Как сообщил в своей предновогодней статье журналист и активист Андрей Коломойский, по проекту реконструкции парка спилено или будет спилено 2583 дерева:

«Из находящихся в парке пяти с небольшим тысяч деревьев по состоянию на 20 декабря 2017 года уничтожено: 665 – в парковой зоне (деревья от 8 до 80 см в диаметре) и 720 – в хозяйственной зоне, всего 1385 деревьев [сейчас снесено уже 2 тысячи – прим. ред.]. Под пилы попали самые известные и лучшие деревья и целые ансамбли, задуманные создателем парка – знаменитая сосна у Храма Нептуна (старейшая в Ленобласти), посаженная по одной из версий-легенд самим бароном [бароном Людвигом Генрихом фон Николаи, президентом Академии наук России и создателем парка] и воспетая им в поэме «Имение Монрепо в Финляндии», чудесная береза, стоявшая у скамьи над водой и бывшая одной из визитных карточек парка, центральная аллея (целиком), прибрежное растительное обрамление аллеи, ведущей к источнику «Нарцисс» (целиком) и многое другое… Реализация действующего проекта обещает нам веселенькие геометрические клумбы на входе, аллею из свежепосаженного молодняка там же, оранжерею неподалеку, новый административный корпус и питомник, который когда-нибудь в отдаленном будущем сможет выращивать деревья на замену тем, которые в этом парке долго не протянут».

Конкурс на проект реконструкции «Историко-архитектурного и природного музея-заповедника «Парк Монрепо», памятника культуры федерального значения выиграло в 2013 году архитектурное бюро «Литейная часть-91» (директор – Рафаэль Даянов) в консорциуме с ЗАО «Новая Эра», а генподрядчиком определено АО «ПО «Возрождение». На реализацию проекта Россия взяла у Международного банка реконструкции и развития (МБРР) кредит почти в 2 млрд рублей. В контракт, среди прочего, входят: «организация рельефа территории и ландшафтные работы, восстановление гидротехнических сооружений, дноуглубление, строительство новых зданий, прокладка внутриплощадочных сетей и собственно реставрация парковых сооружений». Всю парковую часть проекта «Литейной части-91» (все, что связано с рубками и пересадкой деревьев) выполнял руководитель компании «Лик» Алексей Лодыгин. Сейчас он непосредственно руководит ходом работ, теперь уже как специалист ПО «Возрождение».

По словам пресс-секретаря музея Ирины Андреевой, в 2013 году проводились общественные слушания по проекту, и о негативных отзывах она ничего не слышала, а скандал начался лишь с началом реализации проекта. В принципе, ничего удивительного тут нет: информация об общественных обсуждениях проектов редко может соперничать по интенсивности с рекламой «Макдональдса». Обычно это пара малозаметных строчек на сайте администрации. Абсолютное большинство как выборжан, так и петербуржцев о планируемой реконструкции не знало ровно до того момента, как в декабре 2017 года начались рубки. Однако мнение, что в «бумажной» стадии проекта по нему никто не возражал, тоже неверно. Возражали, потому что серьезные изменения в привычном облике исторических объектов всегда вызывают споры в научно-художественной среде. Коломойский в своей статье приводит информацию о чуть ли не драке между Рафаэлем Даяновым и Андреем Рейманом, специалистом по историческому садово-парковому наследию КГИОП, во время презентации проекта в Доме архитекторов.

Вкратце – по проекту 35 Га (общая площадь парка – 161, 4 Га) предполагается вернуть в состояние 1804-1806 гг. – в начале ландшафтных работ барона Николаи. Если сейчас (точнее, до декабря прошлого года) Монрепо четко относился к «жанру» лесопарков (то есть фактически является лесом с ухоженными дорожками и вкраплениями малых архитектурных форм), то при бароне часть территории представляла собой классический ландшафтный парк типа Павловска. То есть имела много открытых пространств, позволяющих издали любоваться визуальными доминантами – скальными выходами, скульптурными и архитектурными композициями, специально посаженными деревьями и клумбами.

Тут напрашивается аналогия с реставрацией Летнего сада, который при Петре I был регулярным парком в стиле Версаля, но при Екатерине II такая упорядоченность вышла из моды, и парк «отпустили» на волю. Расти, как вздумается. В результате за несколько десятилетий выросли те высокие тенистые аллеи пушкинской поры. То же самое, в конце концов, произошло с Монрепо – из ландшафтного парка с большим количеством художественных пустот он превратился в густой лесопарк. И, позволю себе предположить, что именно за это публика и любила его. И ездила посмотреть на него даже из Петербурга (два главных пункта посещения Выборга – Замок и Монрепо).

