МАГАТЭ обеспокоено приближением линии фронта к Курской АЭС
Об этом заявил глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси во время своего визита на станцию после захвата части Курской области войсками Украины
News
Publish date: 25/04/2014
Written by: Лия Вандышева
News
Весной 1987 года Владимир Левченко отправился в зону катастрофы в составе экспедиции киевского Зоологического института с целью изучения последствий влияния аварии на живые организмы.
Накануне 26 апреля, очередной годовщины чернобыльской аварии, Владимир Федорович – ныне Руководитель проекта «Информационная сеть ENWL» Экологического правозащитного центра «Беллона» – поделился с «Беллоной» воспоминаниями о своей работе и обстановке на зараженной территории и мыслями о том, что нужно сделать, чтобы предотвратить повторение трагедии в будущем.
– Владимир Федорович, как получилось, что Вы поехали в Чернобыль?
– Я как раз переходил из физиков в биологи. У меня как астрофизика стали появляться общие статьи в биологических журналах с доктором [Ярославом] Старобогатовым. В это время организовывалась экспедиция в Чернобыльскую зону под руководством академика Леонида Францевича (тогда он еще не был академиком, а был просто доктором биологических наук) из киевского Института зоологии. Доктор наук [Владислав] Хлебович, участвовавший в экспедиции от Петербурга, предложил мне: «Мы все тут биологи, а ты физик. Если бы в группе был хоть один физик…» Немного подумав, я согласился. Все же интересно… Это всего лишь на две недели планировалось.
– Когда это было?
– Примерно через год после аварии – в конце весны 1987-го.
– Понимали ли Вы с коллегами, с чем имели дело, что там опасно, радиация? Осознавали ли масштабы произошедшего?
– Я угодил в самое опасное время – первые два года после взрыва, но страшно мне не было. С третьего курса я работал сменным инженером на [ускорителе элементарных частиц,] циклотроне, писал диплом на другом циклотроне – в ленинградском Физтехе. Я нисколько не испытывал ужаса перед радиацией – как электрик не боится проводов… Тем более, у меня была аппаратура. А так – масштабы, конечно, я представлял. Ближе чем на 200 метров к реактору мы не подходили, видели лишь его развалины, напоминавшие зону боевых действий. Правда, потом многие из тех, кто входил в нашу группу, умерли, но все же с тех пор уже прошло время в четверть века…
– Как же Вы уцелели?
– Есть такой эффект – типичный для «чернобыльцев» – ухудшение зрения. Это проявилось у меня, у Хлебовича – как результат нахождения в зоне с повышенной радиацией. Довольно типичны болезни суставов. А вообще мне просто повезло. Ну, может, еще я просто немного привык к радиации на предыдущих работах. Самое опасное в зоне аварии – не сам уровень радиации, а то, что при взрыве было выброшено огромное количество мелких радиоактивных частичек, разнесенных в виде пыли ветром. Если мерить аппаратурой, то зачастую не всегда понятно, что создает уровень радиации. Иногда, это лежащая где-то одна пылинка. Если случайно вдохнешь или съешь ее, рак обеспечен.
Photo: Фото: из архива Владимира Левченко
– Использовали ли Вы какие-нибудь средства защиты?
– Нам выдавали армейские ботинки с толстой подошвой, а также маски, респираторы, но мы ими практически не пользовались. Солдаты на блок-постах в зоне аварии должны были ходить в масках, но делали это далеко не все – было жарко.
– Считаете ли Вы, что Россия могла бы делать больше для ликвидаторов Чернобыльской аварии?
– Льготы ввели на второй-третий год после аварии. Чуть ли не бесплатное жилье можно было получить, но на практике удалось это мало кому. У меня была возможность уйти на пенсию на 10 лет раньше, правда, я этим не воспользовался. Сейчас у меня надбавка к пенсии около двух тысяч рублей, по нынешним временам – очень мало. Если речь идет о тех, кто лазал в реактор, живых уже не осталось… Конечно, то, что дает государство – это мало. Здоровье нарушено у всех. Надо было раньше – и больше, в то время, когда были активны люди. Сейчас им уже по 60-70 лет…
– Чем Вы занимались на зараженной территории?
