– Какие в настоящее время есть доказательства связи качества воздуха с состоянием здоровья? Возможно ли определить влияние на организм грязного воздуха, отделив его, например, от курения?

– Когда мы говорим о здоровье горожан, на первое место среди неблагоприятных факторов окружающей среды всегда выходит воздух. Это связано с тем, что риски загрязнения воздуха намного выше в городах, где сегодня проживает 70% населения. А в городах-миллионниках ситуация еще более рискованная.

Оценка воздействия загрязнения атмосферного воздуха на здоровье детей может быть дана по уровню заболеваемости бронхиальной астмой, которая во всем мире признана в качестве маркера. Диагностика астмы у детей не представляет трудности, заболевание хорошо выявляется. Кстати, главным фактором появления астмы у ребенка выступает курение родителей. Однако, если сравнивать риски от курения родителей и от воздействия загрязнения воздуха, вред от курения будет в несколько раз выше.

Существует такая научная дисциплина, как эпидемиология. Мы привыкли думать, что эпидемиология занимается инфекционными заболеваниями, но она очень разнообразна и у нее есть такое направление, как экологическая эпидемиология. На английском это звучит так: environmental epidemiology. В 2004 году был издан учебник под таким названием, подготовленный мною вместе с соавторами. Экологическая эпидемиология рассматривает связь здоровья с состоянием окружающей среды – атмосферного воздуха, питьевой воды, шума, радиации и другими факторами.

В последнее время методический аппарат этого направления эпидемиологии очень изменился в сторону математизации и сегодня за рубежом на одного эпидемиолога приходится два-три специалиста в области моделирования и математической статистики.

Как выделить неблагоприятный фактор окружающей среды, который действует на фоне многих других факторов? Это очень трудная, длительная и дорогостоящая работа. Начать нужно с того, что взять статистику заболеваемости детей, наложить ее на карту и смотреть заболеваемость в динамике. Если рядом с одним поселком есть завод, а с другим нет, то можно увидеть влияние загрязнения воздуха. К сожалению, в России такие работы почти не развиваются, потому что это направление не имеет социального заказа.

– Подобные исследования в России уже проводились?

– Для того чтобы учесть другие факторы, нужно понять характер их воздействия, получить их количественные характеристики и разработать математическую модель. Мы много работали с коллегами из шведского Института экологического здоровья по теме аномальной жары в России 2010 года. Нужно было доказать, что в высокой смертности москвичей виноваты именно волны жары и высокий уровень загрязнения атмосферного воздуха, которое наблюдалось во время пожаров. На одной из конференций директор Института экологической медицины Каролинского института в Стокгольме предложил подать заявку на грант, чтобы выполнить совместную работу.

Через два года была разработана математическая модель, в которой было учтено много разных факторов. Результаты мы опубликовали и даже получили приз престижного англоязычного журнала «Epidemiology» за лучшую публикацию года. Это большая удача для нашего коллектива. В статье было показано, что в Москве удалось определить как число смертельных исходов, связанных с волной жары, которая держалась 44 дня, так и число смертей от воздействия загрязнения воздуха, а также то, сколько смертей обусловлено и одним, и другим фактором.

Могу привести другой пример – заболевание раком молочной железы, с которым очень сложно бороться. Это проблема не только России, но и других стран. Мы выполняли исследование в Чапаевске Самарской области, где работал химический завод, выпускавший боевые отравляющие вещества. Он был создан еще в 1912 году как пороховой завод, потом выпускал люизит, пестициды, при производстве которых образовывались диоксины.

Перед нами стояла задача определить, являются ли они факторами риска возникновения рака молочной железы, поскольку на фоне других городов Самарской области Чапаевск выделялся высокими показателями заболеваемости и смертности от этой локализации рака. Мы опрашивали женщин с таким диагнозом и с самыми различными факторами риска. Большой вопросник был разработан совместно с Институтом онкологии имени Блохина. Он включал множество самых разных вопросов, касающихся и профессионального риска, и наследственности, и питания овощами с огорода, который находился в зоне выбросов химического завода, и тому подобного.

