Карадагский заповедник – это дивное место, представляющее собой развалины потухшего вулкана юрского периода, скалистой грядой обрывающиеся в воды Черного моря. Крым сейчас испытывает огромную туристическую нагрузку, и тонкая юридическая мембрана заповедника – охраняемая граница территории и акватории – подчас не выдерживает напора отдыхающих.

Самым показательным примером служат бухты, расположенные под высокими скальными берегами. Над ними проходит экотропа, и туристы прекрасно видят, что происходит внизу.

Предваряя вопросы специалистов, сразу отвечу – да, это большая редкость, что экологическая тропа проходит прямо по заповедной территории. В большинстве заповедников России тропы для туристов проложены в т.н. охранных, или буферных зонах, которые «обнимают» ООПТ по периметру.

Но Карадагский заповедник, созданный в 1979 году, исторически занимает очень маленькую площадь – всего 20 кв. км по суше и 8 кв. км по морю. До 1991 года, то есть до распада Советского Союза, регулярных массовых экскурсий в заповеднике не проводилось. Лишь в 1991 году открылась восьмикилометровая экотропа по Береговому хребту – внутренней части древнего жерла. Правда, ходить по ней можно лишь в сопровождении сотрудника заповедника, который проводит экскурсию и одновременно следит, чтобы гости не сходили с тропы и не нарушали режим.

Что же происходит внизу? То же, что и везде вдоль крымских берегов: снуют туда-сюда катера, с шумом буравят волны гидроциклы, и важно проплывают фелюги. В «высокий сезон» (июль-август) перед главной достопримечательностью Карадага – скальным островом-аркой Золотые Ворота – выстраивалась целая очередь из прогулочных судов. Каждый капитан стремился непременно пройти в створе арки, чтобы клиенты могли получить обещанный аттракцион – бросить монетку между опорами.

Мало того, что действие сие не очень-то дружественно экосистеме (представляете, сколько килограммов ржавого металла уже скопилось на дне!), так ведь и бросание монет, и само прохождение судов происходит в заповедной акватории, где то и другое запрещено. Точнее, морской туристический маршрут вдоль заповедника есть, но он проходит в 350 м от береговой линии. Однако Золотые Ворота возвышаются всего в 85 м от нее, то есть проход через них – уже нарушение.

Суда у береговой линии Заповедника Credit: Фото предоставлено гидами или туристами заповедника

Но и в других местах суда норовят идти как можно ближе к берегу, чтобы оправдать деньги клиентов. Маломерные катера и лодки нередко высаживают людей в бухтах, а это уже заповедная территория. Владельцы катеров беззастенчиво рекламируют свои услуги: объявления про «высадку в бухтах Карадага» открыто висят на пляжах поселков Курортное и Коктебель. Происходящее прямо под носом у туристов являет собой резкое противоречие со строгими правилами, которые перед началом экскурсии излагал им гид. И не может не вызывать вопросов типа «так почему же их не наказывают?» А также самого неприятного: «Это что, коррупция?»

Желая прояснить ситуацию и экскурсантам, и самой себе, я обратилась за комментариями в отдел охраны заповедника. Там мне сообщили, что задерживать нарушителей на воде учреждение, к сожалению, не имеет права. Дело в том, что за семь лет, прошедшие с событий 2014 года, морские границы заповедника так и не были поставлены на государственный кадастровый учет.

А нарушители теперь пошли очень грамотные: если нет официальной границы – поди докажи, что я заплывал в заповедник! Пусть даже катер визуально проходит в 50 м от берега. В суде это никого не интересует.

Почему же граница не кадастрируется? – последовал мой логичный вопрос. Оказалось, что на это банально нет денег. Действительно, подобные работы, с учетом площади акватории, могут стоить до 10 млн рублей.

Однако денег нет и на менее затратные вещи. Например, в заповеднике не хватает предупреждающих информщитов вдоль сухопутной границы (которая, к счастью, на кадастровый учет поставлена). По периметру территории есть участки, где на большом протяжении нет ни одного щита – например, со стороны поселка Курортное по направлению к горе Балалы-Кая, на вершине которой сохранились остатки советской геофизической станции. Наверно, неслучайно именно там мы с коллегами обнаружили наглое граффити «Харькiв – 2021». Грустно. А еще грустней то, что вандалов в любом случае к ответу не привлечь. Потому что раз нет информации о границе – значит, нет и нарушения.