Мне кажется, вкусы и потребности «общественности», гулявшей в Монрепо сейчас и 200 лет назад, разные. В те времена людей было меньше, а природы – гораздо больше, поэтому отрегулированный (хоть и в меньшей степени, чем петровская версия Летнего сада, конечно же!) парк представлял для тогдашней публики известный эстетический интерес. Сейчас – все наоборот. Сегодня имеются толпы людей, и все меньше лесов, которые именно в окрестностях Выборга, ввиду близости финской границы, вырубаются особенно усердно. А еще массово застраиваются берега Выборгского залива. Поэтому сама возможность погулять вдоль первозданного (не важно, что, по сути, он вторичен) леса на берегу – уже ценность. Нынче «социальный спрос» предпочитает именно лес, а не ландшафтный парк.

Но проектировщики «возврата к истокам» рассматривали парк вне этого современного контекста. Для них Монрепо – это прежде всего исторический экспонат, который нужно очистить от поздних напластований. Что они и сделали. Никто не спорит, что за лесопарками (да и за лесами!) нужно ухаживать, больные деревья – лечить. И крайне печально, что в советское время этим занимались очень мало. Но уход в формате лесопарка и реконструкция исторического облика ландшафтного парка – не одно и то же.

Алексей Лодыгин по просьбе дирекции музея-заповедника ответил на многочисленные вопросы посетителей. По его словам, из тех 2583 срубленных деревьев 1376 снесены «по санитарному состоянию», а 1207 – согласно архитектурно-планировочному решению. Еще почти 3 тысячи деревьев и более 5 тысяч кустов пересаживаются в питомник (из деревьев в основном – липа и черешчатый дуб). Казалось бы, они остаются жить, но – уже не в парке. Часть из них впоследствии вернется в парк, часть «будет использована в городском озеленении». Сколько именно вернут в парк, Лодыгин не конкретизировал. Таким образом, парк потеряет не 2583 дерева, а гораздо больше. А гарантированно получит только 725 новых саженца (плюс 12 тысяч единиц кустарников). Еще 1151 и 23 штуки подвергнуты, соответственно, лечению и обрезке. Общая площадь проведения реставрационных работ в парке – 35 Га. На ней сносятся 14% деревьев.

«Архитектурно-планировочные рубки – это снос в местах будущего нового строительства и вдоль всей береговой линии, включая пирсы и дамбы, – говорит Лодыгин. – Для чего, спросите Вы, нужно новое строительство? В первую очередь, для обслуживающего персонала по уходу за парком (в проекте 48 специалистов) будет построен большой административно-бытовой комплекс, а для хранения садовой спецтехники (бобкэт, три трактора, газонокосилки, триммера, бензоножницы и т.д.) – помещение для техники и склад для хранения садовых принадлежностей. Все гидротехнические сооружения (пирсы, дамбы, переправа) подлежат восстановлению в исторических габаритах. Для этого их полностью разбирают. Поэтому ольху черную на дамбе «Розенталь» и березку на пирсе было невозможно сохранить».

Разумеется, невозмутимые слова про снос деревьев вдоль всей береговой линии ради строительства «административно-бытового комплекса» не могут не вызвать острого эмоционального отклика. Однако все производится согласно согласованному проекту, что опять отсылает к первоначальному тезису пресс-секретаря Ирины Андреевой – почему не возражали раньше? И тут с ней приходится согласиться: действительно, плохо возражали. Надо было активней. Тогда, может быть, не было бы теперешней боли по поводу спиленных деревьев.

По утверждению Ирины Андреевой, в репликах критиков реставрации немало не только искажений и неверной интерпретации фактов, но и откровенного вранья: «Коломойский в своей статье утверждает, что снесена 400-летняя сосна у храма Нептуна. На самом деле эта сосна стоит на месте».

Видимо, тут возникло разночтение: сосну у Храма Нептуна действительно спилили, но дерево было уже мертво. Оно сильно пострадало в пожаре 2011 года и окончательно погибло в 2012. По мнению Лодыгина, это было старое дерево, но не рекордсмен. При этом бывший главный хранитель парка Татьяна Зинчук, на слова которой ссылался Коломойский, полагает, что ей также было 400 лет. Она считает, что погибшую сосну можно и нужно было сохранить: оно могло долгие годы оставаться важной исторической частью ландшафта. Что касается живой 400-летней сосны, то она росла (и растет по сей день) не у Храма Нептуна, а на тропинке рядом с Чайной беседкой.