Когда все это было собрано и проанализировано с использованием современных статистических методов, то пришли к выводу, что причина кроется в местных продуктах питания. В 1990-е годы, особенно тяжелые для Чапаевска, где основные предприятия относились к военной промышленности, люди, оставшись без работы, активно использовали свои приусадебные участки, чтобы выжить.

– То есть влияние грязного воздуха тоже можно определить с помощью анкетирования?

– Если говорить о воздухе, то тут немного другие подходы, нужно строить длинные статистические ряды по ежесуточной смертности и ежесуточным показателям загрязнения воздуха. Для Москвы это огромные базы данных, учитывая более чем 15-миллионное население. Москва – это единственный город России, который включен в Европейскую систему мониторинга качества воздуха, поэтому измерения в Москве являются достоверными.

К сожалению, во многих других городах мы не можем доверять данным, которые нам показывают. В частности, потому что аппаратура не прошла международную интеркалибрацию (унификация методов мониторинга в рамках одной программы. – Ред.).

– Сколько смертей было зафиксировано в 2010 году именно от загрязнения воздуха?

– Довольно много, 28% от всех погибших. То есть в Москве дополнительная смертность составила 11 тысяч человек, а на Европейской части России – 54 тысячи. Считай, что по численности вымерло население целого города. Другое дело, что среди умерших довольно много пожилых людей и лиц с хроническими заболеваниями сердечно-сосудистой системы. Однако велика была и потеря людей трудоспособного возраста. Так что экономике города был нанесен большой ущерб. Руководитель нашего Института народнохозяйственного прогнозирования РАН академик Борис Николаевич Порфирьев подсчитал этот ущерб: недоданный валовой региональный продукт находился в пределах 97-123 миллиардов рублей.

– А если измерять смертность от загрязнения воздуха в спокойное время, без пожаров, то какова она для Москвы?

– В Москве есть определенный фон загрязнения атмосферного воздуха, мы же не в лесу живем. Я говорю студентам: «Вы хотите жить комфортно в условиях крупного мегаполиса, но за это вы заплатите частью своего здоровья». Если говорить в цифрах, то в результате воздействия загрязненного атмосферного воздуха в крупных городах происходит примерно несколько тысяч дополнительных смертей в год.

– Чтобы не попасть в эти дополнительные тысячи, вероятно, нужно вести здоровый образ жизни.

– Да, желательно заниматься спортом, но только не в аномальную жару, а в обычное время года. Нужно ходить, как советует Всемирная организация здравоохранения, не меньше пяти-шести километров в день. Москва – город клерков, чиновников, менеджеров, и очень хорошо, что интенсивно развивается сеть фитнес-центров. Когда я работал над своей частью коллективной монографии «Человек в мегаполисе», которая вышла в конце 2018 года, то специально анализировал ситуацию с динамикой развития фитнес-центров и спортивных сооружений в российских мегаполисах.

– Какие практические советы вы можете дать жителям загрязненных городов?

– В первую очередь – больше двигаться, заниматься спортом, вести здоровый образ жизни. Нужно стараться пить много воды, приобрести увлажнитель воздуха для квартиры. Что касается кондиционеров, то важно следить за его режимом, чтобы не простудиться, не забывать о техобслуживании. Не многие знают, что правильнее включать кондиционер на полную мощность перед тем, как лечь в постель, а когда легли, следует перевести его на минимальную мощность.

Если спорт противопоказан, то искать возможности для закаливания, медленной ходьбы. Главное – ходить. Например, в парках Западной Европы придумали такую вещь: на асфальте разметили «шаги», причем через каждые двести метров расстояние между этими нарисованными «шагами» чуть увеличивалось. Так что пенсионер с палочкой может постепенно увеличивать длину шага. Хорошо, когда у людей развито творческое мышление, – можно многое придумать.

