Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации 25.06.2002





Уважаемый суд! Прежде чем представить Вам дополнительные аргументы, я хочу для наглядности проиллюстрировать дело Пасько одним примером из простой арифметики.

Изначально обвинение Пасько состояло из десяти эпизодов, каждому из которых соответствовали определенные группы секретных сведений. Сразу же обращаю Ваше внимание на широту спектра этих сведений: от информации о действительных наименованиях воинских частей до рецептуры ракетного топлива; от сведений о финансово-хозяйственной деятельности до сведений о деятельности частей радиоэлектронной борьбы; от тактико-технических характеристик вооружения до сведений о вывозе отработавшего ядерного топлива. Вероятно, авторы обвинения не подозревали, что такая тематическая солянка скорее свидетельствует об отсутствии заказа на определенную (конкретную) информацию и делает обвинение в шпионаже неубедительным. Но, 10 эпизодов. Каждый из них заключался в обвинении по трем позициям (1) сбор сведений с целью передачи, (2) их хранение с этой же целью, а также (3) обвинение в самой передаче этих сведений. Причем адресатами или заказчиками информации всякий раз выступали двое японских журналистов.

Таким образом, обвинение Пасько состояло из 10 эпизодов, каждый из которых содержал 3 элемента (сбор, хранение и передача). Итого 30 позиций. Если учесть количество адресатов &#151 2 и умножить его на 30, то мы получим шестьдесят самостоятельных пунктов обвинения, доказанности одного из которых было достаточно, чтобы осудить человека по статье, предусматривающей наказание в виде лишения свободы на срок от 12 до 20 лет. ШЕСТЬДЕСЯТ пунктов!!!

В результате последнего судебного «разбирательства» из 10 эпизодов обвинения остался 1, причем по этому эпизоду отпало обвинение в передаче секретов, да и число заказчиков сократилось вдвое. То есть из 60 пунктов обвинения в приговоре осталось всего два. По остальным 58 пунктам Пасько был оправдан. Таким образом, четыре с половиной года он был вынужден защищаться от обвинения, которое судом первой инстанции на 97% признано фиктивным. Ну что это как не нарушение права на защиту, когда обвинение «подсовывает» суду увесистое уголовное дело, которое на 97% зашлаковано браком, отвлекая на защиту от этого брака значительные усилия подсудимого, да еще и в течение столь продолжительного периода?! Пасько находился под этим прессом в течение четырех с половиной лет, из которых по состоянию на сегодня ровно 2 года и 2 месяца он уже провел в заключении.

*** Обратите внимание, сторона обвинения даже не пытается оспорить ту часть приговора, где суд оправдал Пасько по предъявленному обвинению. В кассационном протесте ставится вопрос лишь о мягкости наказания и не оспаривается обоснованность исключения большого числа пунктов обвинения. По правде говоря, трудно спорить с таким протестом. Ведь прокурор совершенно справедливо отмечает: если виновен, то надо назначать не 4 года, а как минимум в три раза больше.

Я не знаю, как в Москве, в Петербурге было в ходу шутливое изречение, которое приписывалось одному судье. Он говорил: «Разве я смогу посадить невиновного человека!? &#151 Я ему дам условно!». Во Владивостоке эту шутку поняли весьма своеобразно. Пасько получил в три раза ниже низшего… Суд нашел для него исключительные обстоятельства.

Какие?! Наличие несовершеннолетних детей &#151 да-а… Впервые привлечен к уголовной ответственности, &#151 не рецидивист. Суд забыл еще одно обстоятельство, &#151 Пасько хорошо характеризуется по месту жительства. Если бы защита вовремя посуетилась и представила в суд справочку из ЖЭКа об отсутствии жалоб на Пасько со стороны соседей по лестничной клетке, кто знает, может был бы он сейчас на свободе. Суд просто еще года два скостил бы ему за социально-позитивное поведение в быту, признав это еще одним исключительным обстоятельством.

Есть самое главное и, вероятно, единственное обстоятельство, которое послужило основанием для суда во Владивостоке назначить Пасько наказание в три раза «ниже низшего предела». И прокурору, принесшему протест оно хорошо известно. Это «исключительное» обстоятельство заключается в том, что Пасько &#151 невиновен. Поэтому протест принесен не для отмены, а ради спасения приговора.