Едва ли не самым острым обвинением критиков (не считая сноса деревьев) была стоимость новых саженцев. Коломойский в своей статье привел космическую цифру в 4000 евро за ствол, что автоматически вызвало у читателей подозрения о банальном распиле бюджета. Лодыгин утверждает, что это неверно. По его словам, саженцы покупались по следующим ценам: «российские питомники: ель обыкновенная (400-500см) – 8200 рублей; сосна обыкновенная (400-500см) – 9000 рублей; береза повислая (600-700см) – 11 400 рублей. Немецкий питомник: липа мелколистная (+ транспорт и таможня) – 320 евро или 22400 рублей. Это стоимость дерева высотой до семи метров».

Безусловно, крупные фактологические ошибки критиков подрывают доверие к их общей идее. Что плохо: ведь недовольство вызывает сам проект реставрации, пусть и реализуется он на абсолютно законных основаниях. Многие авторы негативных комментариев, на мой взгляд, ошибочно свалили в одну кучу претензии к проекту и намеки на нарушения законодательства при его исполнении. Последние в любом случае требуют серьезной проверки, доказать их очень трудно. А вот вырубленные участки парка видны невооруженным глазом (кстати, посетителей продолжают в парк пускать, причем по-прежнему берут за это деньги). И дискуссию надо концентрировать именно на этом.

Впрочем, представители музея тоже впадают в полемическую ошибку, начиная обвинять своих оппонентов чуть ли не в продажности и политической ангажированности. Директор Монрепо Александр Буянов считает, что реконструкцию парка хотят сорвать некие силы. «Почему-то вопросы к проекту появились именно накануне выборов», – более чем прозрачно намекает Ирина Андреева. Она полагает, что большое количество противников реставрации – не более чем миф. «Когда недавно журналисты ресурса 47news делали свой материал и захотели пообщаться с этими людьми, оказалось, что их нигде не найти». Такие обвинения, в свою очередь, не добавляют очков защитникам проекта. Сожаление по поводу рубки здоровых деревьев – пожалуй, по нынешним временам одна из самых естественных эмоций. С учетом того, что повсюду деревьев становится все меньше. Отказывать людям в этом здоровом чувстве, сомневаться в его искренности, значит выказывать неуважением оппонентам и вызывать их симметричную реакцию.

Интересно, что другой корреспондент «Выборгских ведомостей», где была опубликована статья Коломойского, спустя три недели далеко не во всем соглашается с мнением своего коллеги. Обследовав территорию, на которой проводятся работы, вместе с Алексеем Лодыгиным, журналист Елена Винокурова 19 января написала статью под названием «В Монрепо деревья не только рубят, но и лечат». По ее мнению, причина массовой одномоментной рубки в том, что необходимые санитарные мероприятия не проводились очень давно: «Невозможно поспорить с утверждением, что сады и парки необходимо поддерживать, постепенно заменяя старые деревья на новые, тщательно следить за состоянием деревьев, в том числе – лечить при необходимости. Думается, главная беда и основная причина того, что две тысячи деревьев пришлось снести в считанные месяцы, именно в том, что ничего подобного не происходило многие десятилетия». «Мне не кажется, что в парке происходит что-то ужасное, – поделилась она с нами. – Чувствуется, что Лодыгин – профессионал, и демонстрирует редкую открытость для прессы. Пообщавшись, я укрепилась в эмоции – он знает, что делает, действует грамотно и с пониманием исторической подоплёки. А реакция части общественности по-человечески понятна. Конечно, в парке сейчас разруха. Аналогично тому, как бывает в квартире в начале процесса ремонта».

Пожалуй, утверждения о правомерности санитарных рубок придется принять, как есть: для того, чтобы их опровергнуть, нужна серьезная независимая экспертиза. Незакрытым остается вопрос о рубке 1207 и пересадке неизвестного количества здоровых деревьев «по архитектурно-планировочному решению». Дежурные ответы «все выполняется в строгом соответствии с проектом», и «проект согласован в Минкульте» мало кого удовлетворяют. Было бы любопытно ознакомиться с результатом общественных слушаний, но никто из наших собеседников в этом помочь не смог: слушания прошли задолго до вступления в должность пресс-секретаря музея-заповедника Ирины Андреевой и прихода в проект ПО «Возрождение». Кстати, сейчас отсутствует в публичном доступе и сам проект.

Но даже если проект был единогласно одобрен на слушаниях, означает ли это всенародное одобрение? Ведь Монрепо, напоминаем, – памятник федерального значения. Если бы проектанты провели опрос (до рубок) прямо на дорожках парка, показали бы изображения «есть» и «будет», и набрали бы не менее 500 респондентов, то можно было бы говорить об «учете мнения общественности». И вряд ли тогда посетители парка проголосовали бы за «архитектурно-планировочные» рубки.