обезвредить водный слой в картах, потому что отходы очень сильно обводнены. Требуется снизить уровень отходов так, чтобы он был ниже уровня залеганий кембрийских глин. Чтобы уже гарантировано не было никаких протечек. Но при этом анализы, которые брались за пределами полигона, никакой страшной картины и жутких протеканий не показывают. Сейчас протечек с карт не зафиксировано.

– Но я видел документы о том, что специалисты «Центра лабораторного анализа и технических измерений по СЗФО» (ЦЛАТИ) брали анализы в скважинах, которые есть и на полигоне, и за полигоном, и там обнаружены очень серьезные превышения. По фенолу в 11 тысяч раз. Гринпис России приводит эти же данные.

– Превышения по фенолу в 11 тысяч раз были в разовой пробе, без предварительной прокачки скважины, грубо говоря – скважину пробурили, но ее не прокачали, и взяли оттуда воду на анализы, что на наш взгляд, не совсем правильно. Это ни в коем случае не против результатов ЦЛАТИ. Сейчас мы заключаем контракт на реализацию мониторинга полигона, и там уже будет не одна проба, а это будет серия регулярных проб, по которым можно будет смотреть динамику. По одному результату судить о целой картине не совсем правильно.

– Но на встрече экспертов ПРЕШЕ в Гетеборге наша делегация заявила – уже идет постоянный мониторинг.

– У нас идет мониторинг своими силами поверхностных и грунтовых вод, сейчас будет заключен договор со специализированной организацией, она возьмется за мониторинг поверхностных, подземных вод по очень широкому спектру показателей. Туда входят стандартные 46 показателей, плюс токсикология. Никто никогда в жизни там такого спектра не замерял. Мы будем сейчас это делать для того, чтобы владеть всей ситуацией и показать окружающим, что же там происходит.

– На заседании Комиссии по здравоохранению и экологии ЗАКС мне довелось услышать, что утеряна часть документации – паспорта на привезенные отходы? Удалось восстановить утраченное? Что с этой проблемой?

– Отходы в карты-котлованы принимали, начиная с начала 70-ых годов, документы есть, но они в бумажном виде. На что-то есть, на что-то нету, сейчас работа по восстановлению архива ведется. Важнее понять, что там находится – в картах. И в каком состоянии. Для этого документы – что туда принималось – не так важны. А так состав отходов, который образуется в нашем регионе, известен и понятен. Плюс-минус по компонентам, чего-то больше, чего-то меньше. За сорок лет эти сведения важность потеряли. Нам сейчас нужно подводить черту.

– Тринадцатого марта я видел на обочине дороги у обводного канала напротив зашпунтованой карты брошенный пожарный рукав. А до этого много раз слышал, что из карт перекачивали в лес содержимое и так понижали уровень отходов.

– Мы тоже слышали об этом. Но это вопросы к предыдущему руководству полигона. Которое было до нас. Мы с этой практикой не столкнулись вживую, и мы ее не продолжали. По обочинам полигона чего только не лежит. А пластиковые рукава мы использовали в прошлом году, когда чистили обводный канал: мы его отсекали частями, чтобы из одной перекачать жидкость в другую перед очисткой дна. Но это были пластиковые трубы, не пожарные рукава.

– К северу от полигона, в его санитарно-защитной зоне находится несанкционированная свалка «Усть-Тосно». Полигон для приема токсичных отходов закрыт. Не возят ли отходы по ночам на свалку?

– Нет, исключено. Это у нас под контролем. На ночь мы закрываем шлагбаум, который стоит на повороте с основной дороги. У нас ведется круглосуточное видеонаблюдение. И дорога, ведущая на свалку, перекрыта бетонными блоками. Туда, к свалке заезжают, когда нужно взять анализы из скважин, с той дороги ближе к ним подходить. Грузовой транспорт туда не проникает. Это не в наших интересах – пускать кого-то в нашу санитарную зону.

– Какие сейчас разработаны планы по ликвидации запроектной аварии? Ведь нужно быть готовым ко всему.

– У нас есть план мероприятий, который предусматривает все возможные аварии, начиная от аварийного пролива, заканчивая пожарами. И в нем расписано, какие люди, какая техника, за какое время должны реагировать, порядок оповещения. И при этом во всех потенциально возможных точках аварий у нас подготовлены аварийные запасы глины. Чтобы в случае пролива или протечки можно было моментально все исправить. И техника расставлена таким образом, чтобы могла в скорейшее время аварию устранить. Постоянно на полигоне дежурит аварийная бригада. Но внештатная ситуация сейчас маловероятна – у нас ежедневно идет промер уровней в картах, осмотр всех гидротехнических сооружений. У нас есть инженер по промышленной безопасности, опытный гидротехник, профессионал в своем деле. Он ежедневно смотрит, как ведут себя грунты, где какие трещины, двигаются ли они.