Итак, все, что мы можем сегодня обсуждать &#151 оставшиеся 3% обвинения, которые являются таким же браком, как отвергнутые судом 58 пунктов.

Основной вывод о виновности Пасько в приговоре занимает всего пять строк. Вот, как на странице 16 суд отразил результат своего недельного пребывания в совещательной комнате: «имея намерение передать ТАДАШИ ОКАНО, т.е. представителю иностранного государства, составляющие государственную тайну сведения, Пасько в результате неправомерного присутствия 11 сентября 1997 года в штабе ТОФ на разборе учений войск и сил флота фактически собрал такие сведения, и также незаконно, с целью передачи ОКАНО, хранил их».

Сразу хочу обозначить фронт основных возражений по этому выводу. Во-первых, конечно, намерения, приписываемые Пасько приговором, &#151 это центральный камень преткновения, где защита категорически не согласна с выводом суда. Во-вторых, неправомерность присутствия на разборе учений. Этот вывод суда мы также считаем необоснованным. В-третьих, мы не согласны с принятыми судом выводами экспертов о секретном характере некоторых фрагментов рукописи Пасько. Не буду говорить о мелочах, вроде того, что суд назвал Тадаши Окано представителем не иностранной организации, как указано в обвинительном заключении, а представителем иностранного государства. Хотя, с юридической точки зрения, различие в статусе этих двух лиц очевидно.

Основная аргументация наших возражений, касающихся якобы противоправных намерений Пасько, изложена в пункте первом кассационной жалобы. В дополнении к ней предлагаю всем проследить хронологию существования этой рукописи. Суд установил, что Пасько выполнил эту рукопись на мероприятии, которое проходило 11 сентября 97 года. Затем рукопись появляется в поле нашего зрения уже после возбуждения уголовного дела. Здесь правда имеется некоторое расхождение во времени. Суд, на наш взгляд не до конца обоснованно согласился с обвинением с тем, что эти записи были изъяты у Пасько по месту жительства 20 ноября 97 года. Ведь впервые в процессуальных документах рукопись встречается только в протоколе осмотра документов, который составлялся 21-22 ноября, а в протоколе обыска рукопись не значится. Но я сейчас не об этом.

Не обсуждая сейчас огромную проблему для этого дела &#151 проблему допустимости доказательств, из всех установленных судом обстоятельств, можно прийти к выводу, что Пасько 11 сентября на разборе сделал свои записи, затем в течение 10 недель хранил их не предпринимая никаких попыток кому-либо передать. Изъятие рукописи также происходило в обстановке, не предполагавшей возможность даже попытки Пасько передать свои записи. Из всего многообразия целей, ради которых была изготовлена рукопись, суд остановился на версии следствия. Согласно приговору, Пасько сделал записи для передачи их своему японскому коллеге. Противоречивость этого вывода очевидна, поскольку он не подкрепляется конкретными действиями обвиняемого.

Пасько утверждал, что рукопись была сделана им, как и множество других записей на всякого рода мероприятиях, для профессиональной деятельности. В частности, он намеревался использовать ее для написания статьи об итогах боевой подготовки флота за 97 год. Освещать учения было основной обязанностью начальника отдела боевой подготовки газеты «Боевая Вахта» Григория Михайловича Пасько, поскольку учения являются основным событием в сфере этой самой боевой подготовки. В суде даже пришлось пойти на некоторый эксперимент. Пасько на основе этой рукописи написал статью, так, как если бы ему пришлось писать ее для своей газеты тогда, в декабре 97. Ну, чем еще можно было убедить суд в том, что и так очевидно? После того, как государственный обвинитель отказался от значительной части обвинения, в том числе от обвинения в передаче секретов по эпизоду с рукописным документом, обвинение в намерениях передать стало самым смешным и даже самым фантастичным. Но фантазия, выпущенная на волю, иногда страшнее хищника. Вы представляете, какое непаханое поле для подобных обвинений.

