Я говорю об этической стороне вопроса.

Я являюсь выпускницей Биологического факультета Санкт-Петербургского Государственного Университета, специальность – «зоология, паразитология». Не принадлежу ни к каким активистским движениям, не интересуюсь политикой и не хожу на митинги. Всё изложенное ниже основано на моём личном опыте наблюдении за ситуацией вокруг Кургальского заказника и газопровода «Северный поток-2» – ситуацией, которая, на мой взгляд, точно характеризует современное состояние научного сообщества в России.

Немного предыстории. Когда мне было 19 лет, я, как и все неискушенные люди, мечтала заниматься чем-то ярким, интересным и романтичным. Как и многие студенты-полевики, я искала места поглуше, которые не полностью разрушило соседство с многомилионным городом. Именно тогда меня занесло на самую западную оконечность Ленинградской области – на Кургальский полуостров, омываемый Финским заливом.

Кургальский заказник. Credit: Анна Лосева

То, что я увидела там, потрясло моё воображение. За одну неделю я столкнулась с бо́льшим числом биологических «необычностей», чем за всю предыдущую жизнь. В первый день я наблюдала кедровку в зарослях лещины, а уже через два дня – орлана-белохвоста. Как пьяная я бродила по берегу залива, разглядывая древние морены и бурые водоросли фукусы, выброшенные на песчаный берег, бесконечные заросли тростника и черноольшаники. Вот оно – то самое, ради чего стоило поступать на биофак! Уже тогда для меня, студентки 3 курса, была очевидна высочайшая природоохранная ценность этой территории. Хотя бы по тому факту, что половину видов растений, встречавшихся на моем пути, я не могла назвать или зрительно вспомнить – несмотря на то, что успешно сдала «норматив» ботанической практики.

Пока я училась в СПбГУ, Кургальский заказник постоянно был на слуху. «Есть у нас одно уникальное место на границе с Эстонией», – говорил на лекции орнитолог Рустам Абдуллаевич Сагитов, чье мнение много значило в природоохранном сообществе. Вокруг территории всегда роились биологи. Ещё в начале 1990-х годов там работала экспедиция Санкт-Петербургского Общества естествоиспытателей, в которую было вовлечено немало специалистов разных поколений. Кургальский дважды номинировали в международные системы ООПТ, охраняемые конвенциями, что звучало гордо.

Могла ли я предположить, что когда встанет вопрос о прокладке трансъевропейского газопровода «Северный поток – 2» через территорию Кургальского заказника, из биологов на его защиту выйдут всего четыре человека?

…Сама ситуация с газопроводом тривиальна. Тех, кто ещё помнит школьную программу, отсылаю к поэме А.С. Пушкина «Медный всадник». То, что газопровод, как и Град Петров, тоже закладывается «назло надменному соседу» (хотя это уже не Швеция) – ни для кого не секрет. Оба проекта, бесспорно, много значат в масштабах государства. Как и триста лет назад, последствия для населения и естественные угрозы от его реализации непредсказуемы, учитывая значение Кургальского как «поставщика экосистемных услуг». Однако за ущербной реализацией государственных задач стоят вполне конкретные интересы и вполне земные эксперты.

Вопрос, который не давал мне покоя, – кто эти специалисты, готовившие материалы для положительного заключения по трассе через заказник?

Молодые вайи папоротников на севере Кургальского полуострова. Credit: Анна Лосева

В случае с Кургальским это, в основном, были те самые биологи, которые подвивались здесь с 1990-х или раньше. То есть люди, великолепно представляющие его значение для региона. В их числе оказалось и несколько университетских преподавателей, к которым мы ещё недавно бегали с зачетками. Были персонажи, замеченные в деятельности по защите Кургальского заказника и других особо охраняемых природных территорий (ООПТ) – в том числе и от угрозы газопровода. У психологов подобное зовётся «амбивалентностью».

Мне выпало консультировать общественную экологическую экспертизу проекта «Северного потока – 2», проводившуюся вдогонку государственной. Совместно с коллегами я проработала множество публикаций (своих и чужих), касающихся рыб, птиц и морских млекопитающих, встречающихся по трассе газопровода. Таким образом, я воочию убедилась, как много искаженной или недостоверной информации было представлено в Материалах оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС). В крайнем варианте исполнители просто переписывали собственные ранние результаты (отчеты, статьи) для целей проекта. Естественно, оное делалось не задаром.

Ярчайший пример касается моего объекта исследования – балтийской кольчатой нерпы. Прокладывать морской газопровод через места кормежки тюленей, числящихся в федеральной Красной Книге, популяция которых насчитывает то ли 200, то ли 100 особей, явно нельзя. Ведь при дноуглублении пострадают кормовые угодья. Да и вообще, работа землеснарядов, укладка труб – шумные процессы, которые пугают или травмируют нерп. Чтобы узнать, кормится ли нерпа в конкретном районе, необходимо пометить особей спутниковыми либо GSM-передатчиками.