– В последнее время государство делает шаги в борьбе с загрязнением воздуха: к примеру, появился федеральный проект «Чистый воздух». Как вы оцениваете его?

– Очень плохо. Идея замечательная, а реализация на двойку. Недаром Счетная палата в конце прошлого года обнародовала очень критический отчет об исполнении нацпроекта «Экология». Особенно низкий процент исполнения бюджета – по «Чистому воздуху», в ноябре он составлял менее 15%.

При составлении паспорта проекта применялся абсолютно советский бюрократический подход. У меня было ощущение, что я читаю текст, написанный чиновником, который никогда этим не занимался, но ему велели это сделать, без понимания проблемы, выявления приоритетов. Федеральный проект плохо исполняется и финансово осваивается, потому что не было хорошего обоснования того, почему надо тратить деньги.

И почему, кстати, взяли именно эти 12 городов? Почему попал Медногорск, но не попал Орск или Новотроицк в той же Оренбургской области, где ничуть не лучше ситуация, – непонятно. В федеральный проект вошли вполне благополучные города, опять же – почему?

– Какие, например?

– Липецк, где огромные деньги уже потрачены Новолипецким металлургическим комбинатом. Почему в таких моногородах государство должно помогать загрязнителям? Нарушается основной принцип, установленный много лет назад: «загрязнитель платит». Федеральная поддержка нужна, когда решаются общегородские проблемы, например транспорта. Понятно, что Красноярский алюминиевый завод, Медно-серный комбинат в Медногорске или Братский алюминиевый завод не будут заниматься проблемами транспорта и бюджет должен помогать деньгами.

В федеральном проекте нет обоснования дорогостоящих мероприятий, не приведены альтернативные решения, не использован эколого-экономический подход. А ведь в Москве есть сильные специалисты в этой области, кафедра экономики природопользования МГУ, которую возглавляет профессор Сергей Николаевич Бобылев и которая именно этим и занимается. Такое ощущение, что паспорт федерального проекта писали люди, которые не прослушали даже ввод­ных лекций о том, как нужно организовывать такие проекты.

– Если бы у Вас была возможность начать этот проект заново, то какие бы города Вы выбрали?

– Занялся бы, конечно, таким мегаполисом, как Красноярск, где самая тяжелая экологическая ситуация, и до сих пор не определено, с какими именно источниками выбросов связано «черное небо» этого города. Вместо расследования министр природных ресурсов Красноярского края для поднятия настроения предложил покрасить трубу ТЭЦ в яркие цвета. Меня очень беспокоит ситуация в Красноярске, потому что там иногда бывают очень странные рекомендации во время режима «черного неба»: такое ощущение, что городские власти не понимают, что им делать, и считают, что основной источник – это автотранспорт. Ну, если не понимаете, то зовите экспертов.

Может быть, несколько лет назад я бы назвал Норильск, но в последние годы в снижение выбросов там были вложены огромные деньги. Не потому, что они такие хорошие, экология у них по остаточному принципу, но им нужны новые технологии. Кроме того, в 2006 году американский институт Блэксмита включил Норильск в перечень самых грязных городов мира, а в 2009 году от акций «Норильского никеля» в своем портфеле отказалась такая мощнейшая финансовая структура, как пенсионный фонд Норвегии. После этого металлурги начали принимать меры по экологизации этого предприятия.

– Что в Красноярске надо сделать в первую очередь?

– Нужно, чтобы географы, физики, математики создали «модель загрязнения». Это не бюрократический процесс, а довольно простой продукт. И многое уже есть! Например, Росприроднадзор в настоящее время утверждает очередную методику по оценке выбросов автотранспорта. Зачем это делается, когда есть международная апробированная методика, по которой работают Московский автомобильно-дорожный институт, Научно-исследовательский институт автомобильного транспорта, Высшая школа экономики?