Например, если бы на кухне у Пасько обнаружили комплект остро заточенных ножей, значит, Пасько вынашивал планы по убийству командующего Тихоокеанским флотом, потому что имел с ним неприязненные отношения. И защищаться против такого обвинения сегодня, в условиях повсеместной борьбы с терроризмом, я Вам скажу, было бы еще труднее.

Разумеется, лучшим доказательством намерений что-либо передать был бы факт самой передачи. Но такого факта нет, что и послужило поводом для отказа гособвинителя от этой части обвинения. Может быть, есть хоть что-то, свидетельствующее о том, что Пасько согласовал с кем-либо время и место передачи в будущем? &#151 Тоже нет. Никаких доказательств, подтверждающих желание Пасько передать свои записи или сведения, содержащиеся в этих записях кому-либо в материалах дела нет. Он даже никому не сообщал о наличии у него рукописи. Никто этим у него не интересовался. В противном случае улики были бы обязательно представлены в дело. Ведь именно в это время органы ФСБ активно осуществляли оперативно-розыскные мероприятия в отношении Пасько. Вся его почта контролировалась, телефонные разговоры прослушивались, в квартире Пасько была установлена подслушивающая аппаратура, а сам он находился под пристальным наблюдением оперативных сотрудников. Весь этот комплекс мероприятий не дал ФСБ желанного результата. 13 ноября 97 года Пасько убывал в Японию в служебную командировку. Теоретически он мог попытаться взять свои материалы с собой. При выезде в аэропорту он был тщательно досмотрен сотрудниками таможни и ФСБ. И здесь рукописи при нем не оказалось. В связи с этим встает целый ряд вопросов. Если Пасько хотел передать это японцу, то когда? Почему он не сделал это сразу или в какое-то разумно ближайшее время, после того как записи появились в его распоряжении? Что мешало ему передать их или хотя бы договориться о передаче в будущем? Если согласно приговору лишь изъятие у Пасько рукописи предотвратило передачу, то когда и каким образом он намеревался реализовать свои намерения в будущем? Суд обошел эти вопросы, поскольку ответы на них не вписывались в логику приговора. Хотя ответ на все поставленные вопросы очевиден &#151 потому, что у Пасько не было намерений передавать кому-либо свои записи.

В основу своих выводов о намерениях Пасько суд положил сводки контроля телефонных переговоров. Здесь надо отметить следующее:

