В этом жёстком противостоянии неправительственные организации и фонды России и Германии стараются строить мосты экономического взаимодействия и добрососедства. Основатель немецкого Фонда устойчивого развития (Stiftung Zukunftsfähigkeit) и председатель руководящей группы международной Платформы фондов «Большой двадцатки» F20 Клаус Мильке (Klaus Milke) рассказал «БЕЛЛОНЕ» о совместных действиях более 55 фондов из разных стран и возможности новой зелёной сделки между Евросоюзом и Россией.

– Расскажите, пожалуйста, о Вашей работе. Какими фондами Вы управляете?

– Я являюсь председателем международной платформы, объединяющей фонды под названием Foundations20 или F20. В названии отражены две основы нашей деятельности. Первая заключается в том, что в центре деятельности находятся страны «Большой двадцатки».

Мы убеждены в том, что G20 должны играть ключевую роль в выполнении Парижского соглашения и 17 целей устойчивого развития до 2030 года. Должны, но, к сожалению, не играют и не являются. Их нужно побудить к этому, воодушевить. И фонды решили, что являются частью этого решения – мы не только помогаем, но и сами берёмся за дело, в то же время ожидаем от глав государств «Большой двадцатки», что они исполнят то, под чем подписались. Они все в 2015 году согласились с 17 целями устойчивого развития, а также с целями Парижского соглашения и задачами, которые оно включает. Все за исключением США, которые вышли из соглашения по климату.

Второй смысл F20 в том, что 2020 год является ключевым в связи со вступлением в силу Парижского соглашения. Очевидно, что если страны и дальше будут развиваться так, как они это делают сегодня, двигаться по той же траектории, то мы выскочим за предел, установленный Парижским соглашением, по которому повышение общемировой температуры должно быть значительно менее 2 градусов и, по возможности, 1,5 градусов.

Таким образом мы хотим заострить внимание на том, что в 2020 году должны произойти важные сдвиги. Иначе у нас не будет реальной возможности развиваться мирным способом. Также хочу отметить, что я уже 30 лет интенсивно занимаюсь климатической повесткой, и как раз сегодня гораздо более очевидно, что у нас есть только 10-15 лет, чтобы изменить ситуацию. Иначе мы проиграем борьбу с опасными климатическим изменениями.

– Что поддерживают ваши фонды в первую очередь? Возобновляемую энергетику?

– Очень увлекательно и полезно, что для всех наших фондов – а их более 55 по всему миру – главными являются цели устойчивого развития, и не у всех климат и энергетика являются важнейшими инвестиционными задачами. Но в рамках нашей платформы F20 есть понимание, что если мы не будем вместе действовать в климатической повестке, то остальные цели устойчивого развития останутся просто неосуществимыми.

Поэтому задачи образования, здравоохранения, взаимопонимания между народами, общественного развития, местного самоуправления очень важны, но все фонды вносят свой вклад в выполнение задач Парижского соглашения. Я очень рад, что такие задачи находят всё больший отклик, как у филантропов и фондов, так и у молодых людей, выходящих на улицы. Растёт понимание, что климат – это про нас, что мы должны действовать, иначе энергетика пойдёт не по тому пути, который безотлагательно необходим.

У некоторых фондов не только возобновляемая энергетика является главной в программе или инвестиционной стратегии, но также и энергоэффективность. Кстати, вопрос питания также является климатической темой, и фонды им занимаются. В общем, деятельность фондов должна вестись с оглядкой на цели устойчивого развития и особенно вопросов климата и энергетики.

– В каких странах работают ваши фонды-партнёры?

– Рад сообщить, что мы представлены в 17 странах «Большой двадцатки», а также в странах, которые в неё не входят. Например, в Кении есть фонд, которым очень активно управляет сестра Барака Обамы. Мы рады всем, но странам G20 в первую очередь. С нами фонды Китая, Индии, ЮАР, США, Канады, Мексики, Аргентины, многих европейских стран. Очень приятно наблюдать, как они продуктивно работают каждый в своих условиях, но при этом учатся друг у друга, что придает им дополнительные импульсы в развитии. Таким образом можно сказать, что мы являемся обучающей платформой, которая от каждого фонда берет лучшие, воодушевляющие практики.