Но вернемся к побережью. Как объяснил начальник отдела охраны заповедника Сергей Постный, он вправе пресечь только высадку в бухтах. Их на Карадаге – более десятка, береговая линия сильно изрезана. Короче, спрятаться есть где. Тем более, что патрулирование осуществляет одна единственная моторная лодка. Других у заповедника нет. Причина все та же – не хватает средств.

Но как же так? Государственный заповедник, жемчужина южной природы – и нет средств на охрану? А как же миллиардные транши, которые Россия направила свежеприсоединенному Крыму? Почему они не дошли до Карадага? Я говорила с разными сотрудниками, и вывод был один: причина носит бюрократический характер.

Credit: Фото предоставлено гидами или туристами заповедника

Дело в том, что заповедник передали в ведомство не Министерства природных ресурсов (в котором находится большинство российских заповедников), а Министерства науки и высшего образования. Очевидно, это было сделано по аналогии с украинскими временами, когда Карадаг тоже управлялся научными структурами. Карадагская научная станция и заповедник являются филиалом Института биологии южных морей, и вместе с ним они были переданы Российской академии наук. Институт стал федеральным государственным бюджетным учреждением науки (ФГБУН) в подчинении Минобрнауки.

Но если в Украине научная подведомственность не мешала выделению денег, то в России это обернулось заметным «проседанием» бюджета. Все-таки охрана заповедников – деятельность для Минобрнауки не профильная. Во всяком случае, вскоре после передачи произошло сокращение штата отдела охраны. Что касается межевания акватории, то, скорее всего, его не было и при Украине, но особенности ее правоприменительной практики, видимо, позволяли ловить нарушителей и без кадастра. В нынешних российских реалиях такое уже невозможно.

Получается абсурдная ситуация. Охрана территории и акватории – первоочередная задача заповедника, потому что без нее любая его деятельность (научная, экопросветительская) невозможна. Но как охранять территорию, если нет денег на официальное обозначение границы? А денег нет потому, что семь лет назад учреждение неудачно перерегистрировали в российском юридическом поле.

Так что же, теперь суда всю жизнь будут бороздить заповедные воды? А ведь это не проходит даром: ущерб экосистеме огромен. Тут и шум, и фактор тревожности для морских обитателей, и неминуемые сбросы горюче-смазочных материалов в воду. Катера регулярно катают туристов с громкой музыкой, а иногда – даже взрывая петарды. Я не видела официальных документов, но от сотрудников узнала, что численность краснокнижного хохлатого баклана в последнее время уменьшилась.

Кажется, решение лежит на поверхности. Нужно либо передать заповедник в ведомство Министерства природных ресурсов, где уже отлажены схемы финансирования кадастрового учета территорий, либо оставить у Миноборнауки, но выделить какой-то специальный транш именно на эту опцию.

Ясно, что такой ценный актив вряд ли кто-то станет отдавать, даже если речь идет о перекладывании из одного государственного кармана в другой. Поэтому наиболее реалистично просить дополнительных денег в рамках юрисдикции Минобрнауки. По словам сотрудников заповедника, денег они просят постоянно. Понятно, что учреждение находится в сложной ситуации: его директор не может ссориться с собственным начальством. Значит, обращение должен направить кто-то посторонний, но авторитетный в природоохранных кругах.

По моей просьбе запросы направила редакция журнала «Экология и право» (издается экологическим правовым центром «Беллона»). В нем она осторожно попросила дать оценку сокращения финансирования заповедника, а также всерьез подумать над тем, не пора ли эту проблему решать.

Первое письмо ушло в Министерство природных ресурсов. Однако там намека (мол, не возьмете ли заповедник себе?) не поняли и рассматривать чужую подведомственность отказались. Наконец, пришел ответ и из Министерства науки и высшего образования. Из него следовало, что заповедник прекрасно себя чувствует в надежных руках научного ведомства. Оказывается, совсем недавно, в марте 2021 года постановлением правительства РФ узаконена информация о его границах, «в том числе сведения о характерных точках границ морской акватории».

Замечу сразу: характерные точки – это не кадастр, а визуальные ориентиры. То есть юридической силы они не имеют. В целом, по мнению пресс-службы Министерства науки, «на сегодняшний день заповедник успешно выполняет задачу по охране природной территории».