Во-первых, использование этих сводок в качестве доказательств по уголовному делу неправомерно по целому ряду причин, которые перечислены в нашей жалобе. Это, прежде всего то, что мы не имели тогда и не имеем сейчас возможность убедиться в соответствии их содержания первоначальному доказательству &#151 фонограммам телефонных разговоров. Эти фонограммы были уничтожены задолго до возбуждения уголовного дела. Так, что их не только суд, их даже следователь не мог сличить со сводками, которые были составлены неизвестно кем и неизвестно при каких обстоятельствах, поскольку, как выяснилось, это большая оперативно-розыскная тайна. Материалы дела оперативной проверки, которые могли бы пролить свет на эти обстоятельства, флотское управление ФСБ отказалось представить для исследования в судебном заседании. Но суду так приглянулись эти сводки, что во время процесса он в тайне от нас делал попытки найти хоть что-то, подтверждающее их достоверность. Так, без обсуждения с участниками процесса суд в сентябре направляет запрос на телефонную станцию с просьбой подтвердить факт звонков с домашнего и служебного телефона Пасько в те дни, за которые составлены сводки. Лаконичный ответ телефонистов об отсутствии у них этой информации также не был представлен нам для ознакомления. Упомянутые мной документы приобщены к материалам дела в томе 31 на листах 204 и 205. Если обратите внимание на количество приобщенных документов, то сразу бросится в глаза какая-то чрезмерно активная роль суда. Суд вообще проявил такое рвение в собирании доказательств по собственной инициативе, что по сравнению с ним вся следственная бригада двух управлений ФСБ просто отдыхала. Одна лингвистическая экспертиза чего стоит. Кто мог подумать, что с помощью заключения экспертов лингвистов можно возродить легитимность вех сводок. Ведь, посмотрите, как суд пришел к выводу об их достоверности: В распоряжении суда имелось несколько сводок, в которых непонятно кто, где-то от руки, а где-то на печатной машинке настрочил тексты, которые по утверждению стороны обвинения отражают содержание в общей сложности 18 телефонных разговоров Пасько с Тадаши Окано. Были у суда и аудиозаписи, на которых зафиксированы фонограммы только трех телефонных разговоров. Их содержание, по мнению экспертов-лингвистов, с незначительными расхождениями, не влияющими на смысл, совпадает с содержанием трех из 18 диалогов отраженных в сводках. На этих чудом уцелевших фонограммах зафиксирован разговор лиц, один из которых, по мнению тех же экспертов, вероятно, может быть Пасько. Вот эта доказательственная фактура натолкнула военный суд на мысль, что если подтверждена достоверность трех разговоров, то остальные пятнадцать (из восемнадцати), фонограммы по которым не сохранились, также являются достоверными. Если подойти к этому выводу с научной точки зрения, то можно сказать, что суд попытался применить в оценке доказательств метод, который в математике и логике чисел называется методом индукции (от частного к общему). Этот метод заключается в предположении, что если верно частное, то верно и общее, находящееся с частным в определенной зависимости. Но для применения этого очень неподходящего для уголовного судопроизводства метода суду надо было позаботиться об установлении этой самой зависимости. Однако, если выявить зависимость в числах не составит большого труда, то установление зависимости в текстуальной информации сводок попахивает Нобелевской Премией. Но для того, чтобы понять абсолютную несостоятельность этого вывода не надо быть Софьей Ковалевской. Даже с бытовой точки зрения такой подход к оценке доказательств выглядит некорректным. Так можно дойти до абсурда: &#151 если установлена достоверность одного доказательства, то согласно логике оспариваемого нами приговора, все остальные доказательства автоматически должны признаваться достоверными. С юридической точки зрения, в этом подходе я усматриваю нарушение судом первой инстанции принципа непосредственности исследования доказательств и правила о недопустимости основывать выводы обвинительного приговора на предположениях.

Во-вторых, переходя от возражений по форме к возражениям по существу, отмечу, что даже содержание этих сводок никак не свидетельствует о наличии у Пасько намерения передать кому-то свои записи. Мы специально для наглядности этого тезиса сделали выписки из сводок, в той части, в которой их содержание имеет отношение к обсуждению участниками диалога темы учений, проходивших на Тихоокеанском флоте. Эти выписки представлены Вам в качестве одного из приложений к нашей кассационной жалобе.

Как не читай их, в каком порядке не произноси слова, нет в них как свидетельства заказа на сбор информации об учениях со стороны лица, который помечен в этих сводках буквой «Т», так нет в них ничего, что говорило бы об инициативе или предложении своих услуг в сборе этой информации лицом, фигурирующим в этих сводках то под буквой «П», то под литерой «Г».

Что конкретно, какие фрагменты диалога натолкнули суд на столь неочевидный вывод, уяснить из содержания приговора невозможно. Вероятно, понимая ущербность своего вывода, суду необходимо было чем-то его подкрепить. И в качестве такого упора суд использовал Приказ Минобороны СССР 90г. № 010, которым утверждено Наставление по защите государственных секретов в Вооруженных Силах СССР. Видите ли, контакты Пасько с Тадаши Окано осуществлялись неправомерно, поскольку прямой запрет на такие контакты предусмотрен ст. 70 этого Наставления, т.е. Пасько нарушал этот запрет. Вот она неправомерность, которая так была нужна для обвинительного приговора. Это та самая подпорка, которая должна была хоть как-то поддержать вывод о виновности и не дать ему развалиться сразу. Вообще, мы не первый раз сталкиваемся с нормами, которые играют роль ловушки, некоего крючка. Такие нормы &#151 правила поведения невозможно не нарушить. Правило вроде как есть, только вот применяется оно на практике весьма выборочно, когда больше придраться не к чему. Защита во время судебного следствия неоднократно обращала внимание суда на несоответствие этих архаичных положений приказа требованиям действующего законодательства России. Но наши призывы отказаться от применения этих положений не были услышаны судом, и Приказ был все-таки применен. Это послужило поводом для нашего немедленного обращения в Верховный Суд с соответствующей жалобой. И вступившим в законную силу Решением Верховного Суда России от 13 февраля с.г. положения этого Приказа, которые положены судом в аргументацию выводов приговора, признаны незаконными и не подлежащими применению с момента вступления в силу закона «О государственной тайне» т.е. с сентября 1993 года.