Ещё очень важно, что многие из этих фондов имеют прямые выходы на политиков. Либо на главу правительства или, по меньшей мере, на шерпу [доверенное лицо], который готовит саммиты «Двадцатки». А это те, которые выходят на премьер-министра или президента. Так что мы помогаем разрабатывать заявления, через наши фонды побуждаем политиков делать больше, чем они готовы. Это гораздо действеннее усилий нашей штаб-квартиры в Гамбурге. Например, в России у нас есть фонд, у которого прямой выход на российского шерпу. Это грандиозно!

– Сколько российских фондов в вашей «обойме»?

– С нами два российских фонда. Один – это «Диалог Культур – Единый Мир» во главе с Русланом Байрамовым. Другой, поменьше – «Русский углерод» с его директором Алексеем Шадриным, который хорошо разбирается в климатических переговорах, участвует в них, а также занимается цифровизацией, блокчейном и искусственным интеллектом.

– Как вы взаимодействуйте с российскими фондами? Есть ли у них обязательство что-то выполнять в обмен на ваши средства?

– Деньги вторичны. Первична определенная очевидная деятельность в рамках нашей платформы. То есть фонды в зависимости от своих финансовых возможностей участвуют в финансировании нашей платформы. Очень важно участие каждого в общих расходах, и в этом есть большой смысл. Конечно, если бы была куча денег, то можно было бы сделать больше, но тогда пришлось бы создавать громоздкий управленческий аппарат. А так у нас общий гибкий управленческий инструмент, а не какая-то институциональная тяжеловесная организация. Также важно, что у нас есть основополагающее заявление для фондов-участников, которое устанавливает, что каждый из них обязуется следовать целям устойчивого развития и Парижского соглашения в своей повседневной деятельности, в инвестициях и в сотрудничестве с другими организациями. Это очень полезно для общей платформы: можно сказать, что за ней стоят все фонды. Это придает убедительности при переговорах с политиками, особенно во время дебатов о причинах и следствиях изменения климата, которые начал господин Трамп. И колеблющимся политикам можно сказать: мы поддерживаем Парижское соглашение своей деятельностью, вот наш путь.

– Что уже сделали ваши два фонда в России?

– «Русский углерод» участвует в климатических дебатах в России, а также представляет страну на международных климатических переговорах, делает Россию заметной. Также занимается инвестициями в технологию блокчейна, что весьма полезно. Российское правительство сделало шаг вперёд, ратифицировало Парижское соглашение и, конечно, достижению этой цели способствовал «Русский углерод». Поздравляю его с этим!

Я очень ценю фонд «Диалог Культур – Единый Мир», который управляет парком «Этномир» в 80 километрах от Москвы, где я имел удовольствие побывать. Его целью является представить многообразие цивилизаций и культур, в том числе в России. Я очень впечатлён увиденным разнообразием народов России при их одновременной общности – эта идея важна главе фонда. Там также представлены ценности народов, к которым относятся мирное сосуществование и охрана природы. Когда смотришь, что лежит в основе человечества, цивилизации, то оказывается, что люди искали примирения с другими людьми, но также и с природой. Сегодня мы находимся в ситуации, когда после 11 тысяч лет существования в очень стабильном климате эпохи голоцена, мы из стабильной температуры выходим, так как человек поставил себя выше природы. За ней идёт эпоха антропоцена, когда человек ведёт себя как создатель, изобретает новые вещи, но при этом так вредит природе, что при сохранении такого порядка вещей не будет будущего уже для человечества на этой планете. Это называется климатическим кризисом. И «Этномир» показывает, что на Земле есть множество ценного, того, что мы должны защищать и сохранять, чтобы противостоять этому огромному вызову, который стоит перед нами. Ценности существуют, их не надо заново изобретать. Я нахожу очень полезным, что фонд помимо энергетического и климатического направления работает над сохранением идентичности людей и многообразия природы нашей планеты. Это отличный вклад в F20.

– Какие опасности подстерегают человечество в антропоцене?

