Дело Пасько: день пятьдесят четвертый (17 декабря)

Григорий даже подстригся для этого дня, шутит, улыбается, но круги под глазами свидетельствуют, что этот судебный марафон отобрал у него много сил. Как всегда невозмутим адвокат Анатолий Пышкин. Общественный защитник Александр Ткаченко нервно поводит усами, только и ждет, чтобы в зале появился прокурор Кондаков. Наконец, появляется прокурор. Я спрашиваю его:

— Как настроение, Александр Федорович?

— Какое может быть настроение в понедельник? – тоскливо говорит он, глядя в зал, где его ожидает очередная болезненная экзекуция.

Мои телевизионные коллеги тем временем выпытывают у адвоката Павлова, какие сюрпризы он приготовил для государственного обвинителя. Иван говорит, пристально глядя на Кондакова:

— Мы сегодня попробуем объяснить прокурору принцип действия закона о государственной тайне и все, связанные с этим обстоятельства. Ожидаются некоторые сюрпризы. Наша позиция сильна, она состоит из пяти рубежей обороны, каждый из которых не пробиваем.

Телевизионщики спрашивают Григория, каков его прогноз, – каким будет приговор. Он отвечает:

— Приговор будет оправдательным. Я не думаю, чтобы кто-то в этой стране допустил прецедент, чтобы дело о государственной измене рассматривалось в суде первой инстанции 3 раза. Такого не было за всю историю нашего родного Отечества. Речь прокурора мне очень понравилась. Всего 9 лет, а не 12, не 14. Эти сроки сейчас у прокуратуры в моде по статье измена родине. А еще понравилось, что он отказался от половины обвинения. Четыре года меня обвиняли в 10 смертных грехах, а теперь сказали, — извини, старик, с пятью мы погорячились. Я сейчас готовлюсь к экзамену по римскому праву – сессия то на носу, и читаю разные законы. В законах Хаммурапи есть параграф третий, в котором говорится – человека, который обвинил другого человека в суде в совершении преступления и не привел тому доказательств, непременно нужно казнить. Жаль, что этот параграф не дожил до наших дней!

—>
Свое слово сказал и общественный защитник Александр Ткаченко:

— Если приговор не будет оправдательным, это будет величайшим преступлением, совершенным в этом зале, потому что сам судья вместе с заседателями разобрал это дело по косточкам и теперь мы видим, – нет за Григорием никакой вины!

Иван Павлов напомнил прокурору, что он обещал передать текст своей речи секретарю суда, адвокатам его речь крайне необходима, они же записывали ее со слуха, и корректировали свои речи на основании этих записей.

— А ничего я не обещал, ничего не передавал, — сварливо отозвался прокурор, — у вас что-то со слухом!

В 9.55 в зал вошла секретарь суда и передала наказ судьи – прессе покинуть зал. Телевизионщики зароптали, – дайте хотя бы снять кадры начала процесса. И осталась на занятых позициях. Судейская бригада вошла в зал, заняла свое место. И тут же адвокаты, Александр Ткаченко выступили с ходатайством сделать процесс открытым для представителей СМИ. Прокурор был непреклонен,– тут сейчас будут такие секреты, такие секреты. Суд, посовещавшись на месте, решил продолжить слушание в закрытом режиме. Телевизионные бригады, ворча, были вынуждены покинуть зал. Но не успели плотно прикрыть дверь, и в эту щель просочилась полосатая кошка. Судя по прищуру узких глаз – японская.

Иван Павлов начал свою речь, говорил он с таким подъемом, настолько эмоционально, что я даже от своего поста у подоконника слышал его голос:

— Если это может прибавить вам смелости, то знайте, что ваш приговор ждет не только Пасько и его защитники. Его будет читать, и анализировать весь юридический мир. От того, каким будет этот приговор, – во многом будет зависеть представление наших граждан, да и всего мирового сообщества о системе правосудия в новой России.