Таким образом, вывод суда о намерениях Пасько передать сведения иностранному гражданину не соответствует фактическим обстоятельствам дела, является ошибочным и подлежит пересмотру в кассационном порядке.

2. Теперь о неправомерности присутствия Пасько на разборе ЗТУ.

Как Вы уже, вероятно, заметили, Пасько не было предъявлено обвинение в незаконном присутствии на этом мероприятии. Напротив, по версии обвинения, Пасько присутствовал там вполне легально. И оснований не сомневаться в этом у следствия было достаточно. Дело в том, что следователь знакомился с теми документами, которые не сохранились до судебного заседания. Известно, что списки лиц, приглашенных на этот разбор, уничтожены в марте 2001 года, т.е. до начала судебного процесса. Эти документы с другими, которые также были уничтожены, в свое время истребовались следователем Егоркиным, осмотрены им, а затем за ненадобностью возвращены. Скорее всего, следователь убедился, что Пасько был включен в эти списки и не стал загромождать ими и без того пухлое дело. В противном случае, разве пропустил бы он такой подарок и не отметил бы это обстоятельство в обвинительном заключении. В обвинительном заключении зафиксировано, что «10-11 сентября 1997 года Пасько присутствовал в качестве представителя газеты «Боевая вахта» в штабе Тихоокеанского флота … где 11 сентября производился секретный разбор зачетно-тактических учений мобильных сил ТОФ».



Свидетельские показания некоторых лиц о невозможности присутствия Пасько на том заседании не могут служить достаточным доказательством этому обстоятельству, поскольку они отражают лишь субъективное отношение этих лиц к гипотетической возможности присутствия Пасько.

Таким образом, с одной стороны, вывод суда о неправомерности присутствия Пасько на разборе является необоснованным. С другой стороны, включив в объективную сторону содеянного Пасько неправомерное присутствие на разборе ЗТУ, суд выполнил несвойственную себе функцию и дополнил обвинение новым, имеющим существенное значение обстоятельством.

3. Наконец о секретном характере некоторых фрагментов рукописи.

В ходе судебного следствия нами было подготовлено несколько заявлений с анализом заключений экспертов. Масса наших аргументов, свидетельствующих о несостоятельности выводов экспертов, не могла не подействовать на суд и в приговоре, оправдывая Пасько по остальным эпизодам, суд приводит именно эти аргументы.

Напомню, что все признанные секретными фрагменты рукописи помещаются в 10 строк машинописного текста. Первая группа сведений &#151 это записи, касающиеся действительных наименований воинских частей. Вторая &#151 сведения о деятельности частей РЭБ во время учений.

Все действительные наименования, которые, я подчеркиваю, всего лишь упоминаются в рукописи, встречаются в различных открытых изданиях. К примеру, справочник Павлова, в котором опубликованы данные по всем флотам, в том числе есть данные и по Тихоокеанскому флоту. Причем, если Вы откроете этот справочник, то увидите, что в нем действительные наименования, признанные экспертами гостайной, не только упоминаются, как в рукописи Пасько, но по этим воинским частям приводится боевой и численный состав, дислокация и другие данные. В суде первой инстанции исследовались и другие открытые источники, где также встречаются эти действительные наименования. Кстати, это обстоятельство стало основанием для того, чтобы суд оправдал Пасько по эпизоду с документом под названием «Перечень ПЛА, на которых имели место ядерные и радиационные аварии». В этой части приговора прямо и абсолютно справедливо отмечено, что засекречивание общедоступных сведений является нарушением принципов законности, обоснованности и своевременности. По эпизоду с рукописью суд уходит от оценки этого обстоятельства. Таким образом, принятый судом вывод экспертов о том, что упоминание в рукописи действительных наименований составляет гостайну является ошибочным.