Как раз недавно завершен очень интересный проект под руководством Михаила Яковлевича Блинкина по оценке риска для здоровья от выбросов московского транспорта. Результаты пока не опубликованы, но уже доложены в департаменте транспорта. То есть нельзя сказать, что нет инструментария и нет методики, просто это абсолютно не интересует чиновников.

У меня такое ощущение, что многие из 12 городов пытаются решить свои транспортные проблемы за счет проекта «Чистый воздух». Но вы тогда покажите, как это скажется на чистоте воздуха. Это все можно рассчитать. Мы работаем по такой цепочке: Институт экономики транспорта ВШЭ считает транспортные потоки, кафедра техногенной безопасности МАДИ по международной методике считает выбросы и концентрации загрязняющих веществ, а наша группа считает риски для здоровья.

В такой цепочке становится понятно, как принимать управленческие решения. Например, у нас выскочила одна улица, где ситуация ухудшилась, в то время как на двадцати двух других площадках она улучшилась. Значит, надо идти туда и смотреть, что можно исправить.

– Как вы оцениваете намерение создать в России систему мониторинга качества воздуха?

– Я не видел никаких документов о том, как она будет создаваться. У нас один-единственный город в России – Москва – включен в европейскую сеть. Это система Мосэкомониторинга. В 2010 году в Москву приехал руководитель центра «Окружающая среда и здоровье» ВОЗ. Мы с ним вместе ездили смотреть посты, он осмотрел приборную базу, сказал, что все абсолютно нормально, и написал положительный отчет. После этого Мосэкомониторинг начал тесно работать с ВОЗ.

В других городах сеть Росгидромета работает в основном на старых методиках. Не понимаю, какая у создаваемой сети будет идеология. Сегодня хаотично закупаются передвижные лаборатории, но чтобы создать такую эффективную систему, как в Москве, для каждого города нужно подбирать разную аппаратуру с учетом основных загрязняющих веществ.

Кроме того, сегодня работает так называемая регуляторная гильотина [пересмотр и отмена с 2021 года нормативных правовых актов для облегчения ведения бизнеса. – Ред.], под нее попадают очень многие ограничивающие документы, и чем это закончится – трудно сказать.

– Можно ли взять за основу созданную систему Мосэкомониторинга?

– Можно, только никто этого не делает. Идет хаотичная закупка. Роспотребнадзор закупает лаборатории для своих нужд, Росприроднадзор – для своих. Причем между собой эти ведомства почти не взаимодействуют. Как это будет совмещаться, будет ли проходить интеркалибрация? Полный хаос. У меня есть большие опасения, что будут впустую потрачены громадные деньги.

– Может быть, в городах, где есть явный загрязнитель, но нет мониторинга, начать движение снизу? Граждане могут устанавливать приборы на балконах, а в Интернете – составлять общую карту загрязнения…

– Увлечение общественников закупками аппаратуры – это не очень хорошая идея. Я понимаю их озабоченность, они не верят официальным данным. Например, в Красноярске общественники купили аппаратуру, но она рассчитана на другие ситуации, и я не уверен, что они получат достоверные данные. Общественники не могут взять на себя строительство станции мониторинга, которая стоит больших денег. Более правильно говорить не об «общественном» мониторинге, а о «сигнальной» информации, что в каких-то местах обнаруживаются высокие концентрации.

– В Москве сегодня развивается транспортная система, многое делается для «оздоровления» общественного транспорта. Как вы оцениваете усилия Москвы в этом направлении?

– Судя по амбициям департамента транспорта, они хотят выйти на первое место в мире, и я думаю, им это удастся.

– Как это возможно с таким количеством автомобилей – основных загрязнителей воздуха в мегаполисе?