– Экспедиция выясняла, что произошло и как это воздействует на окружающие живые организмы в радиусе 30 километров от места взрыва. Конкретно моя работа – а я был типа «сталкера» – заключалась в том, что я с помощью специального оборудования определял участки, где опаснее всего находиться. Другие сотрудники собирали биологический материал для визуальных и лабораторных исследований. Каждый день мы ездили в разные места – от близлежащей точки к реактору – и до границ зоны, где жили (поселок Страхолесье).
Photo: Фото: ГСП Чернобыльская АЭС/ chnpp.gov.ua
– Жизнь в Припяти, наверное, замерла?
– Что касается живой природы, то внешне жизнь била ключом – бегали зайцы, ползали черепахи, росли грибы (надо сказать – весьма радиоактивные). Правда, неподалеку от взорвавшегося реактора у сосен осыпалась хвоя, а у берез были заметны искаженные, большого размера, часто хлоротичные листья. Народ предупредили: «Хотите жить – перебирайтесь в другие места». Но далеко не все на это пошли. Пожилые говорили: «Тут наш дом, огород, сад. Мы никуда отсюда не уйдем». Были и молодые – мы даже свадьбу однажды встретили.
– Что, по-Вашему, явилось причиной катастрофы?
– Любой крупный объект, даже ГЭС, где сконцентрировано огромное количество энергии, всегда потенциально опасен. Масштабы случайных событий могут быть циклопическими: яркий тому пример – Саяно-Шушенская ГЭС. А если конкретно – взрыв произошел в результате намеренного нарушения режима работы реактора, производившегося в целях изучения возможности более эффективного функционирования электростанции на малых мощностях.
– Выходит, взрыв не был даже случайностью?
– По крайней мере, нужно было точно следовать регламенту, верить проектировщикам – пусть не вслепую, но ведь до этого же многие годы станция работала без аварий! Не надо было делать опытов на потенциально опасном объекте, пытаясь его улучшить. А уж если делать, то не на нем самом, а в лабораторных условиях и в других масштабах.
Photo: Фото: из архива Владимира Левченко
– Сейчас в Чернобыль ездят на экскурсии – это абсолютно безопасно?
– Достаточно безопасно, хотя есть некоторое повышение уровня радиации. Процессы все равно идут, но их мало кто исследует. В ряде мест поставлены датчики. Рвануть не должно. Кстати, в позапрошлом году в Припять ездила [петербургская] «Беллона» во главе с ее директором Николаем Рыбаковым.
– Что помогло бы предотвратить подобные трагедии в будущем?
– Желательно избегать строительства атомных электростанций. Я считаю, что человечеству не требуется так много энергии. Все равно три четверти теряется, уходит на обогрев планеты. С тепловыми станциями, кстати, то же самое – их КПД в районе 30%. Путь развития человечества должен заключаться в оптимизации производства энергии и ее использования, в переходе на локальные возобновляемые источники (например ветровые станции) сравнительно небольшой мощности. А для этого нужны новые технологии, для которых, в свою очередь – новые знания. Яркий пример: когда я был школьником, для работы радиоприемника требовалось 200-300 Вт, сейчас приемник такого же класса потребляет 0,5 Вт: т.е. в 1000 раз изменились энергозатраты на создание того же самого результата. Новые знания и, соответственно, технологии как бы заменили энергию!
Об этом заявил глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси во время своего визита на станцию после захвата части Курской области войсками Украины
Обзор событий в области ядерной и радиационной безопасности, имеющих отношение к России и Украине.
Обзор событий, влияющих на окружающую среду в российской Арктике – в первую очередь факторов, вызывающих риски загрязнения и влияющих на процесс изменения климата
Какие могут быть риски и потенциальные мотивы захвата станции