– Да, мы находимся в опасности. Если мы будем и дальше так продолжать вести дела, то средняя температура на планете к концу XXI века повысится гораздо выше двух градусов по сравнению с доиндустриальной эпохой и установленного Парижским соглашением предела. «Гораздо выше» означает, что температура вырастет на 4-5 градусов, что приведет к экстремальным событиям: большим засухам, наводнениям, бурям, повышению уровня моря. Жизнь будет продолжаться, но возникнут конфликты за ресурсы, воду, пищу, плодородные земли. Эти конфликты будут всё возрастать, что приведёт к войнам с соседями. Можно предположить, что к 2050 году на планете будет уже девять миллиардов человек. К нынешним семи с половиной миллиардам прибавятся ещё полтора – и это настоящий вызов, чтобы найти для них общие для всех ресурсы: воду, воздух, землю. Даже без климатического кризиса это было бы вызовом, а с ним всё гораздо сложнее. Полтора миллиарда человек нужно уже учитывать в расчётах, чтобы по-справедливости выйти из экономики ископаемого топлива и перейти к возобновляемой энергетике. Этого мы ещё не сделали.

– Может быть стоит включить в F20 фонды под управлением «Роснано», которые занимаются проектами возобновляемой энергетики?

– Я приехал в Россию, чтобы в первую очередь узнать что-то новое, необычное, посмотреть, что происходит в стране. Действительно, мы срочно нуждаемся в фондах на международном уровне, и я приглашаю к сотрудничеству российских инвесторов. Но, конечно, российские фонды в первую очередь должны заниматься внутрироссийскими проектами, потому что если в России начнутся перемены, то этот пример повлечёт за собой и другие страны. Если же в России не будет движения, то другие скажут: «С какой стати нам меняться?». Это старая игра, которая ведётся с самого начала климатических переговоров: я ничего не делаю, пока другие ничего не делают. Если же кто-то первым делает необычный, творческий, новый шаг, то он, во-первых, воодушевляет других, а во-вторых, другие тоже захотят выглядеть хорошо и сделают подобное. Таким образом нам нужны активные флагманы или даже флагманское объединение.

Конечно, в России сложная ситуация. Страна использует нефть и газ в экономике, а также продаёт их за рубеж, чтобы зарабатывать. Нам нужно вместе искать, что может стать для страны новой торговой моделью. Не продавать ископаемое топливо до тех пор, пока его можно добыть, а ещё до истощения месторождений продумать новый путь.

В то же время у России сложная ситуация с таянием вечной мерзлоты, особенно в Сибири, где почва становится всё более зыбкой, освобождается и выходит из земли метан. Это большая проблема для инфраструктуры. Кроме того, воздействие на климат оказывает горящая тайга. К тому же Арктика теплеет быстрее других регионов, с просто ошеломляющей скоростью тают массивы многолетних льдов. А ведь это самоускоряющийся процесс: чем меньше белой отражающей солнечные лучи поверхности снега, тем больше солнца притягивает тёмная поверхность земли или моря, и тем быстрее идёт потепление. Перед нами происходят качественные изменения, и нам нужно скорее действовать.

– Мне кажется, что многих граждан России они не очень волнуют…

– Полагаю, что тема изменения климата и его влияния на страну будет звучать всё громче. Но не нужно воспринимать её как страшную, бояться, что мы всё неправильно сделали, что надо простить о помощи, а наоборот, творческий порыв и быстрая реакция для предотвращения катастрофы. Поэтому лучше не доводить до чрезвычайных планов действий, которые не особо помогают, надо сказать.

– Используете ли вы средства институтов развития Германии, которые в общем-то имеют схожие цели с платформой F20?

– Очень важно, что фонды могут действовать как мосты. Многие фонды основаны в предпринимательской среде, то есть люди разбогатели за счёт своего бизнеса и хотят что-то вернуть обществу. Но есть также и фонды, связанные с миром финансов. Например, немецкие финансовые группы Allianz, Munich Re имеют свои собственные «зелёные» фонды. Кроме того, по всему миру есть много исследовательских центров, связанных с фондами.