Подобные работы стоят дорого. Компания Nord Stream 2 AG в данном случае была щедра. Исследования выполнены российскими и эстонскими зоологами, на очень высоком уровне. Вот только отлов животных производился не вблизи трассы газопровода, а в 40 километрах от неё. Ожидаемый результат – помеченные звери на трассе отсутствовали. При этом «непомеченные» особи встречались совсем уж близко от района прокладки – всего в 2,5 км (в 2017 году я ставила фотоловушки на залежках у острова Малый Тютерс и могла лично убедиться в этом) … С таким же успехом можно было ловить нерпу в Гренландии и делать вывод о безобидности проекта.

Лебеди-шипуны регулярно гнездятся в заказнике. Credit: Анна Лосева

Аналогичным способом делалось всё. Конечная цель – искусственно занизить ценность территории, через которую должна проходить трасса, в особенности участка в Кургальском заказнике. Имел место даже прецедент, когда охраняемые растения выпалывались из будущего коридора. Операторы проекта лишь разводили руками. Имена подрядчиков (экспертов-биологов и организаций) можно посмотреть на сайте компании Nord Stream 2 AG.

К чему я это пишу теперь, когда бульдозеры и суда бороздят территорию Кургальского заказника, и надежды на светлый исход не осталось?

А к тому, чтобы заставить иных задуматься. Принадлежность к научной элите накладывает на людей определённую ответственность. Газовиков можно отчасти оправдать – они мыслят как коммерсанты – для них важна лишь логистика и прибыль. От госчиновников тоже много ждать не приходится. Но для ученых оправдания нет. Не устраивает зарплата сотрудника НИИ – извольте сменить профессию. Греть руки у костра, в котором догорают полотна Рембрандта, значит быть люмпеном. Именно люмпенское мышление, на мой взгляд, во многом тормозит развитие научной сферы в России.

Кто-то скажет, что не стоит впадать в крайний максимализм. Ежели ты написал честный отчёт, показав наличие охраняемых объектов на трассе, то с этической точки зрения остался чист. Наверное, так оно и было во время первой «нордстримовской волны» 2012-13 гг., когда к мнению специалистов прислушивались. В конце концов, сотрудничать с нефтегазовым сектором приходится большинству полевых биологов. Но поскольку в 2016-17 гг. исход был решён заранее, не видим принципиальной разницы между теми, кто ставил запятые у слов «казнить» или «помиловать». Тем более что исполнители подписывали документы о неразглашении информации и на общественных слушаниях по проекту молча разглядывали пол.

Хотелось бы добавить пару слов об экспертах, которые в течение полутора лет выступали в защиту заказника. Три прекрасных дамы-ботаника (точнее два ботаника и один лихенолог), кандидаты биологических наук – Елена Глазкова, Анна Доронина и Ирина Степанчикова. От зоологов на слушаниях присутствовал лишь автор данной статьи. Ни один орнитолог не счёл своим долгом публично вступиться за территорию, провозглашенную «орнитологическим Клондайком». Интересно, что двое из нас – Ирина Степанчикова и я – выпускники зоопарковского кружка, знаменитого КЮЗа. Видимо, юннатское воспитание оставляет в человеке большой след.

Рамсарское водно-болотное угодье, Кургальский заказник. Credit: Анна Лосева

Злые языки скажут, что у моих коллег просто не было возможности «вклиниться» в изыскательные работы, проводимые под эгидой газопровода. Это не соответствует истине: на разных этапах всем предлагалось сотрудничество – напрямую или через подрядчиков.

Конечно, ситуация в заказнике не должна оставаться без внимания специалистов. Необходимо направлять развитие территории в нужное русло (например, делая соответствующие публикации). Вот только сотрудничать за деньги – даже на этапе, когда газопровод уже проложен, – значит получать «откат» и легитимировать происходящее. Легко может войти в привычку отсиживаться на этапе проектирования подобных нордстримов и далее со скорбным видом принимать у них мзду на спасение природы. В этическом отношении ни про кого из тех, кто так делает, не скажешь, что они, подобно Дуремару, «совсем тут ни при чём»: слишком грязный шлейф тянется за проектом и реализующей его компанией.

P.S. Одна моя знакомая заметила, что из числа «нордстримовских» экспертов лишь немногие реально понимали, что делают. Для большинства это был рядовой коммерческий проект в интересном месте. И хотя я не вполне согласна, данное непонимание – едва ли не самое страшное в истории. Простота, как известно, хуже воровства.