Что касается хохлатого баклана, то авторы ответа вежливо посоветовали нам не лезть не в свое дело: «Только научные сотрудники компетентны говорить о сокращении или увеличении численности тех или иных видов животных, птиц, растений и о факторах этому способствующих. Научными сотрудниками не отмечено негативных тенденций снижения численности хохлатого баклана. Более того, в последние годы популяция хохлатого баклана значительно расширилась. Численность подвида в мире оценивается приблизительно в 10 тыс. пар, в России (Крым) – около 900 пар. Самое крупное гнездовое поселение находится в Карадагском заповеднике».

О том, что по периметру территории не хватает информщитов, в министерстве, видимо, не знают. «В настоящее время по всему периметру заповедника и в бухтах установлены информационные, запрещающие щиты, таблицы, знаки, в том числе с обозначением всех границ заповедника», – сообщили нам.

На смелое предложение передать заповедник Минприроды, в Минобрнауки объяснили, что и сами прекрасно справляются: «Сейчас есть практика и опыт нахождения заповедников не только в ведении Минприроды России, но и в ведении Минобрнауки России, а также в Управлении делами президента РФ. Такая практика существования в правовом пространстве РФ заповедников в ведении разных ведомств позволяет формировать успешный опыт взаимодействия и исполнения охранных, научных и эколого-просветительских функций. На примере государственного природного заповедника «Карадагский» хорошо показан опыт эффективного сотрудничества двух ведомств – Минприроды и Минобрнауки – для одной главной цели: сохранения, изучения и развития особо охраняемых природных территорий и объектов».

Автор статьи Ирина Андрианова проводит экскурсию для туристов во время своей работы в заповеднике Credit: Фото предоставлено гидами или туристами заповедника

Что касается нашего главного вопроса – о средствах на межевание акватории – в пресс-службе министерства дали понять, что денег заповеднику выделяется достаточно, и он сам может заказать любые работы, если очень захочет: «В соответствии с абзацем первым пункта 1 статьи 78.1 Бюджетного кодекса РФ учреждениям, подведомственным Министерству, предоставляются субсидии из федерального бюджета на выполнение государственного задания. Организация самостоятельно (в установленном законодательством России порядке) управляет своими обособленными подразделениями, в том числе по вопросам финансово-экономической деятельности. Карадагская научная станция им. Т.И. Вяземского – это филиал ФГБУН ФИЦ «Институт биологии южных морей имени А.О. Ковалевского РАН». Таким образом, организация вправе принимать решения о доведении средств до научной станции в зависимости от финансовой обеспеченности в соответствии с их потребностью».

Получается, что это Институт биологии южных морей не доводит средства до заповедника? Конечно, все может быть. Но с учетом того, что в Минобрнауки искренне не знают, что по периметру территории не хватает информщитов, приходится усомниться в его компетентности и по другим вопросам.

По мнению юриста «Беллоны» Виктора Чистякова, ответ министерства – поверхностный и не содержит развернутых ответов на заданные вопросы: «Непонятно, на основании каких локальных актов ФГБУН ФИЦ «Институт биологии южных морей» определяет потребность Карадагской научной станции и заповедника в финансировании и удовлетворяет ее. Хотелось бы узнать, по каким критериям определяется «потребность» и что значит «финансовая обеспеченность», особенно в связи с тем, что автор запроса сам был свидетелем нехватки информщитов. Министерство безосновательно, безо всяких примеров заявляет, что деятельность заповедника эффективна, в то время как конкретные данные, приведенные автором запроса, игнорируются».

В общем, у меня сложилось впечатление, что человек, который в Москве составлял этот ответ, знаком с потребностями заповедника гораздо меньше, чем я, которая проработала там всего 4 месяца. Проработала пусть на самой рядовой должности, однако своими глазами увидела проблемы, о которых сообщила.

Мне кажется, если бы ответственные лица из министерства лично прошли по экотропе Берегового хребта, понаблюдали за толпящимися в бухте прогулочными судами и услышали громкую музыку из динамиков – их впечатление было бы иным. Возможно, тогда бы они написали в ответ чистую правду – что у них просто нет 10 млн рублей на кадастровые работы в акватории Карадага. Вместо того, чтобы отрицать очевидное, нанизывая друг на друга дежурные канцелярские фразы.