—>


Иван говорил о том, что обвинение использовало не легитимную правовую базу – секретные, не опубликованные официально приказы министра обороны. Именно на секретном приказе министра номер 055 сформулировано все обвинение Пасько. Именно этот приказ был признан незаконным и недействующим Верховным Судом России по жалобе Александра Никитина. В доказательство того, что Пасько было предъявлено неконкретное обвинение, Павлов произвел скрупулезный анализ всех изменений, которые произошли с законом о государственной тайне. Иван доказывал, что в деле нет никаких доказательств того, что Пасько намеревался передать иностранцам инкриминируемые ему документы. Что флотская контрразведка отказалась представить в суд дело оперативной проверки. И этим было нарушено одно из самых фундаментальных прав обвиняемого – право знать, в чем его обвиняют. Тут Иван Палов представил суду историческую справку о деле Дрейфуса. События происходили ровно сто семь лет назад. А параллелей – хоть отбавляй. Офицер французской армии Дрейфус был приговорен к пожизненной каторге в декабре 1895 года на основании одной единственной бумажки с рукописным текстом, найденной в мусорной корзине немецкого посла. На суде французская контрразведка не представила никаких доказательств вины офицера, ссылаясь на то, что все они, — секретны. Беда Дрейфуса была в том, что он был евреем и родился в Эльзас Лотарингии. Дрейфус уже звенел кандалами на каторге, когда был обнаружен подлинный немецкий «крот». Потому что старый начальник контрразведки дал дуба, а новый был умней. И был повторный суд, на котором бедняге Дрейфусу опять впаяли срок – десять лет каторги. И только после того, как на помощь Дрейфусу поднялась вся общественность Франции, когда на его защиту бросился Эмиль Золя, справедливость восторжествовала. Дрейфус был оправдан.

Павлов напомнил суду о том, к чему приводила паранойя секретности: в августе 1985 года в бухте Чажма из-за грубейшего нарушения правил офицерами перегрузочной команды, взорвался реактор атомной подводной лодки. Радиоактивные аэрозоли накрыли близлежащий поселок, выпали в тайге, на морском берегу. Но где именно, сколько, в каких дозах – до сих пор неизвестно. Обстоятельства этой аварии скрыли. Даже от министра обороны. И тогда в апреле грянула Чернобыльская катастрофа. И сотни тысяч советских граждан вышли вместе с детьми встречать Первомай под смертельно опасный дождь.

Иван закончил свое двухчасовое выступление так:

— Защита сделала все, что могла и умела, теперь слово за вами. Я благодарю вас за то, что судебное рассмотрение дела проходило в рабочей атмосфере. И благодарю свою судьбу за то, что она подарила мне высокую честь – защищать журналиста, писателя и поэта Григория Пасько.

После того, как адвокат закончил свою речь, суд объявил перерыв. И как часто бывает в этой жизни – рядом с великим соседствует смешное. Судьи, шелестя черными мантиями, величественно удалились из зала. За ними шла секретарь Ольга и несла на руках полосатую лазутчицу, которая не только проникла на секретное заседание, но вспрыгнула на колени народной заседательнице и дрыхла там все это время.

После перерыва стал выступать адвокат Анатолий Пышкин. Его речь я слышать не мог, бдительные заседательницы прикрыли, следуя в зал, обе двери. Анатолий выступал тоже два часа. Когда он закончил свою речь, и судьи удалились из зала, туда устремилась съемочная группа ТВ-6. Анатолий выглядел уставшим, лицо его лоснилось от пота. Вот что он сказал в своем интервью:

— Я вижу в этом судебном процессе параллель с 30-ыми годами. Когда без вины, без всяких доказательств совершения преступления люди уничтожались органами НКВД. Судя по обвинительному заключению дела Пасько – думать, анализировать, обобщать, писать статьи сегодня в России опасно. К сожалению, наша судебная система построена таким образом, что если судье нужно признать подсудимого невиновным, мало профессионализма, недостаточно самой высокой юридической подготовки, нужно еще и мужество. Заканчивая свое выступление, я сказал – если Пасько шпион, как это утверждает ФСБ, то как же его сотрудники выпустили потенциального разведчика 13 ноября 1997 года в Японию? Почему не произвели даже личного обыска, не осмотрели фотоаппарат, видеокамеру? И если Пасько шпион – то почему он вернулся после того, как в аэропорту у него изъяли часть документов? Как же получилось так, что сотрудники ФСБ наблюдали за Пасько, начиная с 1992 года и не пресекли его деятельность? И почему те же сотрудники ФСБ, арестовав «шпиона» не привлекли и не привлекают к ответственности японских журналистов, которые якобы работают на японскую разведку. Получается, по версии следствия странная картина — Григорий Пасько изменил Родине, а вот с кем изменил – неясно. А так – не бывает.

Я спросил у адвокатов:

— Как реагировал прокурор на ваши речи?

Краткое разъяснение поступило от писателя, общественного защитника Александра Ткаченко:

— У Кондакова опять было оперативно-розыскное лицо.