– Я много раз задавал этот вопрос профессиональным транспортникам. Они считают, что возможно, но это все делается постепенно – с каждой новой станцией метро, удачным транспортным узлом или развязкой. Конечно, горожане бывают недовольны тем, что тихие улочки превращаются в крупные магистрали. Что делать, в Москве по-другому нельзя, такова историческая планировка. У нас нет океана, как в Нью-Йорке, где этим воздухом продувается почти весь город. Кстати, в чем-то мы приближаемся к Нью-Йорку: у нас быстро увеличивается число станций метро, стремительно развивается сеть такси и каршеринг.

– Дойдем ли мы до того, чтобы запретить въезд в центр города, как в Лондоне?

– Это больной вопрос, который лежит в социально-психологической плоскости, и будет ли он именно так решен, сказать трудно. Но закупка электробусов – это настоящий XXI век.

– Если говорить об автотранспорте, то какие меры обеспечивают наибольший эффект в очищении воздуха?

– На первое место я бы поставил развитие общественного транспорта, и как следствие – уменьшение потока личных автомобилей. На второе – переход на более современный автопарк. Москва – богатый город, поэтому сегодня ее автопарк выглядит лучше, чем автопарк многих европейских столиц. На третье место – качество топлива, обслуживание. Мы уже не видим чудовищных дымящих дизельных автобусов, тем более что разработаны другие, современные марки дизелей. Весь мир занимается этой проблемой, и мне кажется, что департамент транспорта очень активен и следит за инновациями.

– По вашему мнению, стоит ли надевать респираторы, находясь вблизи автомагистралей?

– Иногда стоит, но не нужно это делать людям, у которых есть проблемы с дыханием. К сожалению, наша промышленность не выпускает масок с противоаллергенными компонентами. Вот в Японии продается примерно 10-15 видов масок, даже есть с конкретными защитными свойствами – например, от пыльцы.

– Если взять Россию в целом, то, наверное, большинство людей страдает именно от промышленных выбросов, а не от транспортных.

– Я бы не стал так утверждать. В России очень много моногородов, особенно на Урале, где развита металлургическая промышленность. Как правило, именно металлургические или химические, работающие с хлорорганическими веществами заводы выбрасывают большое количество канцерогенных веществ. Много промышленных выбросов во Владикавказе.

Транспорт – главный загрязнитель в основном в областных центрах Европейской части России. А за Уральским хребтом начинается загрязнение от сжигания угля. Если в Красноярск провести газ, то там было бы значительно лучше. Вообще, у нас огромные территории Сибири до сих пор не газифицированы.

– Назовите, пожалуйста, десятку самых грязных городов.

– Я таким обобщающим анализом не занимался уже лет десять. Помимо Красноярска это Норильск и Никель. Металлургические города Оренбургской области – Медногорск, Орск и Новотроицк, Владикавказ. Множество городов на Урале, среди которых Каменск-Уральский, Верхняя Пышма. Конечно, Карабаш, который в свое время официально был объявлен территорией экологического бедствия. Также тяжелая ситуация была в Новочеркасске. Конечно, Чита, которая находится в котловине. Что с ней делать, не знаю. В первую очередь нужна газификация. Хорошо, что Чита вошла в список 12 городов федерального проекта «Чистый воздух».

В Братске, напротив, ситуация улучшилась, и в Липецке, который 10-12 лет назад был довольно проблемным, ситуация стала вполне благополучной.

– Сегодня значительные средства вкладываются в создание онлайн-платформ, где граждане могут видеть данные о загрязнении воздуха. Насколько это необходимо?

– Главное, чтобы эти цифры с сайтов превращались в доходчивую информацию. Важно знать, что при этих цифрах нужно делать.

– Те же сайты могут рассылать sms-ки при сильном загрязнении.

– Возможно. Например, жарким летом 2010 года Яндекс делал рассылки с полезными советами. Иногда и такое бывает неплохо.

Статья подготовлена специально для 77 номера издаваемого «Беллоной» журнала «Экология и право»