Но Ваш вопрос касается политических институтов развития. В Германии у нас очень тесные контакты с Обществом международного сотрудничества (GIZ), министерством международного сотрудничества и развития, министерством окружающей среды и с госбанком развития KfW. Если эти общественные институты начинают движение в каком-то направлении, то это является сигналом для общества и вышеуказанных крупных частных финансовых компаний. Все вместе мы можем придать процессу очень хорошее ускорение.

Нам нужно приглашать всех к диалогу. Даже тех, кто застрял в устаревших сделках с ископаемым топливом. Работающие в ExxonMobil – не глупцы, и они знают, что время нынешней торговой модели скоро закончится. Как быстро компания сможет выпрыгнуть на новый уровень завтрашней экономической реальности, зависит от руководителей высшего и среднего звена. Некоторые из них говорят: давайте попробуем стать инновационными, ведь мы же не хотим исчезнуть. А те компании с громкими именами, которые продолжат вести дела как и раньше, просто исчезнут.

– Есть ли у вас ощущение, что российские нефтегазовые концерны пытаются стать инновационными?

– Думаю, что они услышали важный сигнал в виде ратификации Россией Парижского соглашения. Оно подразумевает ясный путь и обязательства, поэтому и чиновникам придётся ускориться. Нужно точно представлять, что происходит в экономике, как меняется климат, какой будет цель по снижению выбросов двуокиси углерода. Добровольных обязательств компаний недостаточно. Нужно вводить обязательства сверху, например, углеродный налог. И тут очень важен диалог между Россией и Евросоюзом. Мы соседи, и важная часть России является частью Европы. Поэтому нам нужно новое направление созидательного сотрудничества в вопросах устойчивого развития и выполнения Парижского соглашения. Нам надо показать готовность к этому на политическом уровне. И фонды могут этому способствовать. Например, общие проекты сотрудничества с «Газпромом», с одной из крупных нефтяных компаний, чтобы они попробовали что-то новенькое, может быть для начала непублично. А можно и наоборот, сделать очень общественно громкое дело. Это стоит решить вместе. Так что, чем больше российских фондов, тем интереснее может получиться.

– На каких площадках Россия и Германия могут обсуждать такое сотрудничество? Их осталось мало из-за санкций.

– Например, недавно в Москве прошла 11-ая встреча Российского совета по международным делам и Представительства ЕС в России, одной из тем которой стало сотрудничество в вопросах климата и экологии. Нужно продолжать такие встречи.

Также мы очень рассчитываем на новый состав Еврокомиссии, ведь её новая глава Урсула фон дер Ляйен из Германии. Она предложила разработать для ЕС «Зелёную сделку» – реформу экономики, энергетики и транспорта. Но ЕС не может её выполнить в одиночестве, нужно участие соседей и Россия как раз является важным энергетическим соседом Евросоюза. Стоит проработать, какие новые проекты можно вместе осуществить, каких целей достичь. Иногда государственные игроки не могут выступить с такой инициативой, им это сложно, а вот фонды и институты развития могут прощупать возможности. Я рад, что в России есть много интересных партнёров, с которыми можно это обсудить.

– Когда Евросоюз сможет предложить России «зеленую сделку»?

– После того, как новый состав Еврокомиссии приступил к работе 1 декабря, она начинает выстраивать отношения с окружающим миром. У ЕС, конечно, сегодня много внутренних проблем, и поэтому диалог может быть довольно медленным. Будет жаль, если мы потеряем много времени. Но чем больше будет давление со стороны молодёжных протестов, новых исследований научного сообщества, тем быстрее будут шевелиться политики.

– Возможна ли эта сделка с Россией в следующем году?

– Да, следующий год будет важным. Во второй половине 2020 года Германия станет председателем в Евросоюзе. И мы очень надеемся, что Германия вместе с немецким главой Еврокомиссии продвинет эту тему вперёд. У нас есть прямой выход на Ангелу Меркель и её главных помощников в ведомстве Федерального канцлера, и мы будем использовать всё своё влияние, чтобы устроить эту сделку. Очень хорошо, что в этом мне будут помогать более 20 немецких фондов.

– И возникнет «зеленый мост» между Россией и Германией…

– Именно так. Строить мосты – это как раз наиболее творческая и созидательная задача фондов.

Беседовал Игорь Ермаченков