К тому же само по себе упоминание действительного наименования без приведения других данных не может рассматриваться как сведения, поскольку без дополнительной информации по объекту нет присущего сведениям признака информативности. Одна лишь надпись на клочке бумаги, на асфальте, на заборе «К-442», «38 брзк» или «26 дпл» не дает возможность понять, о чем в этих надписях идет речь. Для того чтобы раскрыть какое-то наименование не достаточно его упомянуть. Для этого необходимо указать каким-либо образом на сам объект, наименование которого упоминается. В записях Пасько такие данные отсутствуют.

Теперь, по поводу сведений о деятельности частей РЭБ в ходе учений. Конечно же, эта формулировка позаимствована судом не из Закона «О государственной тайне». Это ни что иное, как дословное воспроизведение пункта 129 небезызвестного приказа Министра обороны № 055 96 года. Суд принял выводы экспертов о том, что в рукописном документе имеются такие сведения, которые должны иметь гриф секретно, поскольку подпадают под этот пункт приказа. Между тем, содержание этого пункта не соответствует той норме Закона «О государственной тайне», на которую ссылается суд. К уже имеющимся в нашей жалобе возражениям относительно этого вывода суда добавлю еще один аргумент, который, на мой взгляд, также заслуживает внимание.

Безусловно, РЭБ это сфера где без скрытности и секретности обойтись невозможно. Однако, очевидно, что не все в этой области подлежит отнесению к гостайне. Министр обороны в 129 пункте 055 приказа засекретил сведения о деятельности частей РЭБ во время учений. Эта обтекаемая и весьма пространная формулировка пункта и позволила экспертам отнести к нему один фрагмент рукописи. На наш взгляд, даже при такой формулировке пункта эксперты слишком расширительно истолковали его содержание.

Экспертами не был учтен установленный Законом «О государственной тайне» принцип своевременности засекречивания. Такие сведения могут иметь ценность лишь во время учений, или на стадии их планирования. А когда учения прошли, и служба РЭБ отработала комплекс своих действий, то все это уже история, не представляющая никакого разведывательного интереса. Во фрагменте рукописи, признанном экспертами и судом составляющим гостайну, речь идет только о том, что в ходе прошедших учений работала служба РЭБ, которая фиксировала нарушения дисциплины связи, допущенные участниками учений. Обычная фактура для написания критической статьи во флотской газете в стиле Григория Пасько. Если Вы взгляните на структуру записей, то обязательно обратите внимание, что, они выполнены в обычном журналистском жанре. В них отражено кто участвовал в учениях, какие положительные результаты были достигнуты, какие негативные моменты были выявлены. Это и есть материал для написания статьи. Никаких секретных технических подробностей, которые, я уверен, звучали на этом заседании, в записях нет. Эксперты в суде так и не смогли сказать, в чем заключается разведывательная ценность той информации, которая признана ими секретной.

Узкий формат кассационного заседания не подразумевает длительных выступлений, однако, полагаю, что аргументации, изложенной в кассационной жалобе должно с запасом хватить на удовлетворение наших требований. Перед тем как закончить свое выступление и передать эстафету следующему защитнику позволю себе заметить, что это дело никогда не носило исключительно правовой характер. С правовой точки зрения, я убежден, в абсолютной нежизнеспособности выдвинутого против Пасько обвинения. Вопрос лишь в том, что класть на чаши весов Фемиды. На мой взгляд, когда на одной чаше находится справедливость, а на другой государственная или ведомственная целесообразность, как не старайся, вторая чаша всегда будет перетягивать. Исход этого дела зависит только от того, что лежит на чашах Ваших весов. Основное предназначение кассационной инстанции &#151 исправление судебных ошибок. Однако, произошедшее в конце прошлого года во Владивостоке нельзя назвать простой судебной ошибкой. Все это было похоже на демонстрацию бессилия аргументов перед демагогией, бессилия интеллекта перед кувалдой, демонстрацию бессилия добра перед злом, что кроме шока, отвращения и разочарования ничего не вызывает. Сегодня прошло ровно полгода со дня вынесения этого приговора, ровно полгода как у защиты украли победу. Я прошу суд восстановить справедливость, удовлетворить нашу жалобу, приговор вынесенный Пасько отменить, а уголовное дело прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.